Углубляясь в историю мысли, убеждаешься, что действительно существует нечто Неизменное, пусть Платон называл это «идеями», а Лао-цзы – Великим Дао. Изначально данное, вечное не может не осуществиться. Спасение предназначено человеку. («Все дхармы изначально спасены», – сказано в Лотосовой сутре.) Как бы ни пренебрегал человек истинным знанием, следуя логике противоречия, оно подспудно набирает силу. Возникая и исчезая в одном месте, возникает в другом и исчезает, когда приходит время ему проявиться в иной точке. В XIX – начале XX века местом обетования истинного знания оказалась Россия. Пережив Озарение, Владимир Соловьев изложил учение о Всеединстве – «полной свободе составных частей в совершенном единстве целого».
Естественно, Соловьев отвергает учение Дарвина: «Всей первоначальной нравственности человека он приписывает характер исключительно общественный, сближая ее таким образом с социальными инстинктами животных». Личная, индивидуальная нравственность имеет, по Дарвину, «лишь производное значение, как результат позднейшего развития». [551] Однако до сих пор преобладает мнение, что достаточно изменить социум, чтобы изменился человек, тогда как, напротив, социум изменится, когда изменится человек. Причина и следствие меняются местами, и нравственному Закону не остается места.
Как и китайские мудрецы, Соловьев верил в изначальность Добра, присущего природе человека. У Соловьева это проявляется в чувстве стыдливости, жалости, сострадания к слабым: «…если человек бесстыдный представляет собою возвращение к скотскому состоянию, то человек безжалостный падает ниже животного уровня». Чувство жалости есть «индивидуально-нравственное состояние, не покрываемое всецело социальными отношениями даже у животных, не только у человека». [552] В этом отличие русской мысли от того направления, которое возобладало на Западе. Тезису Декарта «Мыслю, значит, существую» Соловьев противопоставляет: «…я стыжусь, следовательно, существую, не физически только существую, но и нравственно, – я стыжусь своей животности, следовательно, я еще существую как человек». [553]
В этом разница: одни шли от головы, рассудка, другие от сердца, сердечного разума. Как говорил предок Соловьева – по духу и по крови – Григорий Сковорода (1722–1794): «О сердце, бездна всех вод и небес ширшая! Сколь ты глубока! Все объемлешь и вмещаешь, а тебя ничто не вмещает». Благое сердце – от благих мыслей; «благие мысли – семя благих дел». «Познать себя самого, и сыскать себя самого, и найти человека – все сие одно значит». [554] Учитель Вл. Соловьева Юркевич Памфил Данилович (1826–1874) в работе «Сердце и его значение в духовной жизни человека, по учению Слова Божия» (опубликовано в Трудах Киевской духовной академии в 1860 г.) писал: «Философия как целостное миросозерцание… никогда не живет чисто логическим сознанием, но раскрывает свою духовную жизнь во всей полноте и целостности ее моментов». [555]
Это логика недвойственности, понимание соборности как проявления общего в единичном, что при каждом удобном случае подчеркивал Вл. Соловьев: «Когда частный или единичный элемент утверждает себя в своей особности, стремясь исключить или подавить чужое бытие, когда частные или единичные элементы порознь или вместе хотят стать на место целого, исключают и отрицают его самостоятельное единство, а чрез то и общую связь между собою и когда, наоборот, во имя единства теснится и упраздняется свобода частного бытия, – все это: и исключительное самоутверждение (эгоизм), и анархический партикуляризм, и деспотическое объединение – мы должны признать злом… Анархическая множественность так же противна добру, истине и красоте, как и мертвое подавляющее единство». [556] Вместо «логики части» – соединение двух в одном, человеческого и божественного, ума и сердца, без чего человек не может состояться.
«Хомо сапиенс» – человек наполовину; отсюда скептическое к нему отношение у русских мыслителей. Можно вспомнить Герцена: хомо сапиенс «лишь озорная выдумка Линнея». И Вернадский скажет: «Homo sapiens… не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата». Настало время новой методики «проникновения в неизвестное», в виде «символа», создаваемого интуицией. Приходит время металогики, или логики Целого, как понимают ее на буддийском Востоке. Сам ученый уверяет: «Научная творческая мысль выходит за пределы логики (включая в логику и диалектику в разном ее понимании)… Интуиция, вдохновение – основа величайших научных открытий… не вызываются ни научной, ни логической мыслью, не связаны со словом и с понятием в своем генезисе… наиболее глубоко и интересно она охватывается философией индусов». [557] Диалектика, святая святых, предполагает две стороны; но к Целому выводит Троица, «Триалектика», как называют ее ныне историки мысли.
В «Оправдании Добра. Нравственной философии», написанной в 1899 году, на исходе земной жизни, Соловьев подводит итог. Он верит в абсолютное Добро, присущее человеческой природе. В этом смысл двух первых гексаграмм И цзина: абсолютное Творчество-Цянь и абсолютное Исполнение-Кунь. Достигая полноты, они сочетаются в совершенном единстве. Тогда и появляется истинный Человек, Мастер равновеликий в Творчестве и Исполнении. Войдя в Троицу с Небом и Землей, осуществляет замысел Неба – одухотворяет сущее.
Выходя к Триединому, Дао посредством Человека осуществляет Добро. «Дао скрыто и безымянно, но лишь оно ведет к Добру (Шань)» (Дао дэ цзин, 41). Три означает Триединство, преодоление распрей, на которые обрекает двоица. Три равно Единице или Точке – центру каждой вещи. На смену горизонтали, дурной бесконечности, приходит Вертикаль: исходя из точки, пролагает Путь от Земли к Небу.
Об этом неустанно напоминают даосские мудрецы: «Тот, кто перестал различать „то“ и „это“, свое и не-свое, не живет ради себя, входит в ось Дао. Вошедший в ось Дао – Просветлен. Просветленный пребывает в Центре круга бесконечных превращений». И в той же 2-й главе «О равенстве вещей» Чжуан-цзы возвращается к этой мысли: «Пока „я“ и „не-я“ не стали парой, человек являет ось Пути, пребывая в центре бесконечности». То есть изначально человек воплощал Единое, взаимосвязь вещей, пока не раздвоилось его сознание.
Изначальное не может исчезнуть: пережив фазу раздвоения, сознание вернется к Единому. Свойство Дао – устремляться к Истоку, восходя к уравновешенным Инь-Ян. Соловьев говорит о том же, но на своем, поэтическом языке: мировое всеединство есть свет отраженный – пассивная женственная красота лунной ночи; естественный переход от солнечного вида к лунному – красота вечернего неба и заходящего солнца. Находит в красоте звездного неба осуществление идеи положительного всеединства. [558] Кто, как не он, верил в высшее назначение человека «онтологически первичного»?
Но еще до Владимира Соловьева славянофилы, уверовавшие в святость Руси, прозрели самобытность каждой личности. Реальность может быть познана только цельным разумом, нравственной, творческой личностью, говорит Алексей Степанович Хомяков (1804–1860). Он вводит понятие «живознание», живое знание, доступное сердечному разуму и недоступное рассудку, формальной логике, на которую до сих пор уповает наука. Соборность для него есть «свободное и органическое единство». Свобода предполагает самостановление целостной личности. Ему принадлежат вещие слова: «Общество, которое вне себя ищет сил для самосохранения, уже находится в состоянии болезненном. Всякая федерация заключает в себе безмолвный протест против одного общего начала… Человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому… силы духовные принадлежат народу и церкви, а не правительству; правительству же предоставлено только пробуждать или убивать их деятельность каким-то насилием». [559]
Почти теми же словами скажет японский христианин Утимура Кандзо: «Истина исходит от Бога, не от государства. Сохраним Истину, и поверженное государство поднимется. Отречемся от Истины, и процветающее государство погибнет. Радеющий о мире верность Истине ставит выше верности государству». И не раз возвращается к насущной проблеме: «Извечно существовала потребность в Истине. В наши дни ни наука, ни философия не отражают Истину. Истина пребывает на глубине – сама суть вещей, жизнь и свет. Искренний человек может увидеть ее прямо… Трудно представить, как долго может просуществовать общество вне Истины». [560] Приверженность Истине японцев, вера в ее постижение до сих пор отличает их отношение к сущему. В известном диалоге Дайсаку Икэда подтвердит приверженность традиции: «Университет проводит поиски универсальной и вечной Истины, которую невозможно измерить рамками искусственных и временных границ государств». [561]
И насколько мы за прошедшие два века утратили способность целостного видения, которым обладала духовная элита, и славянофилы, и западники. По Хомякову: «Истина, недоступная для отдельного мышления, доступна только совокупности мышлений, связанных любовью». И «западник» П. Я. Чаадаев: «Прекрасная вещь – любовь к отечеству, но есть еще нечто более прекрасное, это любовь к истине. Любовь к отечеству рождает героев, любовь к истине создает мудрецов, благодетелей человечества» («Апология сумасшедшего»).
К Истине ведет Срединный Путь, позволяющий избегать крайностей: замкнутости на себе, индивидуализма, атомизации личности, а также коллективизма, в котором личность растворяется в общей массе.
Насколько это отражает ощущение Вл. Соловьева, свидетельствует уже упомянутая статья «Общий смысл искусства». Не потому, что один мыслитель влиял на другого, а потому, что в идее Всеединства заключен нравственный смысл жизни. «И те же самые существенные признаки, которыми определяется зло в сфере нравственной и ложь в сфере умственной, они же определяют безобразие в сфере эстетической. Все то безобразно, в чем одна часть безмерно разрастается и преобладает над другими, в чем нет единства и цельности и, наконец, в чем нет свободного разнообразия». [562] Та самая агрессивность «части», возомнившей себя целым, ее разрушительное действие на психику человека, что перестали замечать в наше злополучное время. Естественно, не все пребывают в беспамятстве. [563]