Для Бердяева, верившего в наступление нового зона – Третьего Лика Троицы, Троичность имела особый смысл. Эпоха новой духовности будет эпохой манифестации Духа Святого. Стяжание Его благодати приведет к просветлению сущего, к обожению человека. В Третьей Ипостаси Святой Троицы, в Духе Святом, раскроется наконец божественность мира, мира естественного, но просветленного, преображенного. И все вторичное, зависимое, всякое рабство – исчезнет. Божественное вдохновение как бы уничтожает человеческое «я». Такова же цель буддийского Пути – достижение Просветления в состоянии «не-я». Буддийские мастера Японии творят в состоянии «муга», «мусин» (не-я, не-ум, санскр. anatman, acitta). Д. Судзуки комментирует: «Муга – своего рода состояние экстаза, когда исчезает чувство, что „именно я это делаю“. Ощущение собственного „я“ – помеха в творчестве… Муга, мусин, или недеяние, порождает самое совершенное искусство». А Нисида Китаро скажет: индивид как отражение того, что пребывает в абсолютной, творческой, универсальной сфере, сам в свою очередь творит (отличен от Творца, но составляет с Ним целое). Всякая единичность лишь момент индивидуального проявления абсолютного Небытия (абсолютно творческой жизни). Жизнь Творца, не ограниченная ничем, возможна при погружении в свободу Небытия, где нет ничего предустановленного. (Нисида Китаро не знал ни русского языка, ни русской философии, не был знаком с откровением Бердяева о миротворческой миссии человека, должного стать Богочеловеком. Однако жили они в одно время, улавливали одни и те же импульсы-идеи.)
Логика Небытия, или отрицание инерции мышления, инерции поведения, может изменить человека. Абсолютная непредвзятость, искренность позволит увидеть Истину: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин., 8, 32). Можно сказать, в этом квинтэссенция учения Бердяева. Истина доступна лишь Свободе. Добытийная Свобода дана человеку изначально, остается открыть ее в себе, победив себя, преодолев раздвоение, став Целым человеком. «Часть» исключает возможность Свободы, Целый же человек всеедин, потому как единосущен с Богом. (Говоря словами индийского проповедника VII века Чандракирти, нирвана – оборотная сторона множественности, которая создает беспорядок в построениях нашего ума.) Человеку остается избавиться от того, что мешает ему исполниться, стать истинным человеком, Новым Адамом, который все одухотворит, Целое «находится в духе, не в природе» (Н. Бердяев).
Изменить сознание, следуя логике Небытия или Свободы, утвердить внутренний экзистенциальный универсализм личности, а не внешний объективированный универсализм рабства. И это возможно, ибо Личность Богочеловечна и преобразится «через верховенство личности».
Конфуций же скажет, отвечая на вопрос любимого ученика Янь Юаня «что такое Жэнь?» (с ним он может говорить о сокровенном: Янь Юань не скорбит о том, что беден): «Победить себя, вернуться к
Ли и есть Жэнь (Человечность). Когда однажды, победив себя, вернутся к Ли, Поднебесная вернется к Жэнь. Человечность зависит только от себя, не от других» (Лунь-юй, 12, 1). Это ключ к пониманию Конфуция, его веры в конечное Спасение человека. (Недаром переводят по-разному, каждый по-своему.) Здесь каждое слово наполнено смыслом. Прежде всего, само Ли, о котором уже шла речь. Благодаря следованию Ли осуществляется воля Неба, энергия Земли соединяется с энергией Неба, и все осуществляется. Отвечая ученику, Конфуций обобщает значения Ли: «На то, что не Ли, не смотри. Того, что не Ли, не слушай. Того, что не Ли, не говори. Того, что не Ли, не делай» (там же). И это не так просто, иначе Будда не говорил бы о том же, проповедуя Восьмеричный Путь.
Как сказано в «Лицзи» словами Конфуция: «Благодаря Ли прежние правители преемствовали Небесный Путь, управляли человеческими чувствами. Тот, кто терял Ли, умирал, кто имел Ли, тот жил… Совершенномудрые завещали нам следовать Ли». Можно сказать, Ли есть правильное ко всему отношение, соответствующее природе вещей, пульсирующему ритму Вселенной, – дар Равновесия, Срединности (не навреди, не делай другому того, чего не желаешь себе). Без Ли нет Жэнь, а именно в Жэнь основа конфуцианского учения. Иероглиф «жэнь» – «человек» и «два»: человек призван из двух делать «одно» – Небо-Землю, Человека-Природу, Долг-Чувство, Прошлое-Настоящее, «расширить Путь». (Для Бердяева «человечность… есть главное свойство Бога… не всемогущество… а человечность, свобода, любовь…»)
Естественно, знающий Жэнь пребывает в покое, ему не нужно усердствовать, стараться, все само происходит наилучшим образом. Потому Конфуций и говорит: «Думающий(чжи чжэ ) наслаждается водами. Человечный (жэнь чжэ ) наслаждается горами. Думающий подвижен. Человечный спокоен» (Лунь-юй, 6, 23). Знающий Жэнь внутренне непротиворечив, потому все вокруг пребывает в покое. (И опять вспоминается Бл. Августин: «В Христовой Церкви ты найдешь бездну, найдешь и горы: найдешь малое число хороших людей – ведь гор тоже мало, – бездна же широка: она означает множество худо живущих» (На псалмы, 3, 5, 10).)
Конфуций не случайно в своем ответе ученику трижды употребляет иероглиф «возвращаться». Возвращаться к древности, ибо древние, следуя Ли, жили в согласии, были ближе Небесам, воплощали «Пять Постоянств». Не нужно менять изначальный порядок, а возвращаться к нему, к Основе, следуя Пути, который сам по себе ведет к Добру. [339]
«Победить себя» – значит победить в себе то, что мешает человеку вернуться к себе истинному, стать самим собой. («Познавший себя узнает, откуда он» (Плотин. Эннеады, 6, 9, 7).) И Конфуций акцентирует личное: все зависит от самого человека, потому что человек изначально совершенен, в нем заложено больше, чем в любом из обществ. Потому победить в себе неистинное можно лишь самому. Человек первичен, он так же совершенен, как Небо. [340] И даос Чжуанцзы скажет: «Смотрит на другого тот, кто не видит себя; овладевает другими тот, кто не владеет собой». А наш поэт:
…Останься тверд, спокоен и угрюм.
Ты — царь… Дорогою свободной
Иди, куда влечет тебя свободный ум.
Собственно, в этом сходятся все духовные пути: следовать внутреннему, стать тем, кто ты есть в глубине своей, тогда станешь ближе Богу. В этом едины все религии, видя корень зла в эгоцентризме, ввергающем человека в грех, в причинную зависимость. Преодолевший свое эго начинает жить в ладу с миром, не навязывая ему себя, не внося раздора. Чжуанцзы скажет: «Тело уходит, органы чувств отступают. Покинув тело и знания, уподобляюсь всеохватывающему. Вот что значит сижу и забываюсь». Но и христианин верит в спасение через смирение, умаление человеческого ради Божественного, преодолевая двойственность человеческой природы, распятой между светлой бездной благодати и темной бездной греха.
И не говорил ли Плотин о пути к просветлению как пути внутрь себя, забыв о себе: «…ум должен… как бы отпустить себя, не быть умом» (Эннеады, 3, 8, 9) – то, что буддисты называют «не-умствованием». Наконец, вспомним Экхарта: «Отрешенность же настолько близка к „ничто“, что нет ничего достаточно тайного, чтобы найти в нем место для себя, кроме Бога. Он так прост и так тонок, что находит Себе место только в отрешенном сердце».
Что уж говорить о Бердяеве? Уже в «Философии свободы» он уверяет: всякое знание абсолютного бытия есть акт самоотречения отпавшего индивидуального Разума во имя Разума универсального (который буддисты называют Единой Татхатой, Истинной Реальностью). Бердяев видит в эгоцентризме гибель сущего, победу первородного греха. «Эгоцентрику не хватает человечности. Он любит абстракции… не любит живых, конкретных людей» (О рабстве и свободе человека, с. 38).
Естественно, отрицание вторичного не есть отрицание первичных свойств личности, ее духа, ее Свободы, есть отрицание конечного во имя бесконечного. По Бердяеву, человек сам по себе уже есть разрыв в природном мире, он вкоренен в мире духовном и не сбывается без Бога. Потому, кстати, отрицал всякую массовость, лицемерные или безответственные апелляции к народу. «Рабство у народа есть одна из форм рабства… Он требовал распятия всех своих пророков, учителей, великих людей… Истина всегда бывает в личности, в качестве, в меньшинстве. Но эта истина в своем проявлении должна быть связана с народной жизнью» (О рабстве и свободе человека, с. 141). То есть нужно радеть о народе, но не поощрять его неправедности. И разве это не перекликается с мыслями Конфуция о народе, который можно повести за собой, но нельзя объяснить почему, ибо непросвещенный народ не знает Пути? Но пробужденный, цзюньцзы, совершенствует себя ради усовершенствования других, зная о том, что народ может преобразиться, если преобразится каждый в отдельности, а не скопом, не в массе, которая непроницаема для Света. Но для этого нужно «Любить народ и стремиться к Человечности» (Лунь-юй, 1, 6).
Итак, цель буддийского Пути – избавление от Авидьи, зацикленности на себе ложном, от Авидьи, которая нарушает изначальную Гармонию, привнося в мир волнение, соперничество, тревогу, смерть. Не случайно Авидья соотносится с двухзначной логикой, а там, где «два», там несовпадение интересов, там столкновения, войны, конфликты. Уже Природа вопиет о пощаде, а человеческое невежество продолжает свою демоническую работу, техникой, взрывами бомб разрывая землю на части. Уже отовсюду слышится: «Не стреляйте!» – и даже не потому, что убивающий перестает быть человеком, убивающий другого убивает и себя, убивает Жизнь, а потому, что уже нечем дышать, и сколь ни велико долготерпение Природы, и у него есть предел. Земля сбросит с изнемогающего тела этот обезумевший народ, утративший природные инстинкты.
Победа над возможностью войны зависит от того, изменится ли сознание. Принято думать, что существует право господства одного над другим, что «власть» есть абсолютное начало – архе. Сознание заболело духом воинственности; не потому, что существует противник, а потому, что изнемогает без жертвы. И пока не изменится сознание, не прекратится вражда, человечество не может быть уверено в будущем.