зиция «противоречивого тождества» или неразличения противоположностей. То, что на уровне обыденного сознания – А, то на уровне просветленного сознания – может быть А, может быть не-А. Вернее, происходит скачок на другой уровень недихотомического мышления, где все едино – «это есть то» ( тат твам аси), стало быть, не-А есть А. (Любопытно, что переводчик «Алмазной сутры» М. Мюллер переставил 32 ее отрывка по смысловому значению, в логической последовательности. Но тем самым разрушил структуру сутры и в какой-то мере свел на нет ее назначение. Тексты такого рода – не инструмент познания мира, а возможность медитативного проникновения в суть. Именно благодаря разрыву логической, причинно-следственной связи, которую восстановил переводчик, преодолеваются уровень конвенционального знания, достигается самадхи. Но это особая тема.)
Литература
1. Григорьева Т. П. Махаяна и китайские учения // Изучение китайской литературы в СССР. М., 1973.
2. Роси [Лао-цзы]. Тюкоку котэн сэн // Сочинения китайской классики, т. 6. Токио, 1968.
3. Древнекитайская философия, т. 1, 2. М., 1972, 1973.
4. Эки («Книга Перемен»), Тюкоку котэн сэн, т. 1. Токио, 1966.
5. Шуцкий Ю. К. Китайская классическая «Книга Перемен». М., 1960.
6. Glasenapp Н. von. Buddism a non-Theistic Religion. L., 1970.
7. Stcherbatsky Th. The Conception of Buddhist Nirvana. Len., 1927.
8. The Lankavatara Sutra. Tr. by Suzuki. L., 1966.
9. Conze B. Buddhism. It Essence and Development. L., 1962.
10. Anesaki M. The History of Japanese Religion. Tokyo, 1972.
11. Малявин В. В. Жуань Цзи. М., 1978.
12. Померанцева Л. Г. Поздние даосы о природе, обществе и искусстве. М., 1969.
13. Позднеева Л. Д. Атеисты, материалисты и диалектики древнего Китая. М., 1967.
14. Essays in Zen Buddhism. First Series by D. T. Suzuki. N.-Y., 1961.
15. Дайгаку. Тюё (Великое учение. Середина в постоянстве). Тюкоку котэн сэн // Сочинения китайской классики, т. 4. Токио, 1967.
16. Кёрайсё (Записки Кёрая). Токио, 1971.
17. Носэ Асадзи. Дзэами дзюрокубусю хёсяку (Комментарий к 16 сочинениям Дзэами), т. 1. Токио, 1958.
18. Малявин В. В. О понятии «цинтань» (к вопросу о формировании общественной мысли в Китае III–IV вв.) // Пятая научная конференция «Общество и государство в Китае»: Тезисы и доклады, ч. 1. М., 1974.
19. Conze В. Vajracchedica Prajnaparamita Sutra. Roma, 1957.
20. Розенберг О. О. Проблемы буддийской философии. Пг., 1918.
21. Зелинский А. Н. Идея космоса в буддийской мысли // Страны и народы Востока: вып. 15. М., 1973.
22. Terminologia Indica, 1. Tartu, 1967.
23. Радхакришнан С. Индийская философия, т. 1. М., 1956.
24. Stcherbatsky Th. The Central Conception of Buddhism and the meaning of the word «Dharma». Len., 1923.
25. Encyclopaedia of Buddhism. Vol. 2. Colombo, 1966.
Востоко-Запад
Итак, одни следовали Срединному Пути, естественному порядку вещей, не навязывали ему свои правила; другие, напротив, не считались с объективными законами Вселенной, поклонялись своим богам, как они их понимали, или «богоравному» человеку. Нынешняя техногенная цивилизация, заворожив человека, оттеснила его на периферию; стала развиваться сама по себе, не принимая во внимание то, что в действительности ему нужно и что обездушенная материя ему не может дать. Те, кому доступно происходящее, говорят об «ужасе истории», повергающей человечество в пучину; другие возлагают надежду на конец истории, на прорыв в иной мир. «История есть неудача духа, в ней не образуется Царство Божие, – признавал Бердяев. – Но без этого не была бы до конца испытана свобода человека». Бог же действует только в свободе. «Конец истории есть освобождение от власти конечного и раскрытие перспективы качественной бесконечности, то есть вечности». [171]
В стремлении сохранить жизнь наука переходит от частных законов к поиску Целого (что и сближает ее с духовными учениями Востока и Запада). Синергетика открывает сущностное двуединство нелинейного мира, процесс самоорганизации, квантовое действие, фрактальность сущего. Достаточно исчерпать любое малое явление, чтобы понять любое большое, ибо все организовано по единому принципу (голограммы), и это не только не мешает, но дает отдельному возможность самоосуществиться (как и китайский закон ли – одновременно универсальный и уникальный). Единое являет себя в неповторимой форме единичного. Такое направление мысли в корне меняет психологию человека, поворачивает его к себе, к поиску внутренней причины, а не внешних обстоятельств.
Тем не менее, насколько я могу судить, наука до сих пор не может объяснить природу одного лишь атома, хотя и признала в нем «планетарную модель». Другое дело поэты: «Мы не решились бы заставить атом поклоняться Богу, если бы это не было в его природе» (Н. Гумилев). Или ученые-интуитивисты, одаренные способностью к прозрению: «Ни один атом вселенной не избегнет ощущений высшей разумной жизни… Причина создала вселенную, чтобы доставить атомам ничем не омраченное счастье. Она поэтому добра». [172] Это, конечно, Циолковский, и вряд ли кто из русских космистов не согласится с ним. (Такое отношение можно сравнить с буддийской дхармой, устремленной к блаженному покою, и с онтологическим принципом Конфуция – жэнь: со-чувственное отношение всех вещей друг к другу, что заложено в изначальной природе и проявляется человеком; иероглиф жэнь: «человек» и «два» свидетельствует об этом.) Циолковский приходит к этим мыслям не потому, что изучал санскрит и писал о Нирване, а потому, что Природа насыщена духовными энергиями. И это было упущено наукой, разделившей дух и материю, что помешало ей постичь природу того и другого, природу Целого.
Видимо, до сих пор что-то мешает целостному взгляду, существует некое логическое препятствие на пути к новому мышлению, и оно, действительно, не может появиться, пока не изменится структура сознания. Но Время поджимает, бросает вызов: или человек познает себя и через себя все остальное, или исчезнет. Пророчество «времени уже не будет» можно понимать по-разному. Времени больше нет, ибо оно переходит в вечность (как у Достоевского: «Когда весь человек счастья достигнет, то времени больше не будет, потому что не надо»). Или времени больше нет, ибо оно сколлапсировало, самоистребилось от бездумных действий людей.
В предчувствии надвигающейся катастрофы мысль обостряется, приходит осознание того, что не человек продиктовал Вселенной ее законы и что нет другого выхода, как понять эти законы и действовать в согласии с ними или исчезнуть. Отсюда взрыв интереса к Дао (чуть ли не самое ходовое слово) и «Книге Перемен» (одной из самых издаваемых в последние годы). Естественно, и «Дао дэ цзин» Лао-цзы не обходят вниманием. Не оттого ли такой интерес к китайским учениям, что они содержат в себе то, к чему устремлена современная наука? По крайней мере, «кванты» или «фракталы» были уже известны в древности, только назывались иначе. Уже в IV веке до н. э. в «Центрированности» (Чжун) видели Основу Поднебесной («Чжун-юн»). В более развернутом виде это сформулировал чаньский патриарх Сэн Цань: «Одно во всем и все в Одном». И не оттого ли столь велик интерес к японскому искусству, где с древних времен ценили извечную Красоту преходящего, явленного в одном миге: «один цветок лучше, чем сто, передает цветочность цветка».
Напомню самое короткое и вместе с тем исчерпывающее определение Дао в «Сицычжуань»: «Одно инь, одно ян и есть Дао. Следуя этому, идут к Добру (Шань)». Еще раз обратим внимание на то, что инь-ян не существуют друг без друга: они взаимопроницаемы. И этот универсальный закон действует на всех уровнях макро– и микромира, обеспечивая жизнедеятельность целого (в отличие от греческой модели единства и борьбы противоположностей, инь-ян не могут вступать в борьбу, следуя друг за другом, как солнце и луна). Каждая наука, будь то биология, химия, физика, обнаруживает действие закона инь-ян.
Проявляют интерес к восточному знанию – в поисках недостающей половины. Две половины, восточная и западная, не могут совпадать в принципе: две одинаковые половины остаются половиной. Я уже упоминала, что последние открытия в науке (принцип дополнительности, квантовая теория, законы синергетики) во многом совпадают с тем, что изложено в древнекитайских учениях. Можно сказать, восточное и западное знание, имея в виду методику, соотносятся как созерцательное инь, Недеяние и аналитическое ян, Действие. (Естественно, я обращаюсь к тому аспекту проблемы, над которым размышляла не одно десятилетие, рассматривая Восток-Запад как естественный тип связи, который дает о себе знать на любом уровне, – не в физическом или географическом смысле, а в психологическом или метафизическом.)
Если принять во внимание, что функциональная асимметрия есть закон Целого, то Восток и Запад не могут совпадать по определению, то есть на функциональном уровне призваны дополнять друг друга как два модуса единой Вселенной. Изначально две стороны соединены, не могут быть подобны и не могут обходиться одна без другой, ибо взаимонеобходимы, как вдох-выдох, прилив-отлив. В процессе их взаимодействия реализуются потенции обеих сторон и внутреннее свойство каждой вещи. От их правильного взаимодействия зависит благополучие Целого. (Там, где нарушается правильное взаимодействие Востока с Западом, начинается борьба Юга с Севером.)
Таким образом, непреходящий интерес к теме Востока и Запада не случаен. Есть в этом некая мировая загадка, решение которой поможет человеку разобраться не только в ходе мировых событий, но и в себе самом (Восток и Запад есть в каждом человеке), скоординировать свое поведение с мировым Порядком, в существовании которого не сомневались мудрецы Востока и Запада. При первом же знакомстве с японской и китайской культурой меня поразила некая зеркальная наоборотность во всем, начиная с устройства дома и быта, кончая письменностью. Алфавитная система свидетельствует о горизонтальном, линейном мышлении, о наличии точки отсчета для последовательного причинно-следственного ряда. Иероглифическая письменность сопряжена с нелинейным мышлением: восходящая вертикаль соединяет Землю с Небом, каждый знак – с Единым. Все исходит не из первосущности-архе, а из полноты непроявленного мира.