В 2020 году на фоне строгих карантинных мер, которые предпринимались и в Гонконге, так что широкомасштабные протесты были исключены, городские власти под руководством Кэрри Лам осуществили арест целого ряда авторитетных гонконгских диссидентов. В мае, когда в прессу просочились известия о том, что китайский парламент начал процедуру принятия «Закона о защите национальной безопасности в Гонконге», протесты все-таки возобновились, но были быстро подавлены полицией. 30 июня закон был принят и подписан Си Цзиньпином. А 1 июля 2020 года — в 23-ю годовщину «возвращения Гонконга в лоно родины» — закон вступил в силу.
Это означало, что теперь гонконгской автономии будет ровно столько, сколько позволит Пекин. Фактически так было и раньше, но в бывшей колонии долгое время сохранялась иллюзия, что желание распространить принцип «Одна страна, две системы» и на Тайвань будет способствовать расширению автономии. В 2020 году все точки над i в этом вопросе были расставлены.
Согласно букве закона, «любая деятельность, направленная на поддержку суверенитета Гонконга, свержение конституционного строя, сговор с иностранными государствами или силами, находящимися за границей, с целью нанесения ущерба национальной безопасности», карается лишением свободы вплоть до пожизненного заключения. Преступлением названо, например, осознанное разжигание вражды по отношению к китайским властям[241]. Фактически теперь любой участник протестов или даже переписки на политические темы в социальных сетях оказывался под угрозой ареста. Возможность оппозиции в этих условиях продавить хоть какое-нибудь решение, противоречащее интересам Пекина, оказалась близка к нулю.
Уже в декабре 2020 года в соответствии с положениями нового закона были осуждены лидеры гонконгских протестов 2014 и 2019–2020 годов, включая 24-летнего студента Джошуа Вонга , его ровесницу Агнес Чоу и их 26-летнего товарища Ивана Лама [242]. Остальные же были запуганы. Как следствие, протестная активность прекратилась.
В мае 2022 года выборный комитет избрал главой администрации Гонконга вместо Кэрри Лам бывшего полицейского Джона Ли . Примечательно, что Ли стал единственной кандидатурой на этих «выборах» и получил 99,14 % голосов выборщиков. Никаких протестов ни по поводу того, что всеобщее голосование так и не было введено, ни по поводу победы пропекинского кандидата уже не было.
Гонконг, точно так же, как и Синьцзян несколькими годами ранее, был «умиротворен», но цена, которую за это пришлось заплатить, оказалась велика. Концепция «Одна страна, две системы», хотя и сохраняется в пекинской риторике, на самом деле уже не может никого обмануть. В Китае Си Цзиньпина возможен только принцип «Одна страна, одна система, один лидер», и на Тайване это отлично понимают.
Начиная с 1980-х годов, материковый Китай (или просто «материк» , как его часто называют в контексте «тайваньского вопроса») достаточно успешно сотрудничал с Тайванем. Помимо активной торговли существует целый ряд инвестпроектов, остров занимал важное место в плане поставок на материк высокотехнологичной продукции (прежде всего полупроводников), развиты туристические маршруты, на «материке» популярны блюда и напитки с тайваньским колоритом, востребованы тайваньские деятели культуры и искусства[243]. Сближению соотечественников по обе стороны Тайваньского пролива способствовало культурное и языковое единство (после 1949 года руководство партии Гоминьдан продвигало использование пекинского стандарта китайского языка вместо распространенного на острове изначально южнофуцзяньского наречия хокло ).
Словом, в отношениях острова и материка не было той непримиримости, которая отличает, например, отношения Северной и Южной Кореи. Но правда и то, что для молодых поколений тайваньцев связь с материковым Китаем приобретала все более иллюзорный характер, а привлекательность локальной идентичности (впрочем, густо замешанная на разжигании негативных эмоций по отношению к КНР) постепенно возрастала. На этих чувствах основана популярность Демократической прогрессивной партии. В качестве своего естественного союзника партия воспринимает США, которые, в свою очередь, заинтересованы в существовании де-факто независимого Тайваня как форпоста, препятствующего распространению влияния КНР.
В начале 1950-х годов именно политическая и военная поддержка Вашингтона спасли Тайвань от неминуемой десантной операции со стороны материка. По сути, именно США являлись и являются гарантией существования на Тайване независимого государства.
Однако в 1970-х годах на фоне ухудшения отношений СССР и КНР Вашингтон не смог устоять перед соблазном начать дружить с Пекином против Москвы, тем более что это сулило немалые экономические выгоды. В 1979 году США разорвали дипломатические отношения с Тайванем и заключили их с КНР. Тайвань при этом официально был признан провинцией КНР, а отношения двух берегов Тайваньского пролива — «внутренним делом китайцев».
Все это, впрочем, не означало прекращения союзнических отношений с островом. В том же году Вашингтоном был принят Закон об отношениях с Тайванем (Taiwan Relations Act). Он предполагал создание на острове квази-дипломатического представительства, а также позволял США противостоять действиям, направленным против «безопасности, социальной или экономической системы» Тайваня, в том числе с помощью поставок «средств оборонительного характера»[244], хоть и не допускал размещения на острове американских военных баз.
Учитывая, что речь шла о территории, которую сам Вашингтон признал провинцией другого суверенного государства, звучало это весьма двусмысленно. Неслучайно эта иезуитская позиция получила в международных отношениях название «стратегической неопределенности» (strategic ambiguity). Пекин же всячески подчеркивает, что тайваньский вопрос — это исключительно внутренняя задача, исключающая вмешательство внешних сил. Позиция Вашингтона на этом фоне ему поперек горла. С одной стороны, американцы подчеркивают, что продолжают придерживаться принципа «одного Китая» () и официальные дипломатические отношения имеют только с КНР. С другой стороны, они фактически утверждают, что у Пекина нет права силой восстановить контроль над своей территорией.
Американские президенты, не признавая Тайвань официально, всячески педалируют тему «особых отношений» с островом. Дональд Трамп в декабре 2016 года, едва придя к власти, вызвал скандал, ответив на телефонный звонок главы администрации Тайваня Цай Инвэнь . Джо Байден, совершая турне по Восточной Азии в мае 2022 года, вдруг заявил, что американцы, если потребуется, будут защищать Тайвань с помощью военных средств[245].
В 2022 году произошел еще один примечательный эпизод, едва не поставивший мир на грань масштабной войны. 2 августа остров посетила спикер палаты представителей Конгресса США (фактически третье лицо в государстве) Нэнси Пелоси. И хотя формально визит был обставлен как остановка по пути следования самолета из Куала-Лумпура в Сеул, а из американской делегации были исключены лица, которым по решению китайских властей был запрещен въезд в КНР, сам факт визита нельзя расценивать иначе как провокацию с целью показать свою безнаказанность, неспособность Пекина отвечать действиями за свои слова, и тем самым «приободрить» Тайвань.
Вполне возможно, что визит Пелоси, несмотря на отсутствие незамедлительной реакции КНР, оказался «спусковым крючком» для процессов, которые проявят себя позднее. Во всяком случае, как считает российский военный эксперт Василий Кашин, начиная с августа 2022 года резко активизировались меры по повышению боеготовности подразделений НОАК, отвечающих за тайваньское направление[246]. Нормой стало пересечение «материковыми» ВВС срединной линии в Тайваньском проливе. Силовой сценарий решения «тайваньского вопроса» перестал казаться чем-то маргинальным.
Последний на момент написания книги сюжет, связанный с Тайванем, был обусловлен проведением на острове в январе 2024 года выборов главы администрации и состава парламента. За власть продолжили бороться две силы: партия Гоминьдан, которая некогда воевала с коммунистами, но сейчас занимает по отношению к контактам с материком конструктивную позицию, и ДПП, которая резко отрицает возможность какого-либо объединения с КНР. С 2016 года у власти находилась именно она: причем как на уровне главы государства, так и в парламенте.
Предвыборные опросы общественного мнения показали, что кандидат от ДПП Лай Циндэ опережал кандидата от Гоминьдана — Хоу Юи , но разрыв был совсем небольшой. Учитывая, что предвыборный период — жаркое время на острове, когда многократно повышается вероятность (и опасность!) различных провокаций, неверно истолкованных жестов и чрезмерных реакций, от выборов можно было ожидать самых неприятных новостей.
Однако в целом все прошло спокойно. Да и результаты выборов оказались вполне предсказуемыми. Лай Циндэ действительно победил, причем отрыв (40 % против 33 % у Хоу Юи) оказался таков, что никто не стал оспаривать победу. А вот на парламентских выборах партии набрали примерно поровну (52 мандата у Гоминьдана, 51 мандат у ДПП). И это тоже было предсказуемо, потому что за год до этого Гоминьдан победил на местных выборах.
В результате впервые с 2004 года ни у одной из партий нет парламентского большинства. С одной стороны, это плохо с точки зрения управляемости политическим процессом, — сейчас всей полноты власти у ДПП фактически нет. С другой стороны, такое положение станет предохранителем от слишком резких шагов со стороны нового тайваньского лидера.
Потому что главная опасность заключается в том, что, утвердившись у власти, сторонники «подлинной независимости» вдруг пойдут на обострение, откажутся от нынешнего самоназвания «Китайская Республика» и назовут себя «Республикой Тайвань» со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде немедленного вторжения с материка.