Как уже было отмечено в предыдущем очерке, во все времена в основе успехов китайского государства лежали налоговые поступления из села, от обычных крестьян. Когда земля была поделена более-менее поровну и каждая крестьянская семья могла платить небольшой, но стабильный налог, китайская империя процветала. В такие годы казны хватало не только на то, чтобы содержать огромную армию чиновников, но и на то, чтобы строить каналы, плотины, дороги.
Как только естественный процесс приводил к тому, что слабые хозяйства разорялись, а сильные богатели еще больше, на селе возникала сила, способная поспорить влиянием с местными представителями государства. Как минимум, договориться с ними. Тогда налоговые поступления из регионов оскудевали, а следом за этим начинала расти коррупция, делавшая «великие дома» еще сильнее. Пограничные армии, не получая жалования из столицы, выходили из-под контроля. Ирригационные сооружения разрушались, речные долины страдали от наводнений. А крестьяне, беззащитные перед лицом богатых соседей, продажных чиновников и просто «лихих людей», уходили в леса и горы, пополняя разбойничьи шайки, которые при желании можно называть повстанческими армиями.
Так начинались крестьянские войны, масштабы которых даже смешно сравнивать с локальными конфликтами на западной периферии Евразии типа Столетней войны или крестовых походов. Последняя из таких войн в конечном итоге привела к власти крестьянских повстанцев, известных как Коммунистическая партия Китая. Парадокс, но именно КПК, долгое время крепко державшаяся за свое крестьянское происхождение, начала бороться за то, чтобы Китай из сельской страны поскорее превратился в городскую.
Естественным образом пока лучше всего развиваются мегалополисы типа пекинской агломерации Цзин-Цзинь-Цзи [97]. Государство видит в них центры передовой науки и места сосредоточения капитала. Если ехать на поезде из Шанхая в Нанкин или из Шэньчжэня на север вдоль дельты реки Чжуцзян , не покидает ощущение, что ты все время находишься в одном большом городе. Один городской район сменяется другим, фабричные поселки следуют друг за другом.
Гигантские муравейники, в которые со всего Китая стекаются в поисках работы бывшие крестьяне — нунминьгун , становятся еще и головной болью властей. Социальная инфраструктура не успевает переварить такой приток трудовых мигрантов, поэтому те вынуждены уходить в нелегальную сферу и работать в ужасных условиях без какой-либо социальной защиты. Альтернативы для них попросту не существует. Дома работы нет, выехать в заветные для китайских мигрантов страны типа Канады или Австралии бедному деревенскому жителю по разным причинам практически невозможно. Наконец, выезжать для работы в соседние страны Юго-Восточной Азии или постсоветского пространства чаще всего нет никакого смысла. Зарплаты здесь ниже, чем в Китае, так что даже ту сумму, которую придется заплатить посредникам для оформления на работу, отбить получится не сразу.
Урбанизация в глазах китайских специалистов означает экономическое развитие. Однако сейчас, столкнувшись с целым рядом побочных эффектов «экономического чуда» предыдущих десятилетий, Китай ведет охоту за двумя зайцами: в Пекине хотят не только обеспечить рост экономики, но и по возможности выровнять гигантские диспропорции уровней развития различных регионов. Так что подлинной целью китайского руководства является урбанизация в масштабах всей страны, нацеленная на подъем не только мегаполисов, но и малых городов, — так называемая «урбанизация нового типа» , объявленная в 2014 году.
За три десятилетия экономических реформ доля горожан в структуре населения Китая удвоилась, достигнув 55 %[98], однако не стоит забывать, что примерно за такой же срок количество горожан в пореформенных Южной Корее и Тайване увеличилось еще больше. Такими же темпами, как в Китае, количество горожан увеличивается в Индонезии и Таиланде. В самом же Китае вопрос перехода в городской статус зачастую решается чисто административными методами. Например, целые уезды со всеми входящими в их состав волостями и поселками переименовываются в районы городского подчинения шисяцюй , становясь, тем самым, частью городской территории.
Такие «города» могут занимать территорию целой небольшой провинции (например, «самый большой мегаполис мира» с населением 31 млн человек Чунцин имеет площадь такой немаленькой страны, как Австрия). Население подобных городов по-прежнему делится на «сельское» и «городское», но, как только входящие в их состав села переименовываются в поселки, их жители, с точки зрения официальной статистики, сразу становятся «горожанами». Даже если признать условность подобных цифр, следует согласиться с тем, что в последнее десятилетие власти активизировали свои действия по развитию городов. Увы, ценой разрушения деревни.
Чиновники заявляют об ориентации на планку развитых стран — чтобы не менее 70 % населения проживало в городах[99]. Тысячелетний уклад деревенской жизни рушится. Крестьян переселяют из домов, помнящих историю нескольких поколений предков, в многоквартирные многоэтажки, которые возводятся тут же, на окраинах бывших деревень. «Новые горожане» начинают работать на производстве или в сфере услуг. Даже такого феномена, каким были в советском обществе дачи, в Китае нет — поэтому зачастую вчерашние крестьяне, покидая деревни, теряют тысячелетнюю связь с землей навсегда.
Основные причины этих изменений банальны. Труд большинства китайских крестьян в современных условиях совершенно неэффективен. Считается, что производительность, например, южнокорейских фермерских хозяйств в сорок раз выше, чем в среднем по Китаю. Это во времена «культурной революции» все работали усердно, но одинаково плохо. Сейчас же передовым фермерским хозяйствам совершенно не нужны десятки людей на полях. Быстрее и эффективнее ту же работу выполнит техника, а там, где раньше применяли в лучшем случае навоз, сейчас используются химические удобрения.
Чем крупнее хозяйство, тем более современные технологии оно использует. Благодаря внедрению «полей высоких стандартов» Китаю удалось в целом решить проблему продовольственной безопасности: сейчас он полностью обеспечивает себя зерном для питания (рисом, пшеницей)[100]. Работающие по старинке бедные крестьянские семьи с точки зрения экономической целесообразности только занимают земельный фонд, которым, по мнению регионального руководства, можно распорядиться и получше.
Ведь на сельских землях можно не только растить урожай, но и строить новые микрорайоны, фабрики, дороги, гольф-клубы и парки развлечений. В Китае отсутствует частная собственность на землю — фактически землей везде распоряжаются местные власти, для которых весьма актуальной остается задача наполнения бюджета. Местным властям, которые на селе представлены «комитетом сельских жителей» , гораздо выгоднее отдать поля под жилую или производственную застройку, а полученные доходы (как от сдачи земель в аренду, так и получаемые с производства налоги и сборы) пустить на «общественные нужды». Сплошь и рядом, впрочем, доходы эти оседают в карманах лиц, ответственных за сделки с землей. Сговор между бизнесом и местными властями по поводу использования общественной земли справедливо считается одним из наиболее распространенных видов коррупции в Китае.
При этом управляемое и планомерное «обезземеливание» крестьян вполне соответствует стратегическим установкам государства. В XVII веке «огораживание» в Англии стало одной из причин успехов капитализма. Землевладельцам оказалось выгоднее отдавать поля под пастбища для овец, чем сдавать их крестьянами в аренду, — так что миллионы вчерашних крестьян, спасаясь от голодной смерти, наводнили города, сформировав так называемую «резервную армию труда» — обязательное условие для развития капитализма. Для современного Китая крестьяне, переселившиеся в города, — не только рабочая сила, но и «новые горожане», — отличный от крестьянства класс с совершенно иными стереотипами поведения и стандартами потребления.
Как уже отмечалось выше, Китай находится в процессе смены с модели экономики, ориентированной на экспорт, на модель, ориентированную на внутреннее потребление. Рост внутреннего потребления должен быть обеспечен увеличением доли горожан с их привычками тратиться на новые модели телефонов, посиделки в ресторанах, путешествия и прочие глупости, без которых крепко стоящие на земле крестьяне вполне могли бы и обойтись.
При этом — что важно! — Китай не хочет, чтобы еще больше трудовых мигрантов из деревень уезжало в и без того перенаселенные прибрежные города. Именно поэтому было решено сделать ставку на повсеместное превращение деревень в города. Если не по статусу, то по внешним признакам. Ради этого оказалось не жалко значительных средств, которые сначала трансфертами переводятся из центрального бюджета в региональный, а затем посредством различных грантов, субсидий и льготных кредитов, которые выдают госбанки, попадают непосредственно к населению. Как правило, такие деньги направляются на открытие своего дела: кустарной мастерской или заведения сферы услуг. Именно это и является основополагающей идеей «урбанизации нового типа».
Новое время — новые возможности. Так, на весь Китай прославился поселок Ваньтоу в провинции Шаньдун , жители которого начали заниматься производством поделок из дерева и их продажей на многочисленных китайских онлайн-площадках. Появился даже такой термин, как «Таобао-деревня» . Корпорация «Алибаба» определяет их как деревни, в которых не менее 10 % хозяйств имеет онлайн-магазины, а годовой доход от онлайн-коммерции приносит не менее 10 млн юаней