В 2014 году Си Цзиньпин, выступая перед прессой, неожиданно призвал покончить с проявлениями «странной архитектуры» [126]. Критике председателя подверглось сразу несколько прогрессивных архитектурных проектов, включая здание-штаны, здание-пончик и здание-пенис, в которое вообще-то собиралась заехать редакция центральной партийной газеты «Жэньминь жибао» . А 21 февраля 2016 года Центральный комитет партии совместно с Госсоветом КНР выпустил постановление об «усилении работы в сфере строительства», которое призывало вместо вычурной и эксцентричной архитектуры строить «экономичные, экологичные и приятные взору здания»[127].
Как следствие, упрощались и становились более скромными некоторые уже запущенные проекты. Так, из проекта небоскреба «Пинъань» в Шэньчжэне удалили шпиль, что сократило его высоту с 660 до 599 м и не позволило стать высочайшим в Китае. Аналогичным образом в 2017 году поступили с небоскребом Greenland Center («Люйди чжунсинь» ) в Ухане. Впрочем, сокращение его высоты с 636 до 476 м было объяснено просрочкой платежей со стороны заказчика — компании «Люйди». Стройка была возобновлена только в 2020 и завершилась в 2022 году.
Уже в разгар пандемии коронавируса, которая естественным образом приостановила начатые стройки, возведение новых небоскребов было ограничено законодательно. 27 апреля 2020 года Министерство жилья, городского и сельского строительства КНР провозгласило «новую эпоху китайской архитектуры», обнародовав циркуляр о «дальнейшем расширении работы в сфере облика городов и зданий»[128].
Документ призывал отказаться от «бездумного планирования и строительства высотных зданий». Был зафиксирован запрет на строительство конструкций выше 250 м — с оговоркой, что здания высотой 250–500 м могут быть построены в случае необходимости и при получении разрешений от контролирующих органов в сфере пожарной, сейсмической и энергетической безопасности. Здания выше 500 м запрещено строить в принципе. Местным властям велено обращать особое внимание на строительство любых зданий выше 100 м, строго следя за тем, чтобы они не нарушали естественные ландшафты, принципы традиционной китайской культуры и не мешали виду на исторические здания.
Так Китай выбыл из «гонки небоскребов». Причин, побудивших китайское руководство сделать такой выбор, несколько.
Во-первых, борьба с «высотными излишествами» в архитектуре находится все в той же парадигме «наведения порядка» в эпоху Си Цзиньпина, что и борьба с коррупцией, роскошью и аморальным поведением чиновников. Проекты «небоскребных районов», срисованные с Манхэттена, типа квартала Юйцзяпу в Тяньцзине, стали таким же символом уродливости побочных эффектов китайского экономического чуда, как горы еды в престижных ресторанах, выбрасываемые на помойку, или астрономические суммы за эскорт-услуги в подпольных борделях.
Взамен небоскребов китайские руководители сделали ставку на традиционную азиатскую архитектуру, и в этом решении виден выбор в пользу «китаизации» культуры и образа жизни в целом. В свое время заимствование западных архитектурных достижений было очень популярно в Китае, поскольку являлось «окном в мир» для китайцев, слишком долго живших в добровольной изоляции, и отражало стремление приблизиться к другим стандартам потребления и образа жизни. Однако очень быстро выяснилось, что, во-первых, почти все такие архитектурные реплики выглядят как «китайские подделки» в прямом смысле этого выражения; во-вторых, больше говорят о собственных комплексах китайцев, чем об их успехах. Нынче на волне национализма и разочарования от Запада мода на такие заимствования неактуальна. А значит, неактуально и навязчивое стремление ввысь, совершенно нехарактерное для традиционной китайской урбанистики.
Вторая причина гораздо более прозаична. Это экономика. Бум на небоскребы пришелся на период неумеренного оптимизма девелоперов, дешевых кредитов и раздутых цен на землю. Сейчас же экономический рост замедляется, а девелоперы повсеместно столкнулись с трудностями. Кроме того, нужно учитывать, что на проектирование и строительство небоскребов требуется много времени, поэтому за время реализации проекта финансирование может иссякнуть, а бум на рынке недвижимости — смениться упадком. Что и произошло с колоссом компании «Люйди» в злосчастном Ухане. Для заказчика он в какой-то момент превратился в «чемодан без ручки»: его нельзя не достроить, потому что в проект вбуханы гигантские средства, но и достройка означает грандиозные убытки на содержание, ведь спроса на такую недвижимость нет. Более трети офисных площадей в 11-миллионном Ухане и так пустует, и дело не в коронавирусе, а в перепроизводстве инфраструктуры.
Нужно иметь в виду и глобальный контекст, заключающийся в возрастании скепсиса относительно небоскребов. Урбанисты все больше говорят о том, что сверхвысотные здания фаллической формы свидетельствуют только об амбициях политической и деловой элиты, но мало что дают развитию городов, особенно когда их строят посреди чистого поля, как это делалось в Китае.
Думается, сейчас, когда ситуация успокоится, власти найдут возможность реанимировать долгострои путем прямых финансовых вливаний, как это было ранее с «Шанхайской башней» , которую пришлось достраивать за государственный счет. Но о реализации новых громких проектов придется забыть. В этом плане показателен план застройки новой «витрины» китайских реформ — города Сюнъань , который строится под Пекином. По своему функционалу он схож с шанхайским районом Пудун , застроенным в 1980–2000-е годы. Но если Пудун на весь мир знаменит именно своими небоскребами, то Сюнъань предполагается сделать гораздо менее высотным.
Другим следствием повального увлечения всем иностранным в предыдущее десятилетие стало появление так называемой «копипаст-архитектуры» с отсылкой к комбинации компьютерных функций copy и paste, позволяющей копировать и вставлять в текстовых редакторах целые куски текста без каких-либо изменений (в англоязычной литературе используется термин copycat architecture или даже copycat culture[129]).
В условиях китайского бума на рынке недвижимости он проявился в том, что девелоперы создавали по всему Китаю десятки проектов, копирующих различные мировые архитектурные стили и достопримечательности. Так, в Китае возникли целые районы и даже города, полностью стилизованные под ту или иную зарубежную страну.
В особом почете была Европа. В шанхайском пригороде Сунцзян в 2006 году построили «Город на Темзе» (Thames Town), псевдоанглийский район с домиками в тюдоровском стиле, готической часовней и даже красными телефонными будками — красивыми, но абсолютно бессмысленными. Этот район стал лишь частью грандиозного проекта по развитию Сунцзяна «Один город — девять районов» , в рамках которого появились еще кварталы в итальянском, испанском, голландском, немецком и даже канадском стиле.
Год спустя в пригороде Ханчжоу появился «Маленький Париж», посреди которого возвышалась копия Эйфелевой башни высотой 108 м. В самом Ханчжоу возвели квартал, имитирующий Венецию, посреди которого вырыли пруд, изображающий Большой канал.
Тема Венеции почему-то особенно будоражит китайское сознание. Одной из главных достопримечательностей Макао является казино «Венецианец», внутри которого есть игрушечный канал. В шести крупнейших китайских городах появились грандиозные торговые центры, обыгрывающие стилистику средневековой Венеции, — впрочем, называются они почему-то «Флорентийская деревня» . Флагманский магазин проекта, построенный за 220 млн долларов, находится в Тяньцзине — здесь даже нашлось место репликам Большого канала и площади Святого Марка[130].
Тяньцзинь, который долгое время позиционировался китайским руководством как «новый Шанхай», вообще оказался в авангарде копи-паст архитектуры. В квартале Юйцзяпу тяньцзиньской «зоны развития» Биньхай начали строить копию Манхэттена: на берегу речки Хайхэ , которая должна была изображать Гудзон, планировалось возведение более 60 небоскребов. Однако уже в середине 2010-х годов строительство замедлилось, и не все здания оказались построенными. Впрочем, и те, что были запущены, в основном пустуют, так что «китайский Манхэттен» пополнил список здешних городов-призраков[131].
Аналогичные оценки долгое время давались и другим районам, построенным в период «романтического подражания Западу». Среди них еще городок в альпийском стиле в окрестностях города Хуйчжоу (провинция Гуандун), горный курорт Джексон Хоул в предгорьях возле Пекина, стилизованный под Дикий Запад, и расположенный неподалеку коттеджный поселок Цзюйцзюнь , обыгрывающий тему «американских пятидесятых».
Мода на «копи-паст архитектуру» не обошла и приграничные с Россией районы. В маленьких торговых городках под названиями Суйфэньхэ и Хуньчунь на границе с Россией появились так называемые оушицзе (улицы в европейском стиле), наполненные китайскими подделками античных статуй. В приграничном городке Маньчжурия создан целый парк, в котором были собраны копии знаменитых российских скульптур, включая «Медного всадника» и «Родину-мать», а в пригороде посреди бескрайней хайларской степи появилась копия Собора Василия Блаженного в натуральную величину. Эти «достопримечательности» должны были привлекать в Маньчжурию китайских туристов, желающих быстро и дешево познакомиться с европейской культурой. Но «туристической Меккой» «Маньчжурка», как ее называют жители сопредельного Забайкальского края, пока так и не стала.
За исключением нескольких успешных примеров, к числу которых относятся проекты под Пекином, остальные на рынке также провалились[132]