В четвертой главе разъясняется значение дерева как главной метафоры организации в Китае, что означает:
1. Примат органического принципа и иерархии.
2. Четкое разделение обязанностей между вышестоящими и нижестоящими членами корпорации.
3. Чем выше положение начальника, тем с большей гибкостью он должен вести себя. Это свойство поведения жизненно необходимо для привлечения союзников.
4. Обязанности каждого человека должны быть определены в соответствии с его способностями.
Пятая глава посвящена принципу «следования обстоятельствам времени»:
1. Всякая практика должна служить совершенствованию себя.
2. Стратегия поведения должна вырабатываться в состоянии полного душевного покоя.
3. Во всяком деле нужно прежде всего заниматься «основой», то есть культивировать покой духа.
4. Безупречная искренность душевной жизни дарует способность предвидеть ход событий.
В шестой главе разъясняется смысл известного принципа «недеяния»:
1. Стратегическое планирование должно целиком исходить из практики, а стратег должен четко понимать, что в его плане можно изменить, а что – нельзя.
2. Руководство должно опираться на дух «недеяния» и быть свободным от всякого произвола.
3. Трудности необходимо преодолевать общими усилиями.
4. Нужно обеспечить всесторонний и потому как бы незаметный контроль.
Седьмая глава посвящена правилам самооценки в китайском стиле менеджмента:
1. Понятие истинности не обязательно должно иметь конкретное применение и может быть чисто нормативным, подобно ритуальному жесту. Сама оценка истинности и ошибочности должна определяться целостным видением ситуации.
2. Нужно стремиться помогать другим, а не топить их.
3. Нужно поощрять всех критически оценивать собственное поведение.
4. Необходимо рассматривать «великое и малое», «значительное и незначительное» в их совместности.
Восьмая глава озаглавлена «Искусство совершенного общения» и включает в себя следующие пункты:
1. Действие сообразно обстановке важнее отвлеченной истинности.
2. Речи должны быть туманными и неопределенными, поскольку это дает преимущество в стратегическом противоборстве.
3. Нужно заставить партнера раскрыть свои намерения, а самому не раскрываться.
4. Ведя переговоры, оставляй за собой поле для самостоятельного маневра.
5. Заключив договор, не торопись исполнять его, а «действуй по обстоятельствам».
Тема девятой главы – «идеальный стиль руководства», который предполагает, что:
1. Личное руководство, создающее хороший климат в коллективе, важнее правил управления.
2. Браться нужно только за то, что можно сделать.
3. Способности служащих должны быть направлены на решение одной общей задачи.
4. Разум должен подкрепляться эмоциями, ибо именно эмоции высвобождают творческий потенциал людей.
5. Главный фактор успеха – развитие инициативы подчиненных.
6. Дурные люди должны быть удалены.
Читатель, который ценит только практическое знание и при этом обладает в достаточной степени здравым смыслом и даром воображения, может не читать дальше. Он уже получил необходимую сумму сведений о поведении китайцев в деловой жизни, и остальное может домыслить сам. Что же касается автора, то ему было бы, наверное, удобнее и приятнее написать очередную книжку о «секретах успеха» на Востоке, представив китайскую мудрость панацеей от всех проблем и трудностей управления. Тем не менее ему показалась более интересной попытка разобраться в мировоззренческих истоках китайского понимания управления и стратегии, определить посылки философии человеческой сообщительности как основы культуры и в своем роде первичной правды человеческого сознания. Именно тема «духовного общения» придает идее менеджмента особенную привлекательность и спасает ее от удушающей диктатуры формалистики. Ибо, как правильно замечают известные современные специалисты по менеджменту, «совершенствование воодушевляет людей, тогда как менеджмент внушает им тоску»[3].
Таким образом, наследие традиционной китайской культуры служит в данной книге материалом для выявления самой природы человеческой сообщительности, что, как надеется автор, позволит прийти к новому пониманию человеческой природы, которое будет не отрицать культурное своеобразие, а, напротив, оправдывать его в категориях универсалистски-гуманитарного знания нового типа.
Рассмотрение человеческой практики с точки зрения сообщительности предполагает особый понятийный аппарат и особую философскую позицию. Собственно вещи и идеи, то есть идеальный и материальный субстраты человеческого бытия, имеют при таком подходе второстепенное значение. Сама практика предстает здесь как континуум духовной «встречи» и, следовательно, как акт типизации, выделки символических типов, воплощающих определенные качества бытия. В свою очередь эти типы имеют своим истоком некие архетипы – первичные, спонтанные и недоступные рефлексии импульсы типизации. В традиции китайского даосизма эта градация бытия и уровней практики соответствует трехступенчатой схеме человеческого совершенствования и триаде понятий, которая включает в себя физические атрибуты жизни (мин), «природу» (син) и, наконец, «основу природы» (бэнь син).
Сообщительность, таким образом, есть нечто извечно отсутствующее и в материальном, и в мыслимом, и даже в воображаемом мире, но остается условием и возможностью всего происходящего в мире. Она же составляет секрет действенности управления в китайской культурной традиции.
Автор попытался рассмотреть китайское понятие «сердечной сообщительности» в его систематическом единстве и указал его наиболее заметные точки соприкосновения с чертами делового поведения китайцев. Что же касается теоретического обоснования подобного подхода к менеджменту и его общечеловеческого значения, то это тема отдельного исследования.
Глава перваяКитайская культура и китайский бизнес
Основные черты китайской культуры
Прежде чем говорить о принципах деловой жизни на Востоке и их возможной роли в современном мире, полезно хотя бы кратко ознакомиться с основными чертами китайской культуры. Тема эта сложная и многоплановая. Мой очерк не претендует ни на доказательность, ни на теоретическую полноту. Я основываюсь на своем знании китайской литературы, многолетнем опыте общения с жителями разных областей Китая и – last not least – на появившиеся в последние десятилетия результаты социологических исследований, которые предоставили наконец некоторые количественные параметры ряда черт китайского миропонимания, характера и поведения. Эти исследования, кстати сказать, разрушают немало устойчивых стереотипов в отношении китайцев и показывают большое разнообразие культурных типов, существующих в рамках китайской цивилизации.
Здесь самое время подчеркнуть, что «китайский мир», при всей его внутренней целостности и последовательности, интуитивно явственно ощущаемых, вовсе не означает единообразия мышления и поведения его обитателей. Как раз наоборот: китайская цивилизация чрезвычайно богата локальными различиями, порой очень резкими. Это, может быть, самая большая загадка жизненного уклада Китая, так отличающая его от, скажем, уклада соседней Японии. Для сравнения обратимся к России: мы можем резонно утверждать, например, что ядром русской культурной традиции является жертвенность, представленная в образе первых русских святых Бориса и Глеба, но из этого отнюдь не следует, что русские живут или даже обязаны жить по закону жертвенности. Такое требование было бы, помимо прочего, попросту безнравственно. Во всяком случае, китайская культура, или, точнее сказать, уникальное китайское мироощущение, не созидается умственно, не является плодом проекции идеальных понятий на действительность, а как бы спонтанно возникает из реального переживания единственного и неповторимого события, соприкосновения духа и окружающего мира, которое не вмещается ни в какие абстрактные формулы. Главный принцип китайской культуры – «соответствие моменту», что предполагает «преемственность в изменениях» (тун бянь). Мы имеем дело с результатами творческой жизни духа, которая воплощается не в отвлеченных правилах (распространенное мнение о косности и рутинерстве китайского мировоззрения глубоко ошибочно), а в точности отношения к наличной ситуации. Дух китайской культуры способен к бесконечному разнообразию своих проявлений в истории.
Помимо большого числа локальных и региональных вариантов китайского культурного типа в последние десятилетия становятся все более заметны различия, вызванные модернизацией китайского общества. На наших глазах в Китае углубляется пропасть между городской и деревенской культурой, возникла и быстро растет прослойка «модернизированных» или даже «глобализированных» китайцев, которые почти полностью оторвались от традиционного быта и все же... остаются китайцами и в собственных глазах, и в глазах окружающих. Более того, социологические обследования на Тайване показывают, что, к примеру, тайваньцы, отличаясь наибольшей открытостью влияниям современного Запада, в то же время более преданы традиционным ценностям и нормам жизни, чем даже жители КНР.
Ядро китайской культуры, ее жизненный нерв часто определяют как приверженность идее совместной и гармоничной жизни людей. Любой китаец на вопрос о том, что для китайцев есть высшая ценность, не задумываясь ответит: согласие, или гармония (хэ) между людьми. Подобные суждения сами по себе звучат как тавтология: в конце концов культура и есть не что иное, как среда и средство человеческой коммуникации. Мы должны уточнить: речь идет об общении, которое основывается на природной данности жизни, но артикулируется и регулируется посредством того, что в Китае называют «ритуалом»