Роль военных в эпоху Сун была ниже, чем в предыдущий период, однако численность армии росла. В столице и ее округе располагалось «войско Запретного города», состоящее из отборных гвардейских частей, в каждом округе стояли местные гарнизоны, а специальные «сельские войска» выполняли полицейские функции. При необходимости могла производиться и мобилизация крестьян. В армии процветало казнокрадство, многие воины фактически являлись слугами своих командиров. Гигантская армия, превышавшая миллион человек, могла подавлять бунты и выполнять экстренные хозяйственные задачи, но не отличалась эффективностью в операциях против кочевников. Китайская конница была слаба (страна утратила главные коневодческие провинции), пехота же противостояла кочевникам, защищая себя переносными заграждениями-рогатками, а позже — укреплениями из повозок. Технический гений китайских изобретателей постепенно вооружал солдат бамбуковыми трубками, стреляющими пороховыми зарядами, чугунными бомбами и огнеметами. Все это помогало ослабить мощь конной атаки и выдерживать осады, но инициатива по-прежнему принадлежала степнякам, и империя Сун вынуждена была откупаться то от государства Ляо, то тангутского государства Си-Ся, установившего контроль над Великим шелковым путем. Война с киданями закончилась договором 1005 г. о выплате империи Ляо 200 тысяч кусков шелка и 100 тысяч лян серебра ежегодно. Попытка войны с тангутами, в которую оказались втянуты и кидани, в 1042–1044 гг. закончилась тем, что Китай удвоил выплаты «варварам».
Хотя территория империи Сун была меньшей, чем в период Тан, ей удавалось достаточно долгое время содержать разбухший государственный аппарат и еще более разросшуюся армию. Объяснялось это беспрецедентным взлетом китайской экономики. Отказавшись от надельной системы, правительство заботилось лишь о налогообложении обрабатываемых земель. Прекращение политики «установления земельных порядков» дало свои результаты. Большую часть земельного фонда Китая составляли частные земли, на которых происходил постоянный процесс концентрации владений. Земли покупались, дарились, закладывались за долги. Наиболее надежными были владельческие права на освоенные целинные и залежные земли. К концу первой трети XI в. в распоряжении таких «поглотителей» оказалось до половины всей обрабатываемой земли, на которой трудились арендаторы (кэ ху, дянь ху), чей статус был различным.
Разумеется, собирание земель осуществлялось не только экономическими методами, но также путем силовых захватов и всевозможных махинаций. Ясно также, что арендные отношения не относились к чисто экономическим, раз неимущий крестьянин становился в положение «младшего» по отношению к хозяину.
Среди крупных землевладельцев встречались представители «сильных домов», гражданские и военные чиновники, купцы и ростовщики, богатые горожане и зажиточные крестьяне. Все они стремились добиться исключения своих земель из списка податных, используя то власть и силу, то связи и подкуп. В результате налоговая база сокращалась, а попытки приостановить концентрацию земельной собственности имели лишь временный успех. Крестьяне, лишавшиеся надела и не сумевшие стать арендаторами, пытались найти работу в городах и промысловых селах, но также пополняли шайки бродяг и разбойников. Государство, желая хотя бы отчасти решить проблему безземельных крестьян, мобилизовало их в войска, что и вело к росту армии. Так, при императоре Жень-цзуне (1023–1063 гг.) ее численность достигла 1260 тыс. солдат.
Усиливающееся неравенство повышало социальную напряженность. В 1043 г. в провинции Шаньдун вспыхнуло восстание под руководством солдата Ван Луня, к которому помимо крестьян и дезертиров примкнули горожане и даже провинциальные чиновники. Подавленное в этой провинции восстание в 1046 г. перекинулось в соседнюю провинцию Хэбэй, где во главе повстанцев встал еще один солдат — Ван Цзе. Он провозгласил создание государства «Умиротворенное Ян», чьи принципы основывались на мессианских идеях «наступления всеобщего счастья и благоденствия», пропагандируемых тайным обществом буддийской секты «Милэ-цзяо». Правительству пришлось заключать невыгодный мир с государством тангутов, чтобы найти силы для борьбы с мятежниками. Но разложение армии, неэффективность чиновничества, трудности со сбором налогов — все это убеждало в необходимости преобразований.
Величайшая цивилизация средневекового мира(«Новый курс» и его противники)
Политическую историю Китая XI в. нельзя рассматривать в отрыве от культурного контекста эпохи Сун. Молодая династия нуждалась в идеологическом обосновании законности своей власти. Она не могла гордиться военными победами, да и для опоры на грубую силу ее армия была непригодна, власти нужно было еще чем-то подкреплять свою легитимность. Император Чжэнь-цзун (997–1022) поощрял синкретические культы на основе даосизма и даже сам объявил о некоем явившемся ему с небес Откровении. Это могло бы придать императору ореол святости в глазах простонародья, но отнюдь не в глазах конфуцианских чиновников. Более успешно поиски оправдания и объяснения существующего порядка велись в период длительного правления его сына Жень-цзуна (1022–1063). Именно тогда начался процесс оформления неоконфуцианской доктрины, завершившийся в трудах Чжу Си, жившего уже в конце XII столетия. Он стал последним из «шести сунских мудрецов», чтимых конфуцианской традицией. Пятеро прочих творили во времена Жень-цзуна. По сути, они создавали новое учение, впитавшее в себя традиции буддизма и даосизма и сочетавшее в себе этическую, метафизическую и религиозную системы.
Естественно, что в любой средневековой цивилизации поиски нового велись лишь с оглядкой на далекое прошлое, свое или чужое. В предыдущие эпохи в Китай новые идеи проникали извне (например, буддизм или манихейство). Теперь, когда империя оказалась отрезана от торговой артерии — Великого шелкового пути, источником вдохновения могло стать лишь новое прочтение национальной традиции. В свое давнее прошлое напряженно всматривались китайские интеллектуалы, которые могли пользоваться благами ксилографического книгопечатания, вооружавшего мыслителей все новыми сводами древних текстов. В них философы отыскивали «истинное» знание, якобы непонятое и искаженное поколениями комментаторов и переписчиков. Например, философ Чжоу Дуньи отыскал в гадательной «Книге перемен» («Чжоу и», «И цзин») намек на понятие «Великий предел». Как и прочие, он считал, что столь древнюю книгу мог написать только Совершенный мудрец — Конфуций. Хотя в сочинениях самого Конфуция ни такого термина, ни понятия не встречалось, Чжоу Дуньи помещает «Великий предел» в центр всей конфуцианской мысли своей эпохи. Современные ему философы могли с ним спорить, но действовали схожим образом.
Интеллектуалы разрабатывали планы улучшения жизни в Поднебесной давно, но именно потрясения 40-х гг. XI в. заставили императора приблизить мудрецов к власти, остановив свой выбор на Фань Чжунъяне по прозвищу «Литературная Истина». Он и его сподвижники предлагали решить проблему с помощью выдвижения честных и добродетельных чиновников. Помочь была призвана система поручительства, при которой человек, рекомендующий кого-либо, нес личную ответственность за ошибки своего протеже. На экзаменах предлагалось выявлять не только знание литературных канонов, но также истории и права, а главное — удостовериться в наличии добродетелей и практических способностей. Традиционно считая земледелие основным и единственно достойным источником поступления доходов в казну, Фань Чжунъянь разработал программу ирригационных работ, которые должны были осуществляться с привлечением армии. Предполагалось отобрать земли, захваченные «поглотителями», чтобы восстановить старинную практику раздачи «должностных полей». Из давнего прошлого брался и рецепт сокращения военных расходов: восстановить наделы солдат-земледельцев, которые вооружались бы за счет общины.
Попытка преобразований натолкнулась на сопротивление придворных, что привело к отставке Фань Чжунъяня. Но вскоре император Шэнь-цзун (1067–1085) приблизил к себе провинциального чиновника Вань Аньши, который в течение семи лет (1069–1076) осуществлял масштабные преобразования, получившие названия «нового курса» (синь фа). Ссылаясь на старые тексты, он предлагал нововведения, выглядевшие как восстановление древних порядков, в частности, легистской практики. В этой связи весьма характерен уже первый подготовленный им закон («Уравнение потерь»). Обычно все зерно, поступающее в виде налогов, свозилось в столицу. Транспортировка обходилась дорого, зерно продавалось в столичном округе по низким ценам из-за своего изобилия, а в случае недорода его трудно было доставить в голодающую провинцию. Ван Аньши сослался на прецедент времен династии Хань, когда зерно поступало в провинциальные казенные амбары, чтобы по мере необходимости продаваться на месте. Восстанавливая традицию, правительство добивалось выравнивания цен на хлеб, избегало перенасыщения столичного рынка и обогащало казну прибылью, которая раньше доставалась купцам.
Выступая в роли торговца, казна брала на себя и функции кредитора: мелким землевладельцам под умеренный процент выдавались государственные ссуды как семенами, так и деньгами (закон «Молодые всходы»). Помогая крестьянам, Вань Аньши защищал их земли от захвата «поглотителями» и лишал ростовщиков доходов. Ссуды выдавались также ремесленникам и мелким торговцам, что способствовало расцвету городов. Закон «Освобождение от повинностей» заменял принудительное участие в общественных работах денежными выплатами. Этот закон был ненавистен богачам, которые прежде легко увиливали от государственных повинностей, а теперь вынуждены были платить за это деньги. Устанавливались пять ступеней благосостояния с прогрессивной школой обложения. На собранные деньги нанимались работники. Массы крестьян и солдат привлекались к беспрецедентным по масштабу работам по устройству каналов, плотин и дамб (так, на Юге только за шесть лет «нового курса» было построено 11 тыс. ирригационных сооружений).