же долго, как и Акбар, он отказался от веротерпимости, ужесточил джизью (которую начали восстанавливать уже в первой половине XVII в.), разрушал индуистские святыни, преследовал и мусульман, которых считал еретиками, например, сторонников суфизма. В результате против него восставали сикхи, раджпуты и маратхи. После смерти Аурангзеба, взявшего себе титул Аламгир — «покоритель вселенной», его империя стремительно покатилась к упадку.
Государство Великих Моголов, Иран и Османскую империю называют «пороховыми империями» — их могущество покоилось на обладании осадной артиллерией и профессиональной армией пехотинцев, оснащенных огнестрельным оружием. Необходимым условием, конечно, являлось наличие централизованного аппарата управления. Такие империи могли подавить местный сепаратизм, мятежи аристократов и теснить кочевников. Термин этот принят не всеми, и, кроме того, ведутся споры, насколько этому определению соответствуют Китай и держава русских царей, ведь изначально термин появился лишь для обозначения исламских империй — османов, сефевидов, моголов.
Важно, что кочевые империи, некогда представлявшие постоянную угрозу для предшественников империй «пороховых», ушли в прошлое. Кочевые и полукочевые племена еще будут играть немалую роль, особенно в период смут. Полукочевые племена маньчжуров во время крестьянской войны завоевали Поднебесную. Конница Девлет-Гирея выжгла Москву в 1571 г., опозорив царя, погрязшего в опричном терроре и безнадежной Ливонской войне. Ослабление Сефевидов отдало Иран в руки выходцев из племенной знати. Но, сколько бы ни проживало в Персии кочевников, речь уже не шла о кочевых империях, а наступление на Великую степь было неотвратимым. Русские засечные черты продвигались все дальше на Юг и Юго-Восток. Империя Цин, напротив, сделала Великую Китайскую стену ненужной, навсегда покончив с кочевыми империями, сняв опасность, веками тяготевшую над Поднебесной. «Ивовый палисад» возводился Цинами уже с административными целями, дабы запретить китайцам проникать в закрытую для них Маньчжурию.
Интересный пример представляла собой Япония, которую историки традиционно любят сопоставлять с Западной Европой. В Японии «эпохи воюющих провинций» соперничество между дайме и их борьба с сегунами сопровождались бурным развитием на местах. Рост городов и обретение ими определенной независимости, подъем товарности хозяйства, включение Японии в морскую торговлю повлекли за собой много инноваций в жизни островов. Японское общество оказалось способным усваивать новые изобретения.
В 1543 г. ураган прибил корабль португальских купцов к берегам острова Танэгасима. Местный дайме заинтересовался европейскими аркебузами и велел своему оружейнику изготовить такие же. Вскоре японские ружья — тэппо — стали производиться в массовом порядке, их конструкция была усовершенствована (на случай дождя на казенную часть надевался лакированный чехол, чтобы не отсырел фитиль). Полководец Ода Набунага обучил солдат, набранных из крестьян, чередовать шеренги и вести непрерывный залповый огонь. В сражении при Нагасино (1575 г.) был расстрелян цвет самурайской конницы. Войска центрального правительства при помощи огнестрельного оружия громили коалиции дайме, брали штурмом ранее неприступные крепости и монастыри. Вторжение в Корею оказалось менее удачным — на помощь Корее пришла империя Мин, а множество японских кораблей было уничтожено обшитыми железом кобуксонами — «броненосцами» адмирала Ли Сунсина.
Новым сегунам из рода Токугава, раз и навсегда отказавшимся от экспансии на континенте, удалось завершить подчинение всей страны. Последним эпизодом было подавление восстания христиан в 1638 г., когда голландский флот оказал помощь в осаде твердыни повстанцев. Объединенная Япония свыше двух веков прожила без войн, закрывшись от иностранцев. Лишь голландцам разрешалось держать факторию на крохотном острове Дадзима: он был искусственным, насыпным, дабы нога чужеземцев не оскверняла землю Японии.
При Токугава исчезли полунезависимые города и самоуправляющиеся гильдии, крестьяне были фактически прикреплены к земле. Социальная структура стала более простой и унифицированной. Установив мир, Токугава строго запретили сначала простолюдинам, а затем и вообще всем жителям Японии хранить тэппо. Самурайская идеология была несовместима с использованием огнестрельного оружия. То, что крестьянин с его помощью мог убить благородного воина, угрожало незыблемости социальной иерархии. Во второй половине XVII в. изготовление ружей было полностью запрещено, и постепенно японцы разучились производить огнестрельное оружие, оставив порох лишь для фейерверков. История японских тэппо является классическим примером обратимости технического прогресса. Использование военно-технических инноваций обеспечило в эпоху Эдо политическое объединение и стабилизацию, что дало затем возможность властям блокировать опасные новшества, коль скоро внешней угрозы не существовало.
Большинство европейских монархов, как и Токугава, считали себя рыцарями, чья «идеология меча» отвергала аркебузы. Но ни у одного из правителей Запада не было возможности запретить новое оружие или выйти из «гонки вооружений», слишком жестким было военно-политическое соперничество в Европе. Хотя ценности общества и предписывали борьбу за незыблемость социального порядка, на Западе силы, стоявшие на страже традиции, оказались не на высоте именно из-за отсутствия политического единства региона.
И даже в условиях вполне реальной турецкой угрозы, когда полчища Сулеймана Великолепного дважды подходили к Вене, консолидации Европы не происходило. Скорее, турки стали фактором, препятствовавшим созданию общеевропейской империи и воссозданию единства церкви. Император Карл V, он же король Испании (и всех ее новых владений), не мог одолеть своего главного соперника — короля Франции, заключившего союз с турками. В начавшейся Реформации Лютера поддержали многие немецкие князья, но император, желая восстановить единство католической веры, не мог обрушить на князей-лютеран мощь своих репрессий, прежде всего потому, что турки угрожали его родовым владениям — Австрии, и для борьбы с ними нужно было согласие князей.
То здание, которое историки назовут затем абсолютизмом, вынужденно, по необходимости строилось на основе права, а не только с опорой на военную силу, хотя бы потому, что на силу в Европе всегда находились другие силы.
Успехи Реформации стали стимулом к проведению реформ (Контрреформации) в лоне католической церкви. В некоторых странах Европы вспыхнули религиозные войны. Еде-то безоговорочно победили протестанты, где-то католики. Но в некоторых странах, где так и не удалось установить единоверия, раньше других пришлось отказаться от идеи веры как главной «скрепы» государства. Как результат — возникновение новых политических теорий, по-новому объясняющих принципы политического и социального устройства. Англия, Франция, республика Соединенных Провинций, некоторые области германского мира — здесь будет биться пульс научной и политической мысли в следующие два столетия.
Главным козырем Европы была обращенность к морю. Кочевникам не надо было учиться воевать на коне, жителей побережья Атлантики не надо было обучать кораблестроению и навигации. Плавание в Атлантике намного сложнее, чем в Индийском океане, поэтому обогнувшие Африку португальские каравеллы, да еще оснащенные пушками, сразу показали свое превосходство. Европейцы не переставали совершенствовать маневренность флота и умение вести артиллерийский огонь, что достигалось слаженностью действий матросов и канониров. В XVII в. блестящие эскадры Пиренейских стран будут превзойдены флотами Голландии, Англии, а затем и Франции. Флот стал важнейшим компонентом «Военной революции», развернувшийся на Западе.
Война на суше требовала более решительной перестройки. Слишком живучи были рыцарские представления о войне как о поприще бескорыстной отваги и подвигов благородных всадников. Но уже сражения XVI в. приучили к тому, что человек, в том числе и благородный, лучше воюет за деньги, причем сражаясь в пешем строю. Последнее прекрасно демонстрировала непобедимая испанская пехота. Но решающим стал рубеж XVI и XVII вв., когда после нововведений Морица Оранского европейская армия становилась управляемой в бою. Дисциплина, постоянные тренировки и муштра вели к тому, что пехота, а впоследствии и конница могли выполнять сложные маневры по приказу командующего. Воинские подразделения представляли собой отлаженный механизм, способный вести организованный и непрерывный огонь из мушкетов. Для слаженных действий на поле боя нужны были постоянные военные упражнения, и потому солдаты уже не распускались на период мирного времени. Место выбывшего воина тут же занимал другой, знавший весь алгоритм действий. Параллельно шел важный процесс унификации вооружений, что было выгодно и производителям оружия, гарантировало им постоянные заказы больших партий. Единообразие вооружения, формы и поведения солдат способствовало достижению нового качества ведения войны. В России голландские военные наставления в 1647 г. легли в основу устава Алексея Михайловича «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей». Рано столкнувшись с европейскими армиями, русские цари оказались внимательными учениками, вводя «полки иноземного строя». Этим они отличались от османских султанов, одержавших слишком много побед над неверными, чтобы учиться у них военному искусству. Да и янычарский корпус блокировал любые изменения, инициируемые в военном деле слабеющей властью султанов.
Необходимым элементом «военной революции» была фортификация. Города научились бороться с артиллерийским огнем, их гордые стены были заменены приземистыми земляными насыпями, бастионами, эскарпами и равелинами. Такое крепостное строительство было эффективно, но многократно увеличило военные расходы, не говоря уже о том, что содержание регулярной армии и боевых кораблей также требовало огромных денег.
Оказалось, что война между европейскими державами требует теперь принципиально иного финансирования. Основные средства поступали от сбора налогов, и государства постепенно изымали в свою пользу все большую часть доходов подданных, к чему последние не привыкли и грозили бунтами. Однако наличие регулярной армии позволяло справляться с этими угрозами, особенно — в XVII столетии. Главным было выстроить эффективную фискальную систему, но так, чтобы не подорвать возможности экономического развития страны.