В сфере международных отношений Мины, как и предшествующие династии, придерживались концепции универсальной власти китайского императора, который считался правителем всего мира. Все остальные страны трактовались китайской властью в качестве подданных и вассалов Сына Неба. В минском Китае, как и в другие эпохи, отсутствовало специальное ведомство, занимавшееся взаимоотношениями с иностранными государствами. Все внешние связи проходили через министерство ритуалов, поскольку дары, подносимые иноземными послами (и даже товары, привезенные ими на продажу), воспринимались как ритуальная дань и изъявление покорности. Демонстрируя центральную и решающую роль Срединной империи в мироустройстве, проявляя щедрость и великодушие, защищая справедливость, император готов был оказать помощь соседним странам.
Когда в 1407 г. из Тибета прибыл пятый «кармапа» (глава линии Карма Кагью, крупнейшего направления школы Кагью, одной из четырех школ тибетского буддизма) Дешин Шегпа, император, узнав, что не все соотечественники признают учение этого святого человека, решил ввести в Тибет войска, чтобы установить там порядок. Гость вежливо отказался, удостоив императора титула дхарма-раджа (Царь учения). По преданию, Чжу Ди настолько проникся учением линии Карма Кагью, что стал одним из пяти важнейших учеников Дешин Шегпы.
Через семь лет после прихода к власти во Вьетнаме новой династии, в 1407 г., Чжу Ди объявил ее узурпаторской и направил на юг 200-тысячную армию. Свергнув «узурпатора», китайцы начали уничтожать национальную вьетнамскую культуру, силой навязывая свой язык и традиции народу, который за полтысячи лет до того находился под их господством. Вьетнамцы начали освободительную войну, длившуюся десять лет, вплоть до 1427 г., когда они вновь обрели независимость. Лучше обстояли дела в других землях Юга: китайцы успешно «осваивали» провинции Юньнань и Гуйчжоу, оставляя местные народы под управлением их национальных вождей (ту сы).
Самым впечатляющим начинанием эры Юнлэ стала организация семи морских экспедиций в «Западный океан». В 1405 г. из устья Янцзы вышел «Золотой флот» под командованием евнухов — мусульман Чжэн Хэ и его помощника Ван Цзинхуна, состоявший из 317 кораблей, везущих 26 800 солдат, офицеров, медиков, астрологов и дипломатов.
«Корабли-сокровищницы» — баочуани — представляли собой огромные многомачтовые и многопалубные суда; по сообщению более поздних источников, их размер составлял около 126 м в длину и 51 м в ширину (таким образом, они являлись самыми большими деревянными кораблями в мире). Обычно в состав экспедиций Чжэн Хэ входило примерно 50–60 баочуаней. Их отличало наличие водонепроницаемых переборок в трюмах на случай течи. На кораблях было до девяти мачт, располагавшихся на палубе не по прямой линии. Паруса, состоящие из бамбуковых пластин, были достаточно просты в управлении. Громадный кормовой руль приводился в движение за счет сложной системы рычагов и блоков.
Кроме того, в огромной флотилии имелись корабли для лошадей и продовольствия, разные типы военных судов (для перевозки солдат, боевые и патрульные) и корабли с водой, каждый из которых мог везти запас воды на месяц. Флот вез с собой и снаряжение, необходимое для возможного ремонта в пути. На кораблях, предназначенных для перевозки людей, могло уместиться от 500 до 1000 человек. При этом их осадка была не очень глубокой, что позволяло свободно заходить в устья рек, но мешало плаванью по бурному морю. Корабли в основном были рассчитаны на традиционные для региона «сезонные» плавания (парусные суда отправлялись в путь, используя устойчивые муссоны и пассаты). Время от времени «Золотой флот» делился на несколько частей, которые, посетив по отдельности относительно близкие друг от друга районы, затем вновь соединялись.
Всего было проведено семь экспедиций, на некоторое время превративших Индийский океан в «Китайское озеро». Многомачтовые и многопалубные корабли-баочуани шли уже привычной дорогой, опираясь на достижения китайского кораблестроения и навигации двух предшествующих династий.
Масштаб экспедиций был беспрецедентным. Некоторые утверждают, что китайцы думали об альтернативе Великому шелковому пути, пришедшему в упадок. Путешественники старательно собирали сведения о торговых маршрутах, ценах и рынках, сами продавая и покупая некоторые товары.
Но никакая коммерция не могла окупить расходы «Золотого флота». Слоновая кость, рабы, благовония, пряности, экзотические животные, в том числе жирафы, отождествляемые со зверем цилинь (единорогом), который, согласно китайской мифологии, мог появиться только в эпоху идеального правления, — все это впечатляло современников, но не могло рассматриваться в качестве достойной цели. Экономическое объяснение путешествий «Золотого флота» не более правдоподобно, чем версия китайской династической истории о том, что корабли снаряжались императором на поиски его пропавшего племянника.
«Золотой флот» плыл для того, чтобы, демонстрируя мощь Поднебесной, помочь «варварам» изъявить императору подобающую покорность. Так подтверждалась мировая гармония, а заодно и укреплялась легитимность новой династии, а император выполнял свой долг, не только подражая, но и превосходя Хубилай-хана. Поставленные цели достигались не столько силой, сколько постепенным распространением законов и ценностей Срединной империи. Встречая многочисленных китайских колонистов (хуацяо), вежливо именуемых в официальных документах «потерпевшими кораблекрушение» (иначе их пришлось бы признать преступниками, самовольно покинувшими страну), Чжэн Хэ принимался упорядочивать их жизнь, не только способствуя появлению новых поселений, но и карая нарушителей закона. Он сверг одного из малаккских султанов, незаконно захватившего власть. В Палембанге на Суматре он перебил 5 тысяч пиратов и доставил их вождя, уроженца Гуанчжоу, в Нанкин, где тот был обезглавлен.
В 1411 г. Чжэн Хэ разгромил на Цейлоне царя Алакешвару, который держался вызывающе и отказался подарить императору драгоценную реликвию — зуб Будды, обрести которую намеревался еще Хубилай, а также волос Будды и чашу для подаяний — важнейшие атрибуты сингальских правителей. Строптивый царь был привезен в Китай, где советники предлагали императору казнить смутьяна, но правитель смилостивился над невежественными людьми, не знавшими, что такое Небесный мандат, и отпустил их, приказав Палате Ритуалов выбрать в царской семье достойного человека, чтобы управлять этой страной; и таковой нашелся. Чжэн Хэ возвел на трон нового правителя Паракрамабаху VI (1412–1467), согласившегося платить дань империи Мин. Несмотря на подобные инциденты, экспедиции доставляли посольства десятков правителей, и всем им, равно как и тем, кто прибывал в Китай сухим путем, император обещал покровительство. Посольства возвращались, увозя с собой богатые дары, священные реликвии, произведения искусства и книги, призванные распространять знание китайских законов по всей Ойкумене.
Активная внешняя политика императора в эпоху Юнлэ встречала оппозицию среди традиционалистского чиновничества, не видевшего смысла дорогостоящих экспедиций и щедрых даров иностранным посольствам. Действительно, послы варваров покорнейше просили принять подарки для гарема, конюшни или зверинца императора и возвращались с ответными дарами многократно большей ценности. Многие конфуцианцы возмущались такой расточительностью, требуя принимать посольства реже и меньше тратиться на варваров. Чиновник Ся Юаньцзи, ведавший казной, даже отказал в 1421 г. в финансировании очередной экспедиции Чжэн Хэ, за что был брошен в тюрьму.[24]
Император, однако, не снижал расходов на дипломатию, нити которой были сосредоточены в ведомстве ритуалов, в чью компетенцию, помимо общей заботы о поддержании миропорядка, входил и прием посольств. С 1407 г. при нем работала школа переводчиков, в его архивах хранилась информация о дальних странах, тщательно записывались прецеденты, связанные с протокольным церемониалом, уточнялись титулы правителей, присылавших посольства с изъявлением покорности, указывались привезенные дары и ответные щедроты. Поддержание «внешнеполитической доктрины» империи требовало затрат, но можно ли назвать их напрасными? Накопленное знание об исторических прецедентах может быть востребовано Поднебесной на любом этапе истории.
Император Чжу Ди умер летом 1424 г. во время очередного похода в Степь. Один из современных историков назвал его «конным императором», постоянно перемещавшимся по просторам Поднебесной, более походившим на Хубилай-хана, чем на образцового конфуцианского правителя.[25] Его сын в день вступления на престол издал указ о полном запрете заморских экспедиций и о прекращении торговли с «варварами юга и севера». Ся Юаньцзи был выпущен из тюрьмы, ко двору вернулись те, кто протестовал против расточительства эры Юнлэ, указывая, что стабильность государства основана на сельском хозяйстве и поступающие с него доходы надо тратить разумно, как учил основатель династии. Император задумал вернуть столицу в Нанкин, но умер, не процарствовав и года. Его сын Чжу Чжаньцзи (1425–1436, храмовое имя — Сюань-цзун) пытался занять компромиссную позицию. После разгрома китайской оккупационной армии во Вьетнаме и капитуляции гарнизона в Тханглаунге (Ханое) он вынужден был вывести с юга остатки некогда победоносного войска, сократил расходы, но все-таки отправил Чжэн Хэ в седьмое по счету плаванье (1432–1433). Корабли вернулись с новыми посольствами и с драгоценными животными «цилинь». Но со смертью императора в 1435 г. экспедиции прекратились навсегда.
Для современных китайцев эпопея «Золотого флота» является предметом гордости, иллюстрируя традиции «глобализации по-китайски». Но при императоре Чжу Цичжэне (1436–1449) Китай сделал иной выбор, отказавшись от роли морской державы, не просто забыв, но сознательно вычеркнув память об экспедициях: все отчеты и чертежи Чжэн Хэ исчезли из императорского архива уж