Все это длилось вплоть до октября 1946 года, когда Мао Цзэдуном было провозглашено создание Китайской Народной Республики. Любопытно, что уже в следующем месяце власти приняли резолюцию о необходимости закрытия всех публичных домов. Напрашивается вывод, что проблема была довольно острой, раз правительство только что образовавшейся страны уделило ей практически первоочередное внимание. К услугам проституток китайцы прибегали на протяжении всей своей истории, поэтому когда перед новой властью КНР встал вопрос о борьбе с продажной любовью, многие сомневались в успехе. Но за дело китайцы взялись со свойственными им энтузиазмом и энергичностью. В столице организовали большую облаву, которая накрыла две с половиной сотни борделей. Арестовали и отдали под суд полтысячи их владельцев, а вслед за ними отправили в тюрьму множество проституток. Следом случились такие же массовые аресты с закрытием домов терпимости и в других крупных городах. Одновременно с этим начали открываться исправительные учреждения для перевоспитания бывших жриц любви – там они могли обучиться разным более полезным молодой стране профессиям.
Кампания по борьбе не была разовой и показательной, а велась упорно и непреклонно, не ослабевая и время от времени накаляясь. В середине пятидесятых годов в Шанхае арестовали и отправили в трудовые лагеря свыше пяти с половиной тысяч проституток и сутенеров. Часть осужденных сутенеров решили показательно расстрелять. Это произвело устрашающий эффект по всей стране и многие местные власти даже принялись докладывать наверх об успешном и стопроцентном искоренении проституции как позорного явления прошлого. Но, конечно, это они поторопились. Явление загнали в подполье, но искоренить его оказалось не под силу. А в восьмидесятых-девяностых годах, все еще оставаясь формально незаконной, проституция снова расцвела и вылезла на свет в виде многочисленных якобы парикмахерских и массажных салонов, отличить которые от обычных можно было сразу по характерному розовому свету внутри. Власти и сейчас периодически совершают рейды по таким заведениям, закрывая их на какой-либо срок или вовсе ликвидируя, но они возрождаются в других местах. Ведь мужского населения значительно больше, чем женского. Сейчас количество «лишних мужчин» достигло двадцати миллионов, а в ближайшие годы грозит вырасти еще на пятнадцать. Причем этот перекос случился буквально за последние несколько десятков лет. В первую очередь из-за политики «одна семья – один ребенок» и из-за развития технологии ультразвукового обследования. Имея возможность узнать пол будущего ребенка, китайцы очень часто делают выбор в пользу мальчиков, избавляясь от девочек. Для их менталитета это совершенно логичный и практичный поступок. Сыновья – это продолжатели рода. Дочери продолжают род мужей, по определению. Так как Китай исторически являлся аграрной страной, сыновья в нем всегда ценились намного больше. Они могли выполнять тяжелую работу, а когда женились, не уходили из семьи и заботились о своих престарелых родителях. Дочери покидали семьи, и в их обязанности входило ухаживание за родителями мужа. «Пусть твоя жена рожает только сыновей!» – существует вот такое традиционное китайское пожелание мужчине. Самими китайцами доступность технологий определения пола рассматривается как гуманный шаг. Ведь в былые времена, когда о поле ребенка можно было лишь гадать, и узнать его было возможно только после родов, новорожденных девочек зачастую просто выкидывали в реку. Аборт все же в этом плане представляется более щадящим действием, как бы жестоко это не звучало для представителей других культур. Дело дошло до строгого запрещения врачам сообщать будущим родителям, кто у них появится. Но выход был найден быстро. Можно отправить кровь будущей мамы на якобы общий анализ для определения состояния здоровья в какую-нибудь гонконгскую клинику. А там вам определят, кого вы ждете. К сожалению, до сих пор традиционные чаяния именно сына столь сильны во многих семьях, что беременную женщину муж и его родня могут принудить сделать аборт, если анализы определили девочку.
Для тех же девочек, которым повезло родиться, этот гендерный перекос во многом даже на руку. Из мужиков можно веревки вить – тот, кому удалось заполучить жену, будет готов вытерпеть все. Ведь за его спиной – пара десятков миллионов жаждущих занять его место. А у него самого второго шанса может и не быть. Нужно не только снова суметь найти свободную девушку, но и совладать с ценой на женитьбу, которую выставят родители невесты и она сама. Это не выкуп семье, не «калым», как у нас в Средней Азии, а некий прожиточный минимум в представлении семьи невесты. Полвека назад прослыть богачом можно было, имея лишь велосипед, а совсем недавно для будущего семейного счастья хватало обладания телевизором и стиральной машиной. Но, как говорится, «теперича не то, что давеча». Если у городского жениха нет приличной квартиры, дорогой машины и высокого годового дохода – он практически обречен оставаться холостым до конца жизни.
Кроме несчастных мужиков, которым не к кому больше обратиться для решения своих постельных дел, к услугам проституток прибегают и обеспеченные семьянины с хорошим доходом, и работяги-мигранты, живущие вдали от своих жен, и даже иностранцы, воспринимающие поход в китайские увеселительные заведения подобного рода как некое приключение и экзотику. Последних хотелось бы предостеречь – покупка услуг проститутки также является незаконным действием. Помимо возможного наказания, которое может последовать со стороны официальных властей, иностранец сильно рискует стать лакомой добычей всевозможных криминальных лиц, которых в сфере торговли сексом навалом. Никакой романтики и экзотики в подобных походах нет, а возможность нарваться на всевозможные «подставы» и полицейские рейды весьма вероятна. Стоит ли рисковать, каждый решает, конечно, сам.
Ну и вопрос о моральности самого действа тоже остается открытым.
Ниже приведу рассказ одного туриста, знающего китайский язык и часто посещающего Китай. На мой взгляд, в нем весьма точно и правдиво изложены детали и ощущения человека, решившего скрасить свой одинокий досуг промозглой зимней ночью в Шанхае.
«Таксист потыкал пальцев в боковое стекло.
– Дао лэ!
Приехали.
Полутемные, экономно освещенные здания. Чуть поодаль, за чернотой парка, рубиновым тюльпаном переливалась в ночном небе крыша небоскреба.
Я протер глаза и расплатился, силясь понять, зачем приехал в самый центр, на Народную площадь.
Вылез из машины.
После душно-жаркого салона «фольксвагена» на площади было ощутимо холодно. Огляделся. Мрачно, стыло и безлюдно – лишь недлинная вереница свободных такси тянулась от подземного перехода до еще не закрытого, но уже пустого «Старбакса». Водилы прятались от ветра и холода внутри своих «сантан», дремали – сквозь стекла виднелись их скрюченные фигурки.
Ничего не меняется у них, – подумал, сворачивая на знакомую улицу.
Центр, улица Нанкин, пятница, вечер – и почти тьма, пустота. Хотя гулять в такую погоду мало дураков.
К редкой ночной добыче тут же потянулись из закутков бесформенные шаркающие фигуры. Обмотанные тряпьем старухи профессионально окружили, дернули за рукав. Самая бойкая уцепилась за край куртки, принялась совать мне в лицо тонкие блестящие свертки – букетики чахлых, побитых холодом цветов.
– Хэло-хэло-хэло!
Поразительно быстрая жестикуляция… Машут букетами в доказательство их красоты. Тычут себе в рот и живот – намекают на голод. Потирают сложенными в щепотки пальцами, требуя раскошелиться. Разводят руки в стороны и вверх, как в детской игре «Каравай», – восхищаются моими габаритами.
– Кыш! – сделал страшное лицо и попробовал вырваться из окружения.
Старух моя мимика не впечатлила. Сжали кольцо плотнее и загалдели настойчивей. Из-под толстых платков выглядывали темные морщинистые лица – будто кто-то вырезал из коры жалостливые маски.
Аккуратно, но непреклонно, я разметал вражьи ряды.
Старухи, не признав поражения, резво преследовали меня по улице. Самая хваткая и бойкая так и не выпустила мой рукав. Убегать смысла не было – впереди заметил еще пару, с букетами наизготовку.
– Ладно, давай свои цветы, – вытащил из кармана потрепанную купюру. – Пять юаней, о’кей?
Старуха гневно затараторила, требуя двадцатку. Пожал плечами и сделал вид, что убираю деньги.
– Окэ-окэ-окэ-окэ! – закаркала, выхватила синюю бумажку, всучила самый мятый кулек с двумя мелкими розами. Тут же извлекла откуда-то пластиковый стакан для пива и затрясла им, требуя подаяния. Бабки лихо совмещали бизнес с попрошайничеством. Купленный букет, которым я планировал отмахиваться от остальных, ничего не значил. Насыпал ей в стакан горсть мелких монет, в награду за настойчивость.
Лишь за пустынным перекрестком цветочницы отвязались – там заканчивалась их зона влияния.
Сунул букет в карман куртки и зашагал прочь, в сторону набережной.
Набережная оказалась закрытой. Прямо за полуразобранной дорогой тянулась сплошная бетонная стена. Сквозь шум ветра из-за стены доносился гул большой стройки – отбойные молотки, рык мощных двигателей и какой-то грохот, будто трясли в железной бочке булыжники. Желто-белые лучи прожекторов тонули в дыму и пыли. Их свет не позволил мне разглядеть небоскребы на той стороне реки – виднелись лишь красные огоньки спящей телебашни.
Ветер здесь дул сильнее.
Я поежился, накинул капюшон и направился вдоль стены в сторону моста возле российского консульства.
Необычный для Шанхая квартал больше походил на «чайна-таун» где-нибудь в Штатах. Притихла в сыром мраке узкая улочка с кучей ресторанов, во всех уже погасили свет в поздний час. Возле закрытых дверей разевали пасти бетонные львы. Серебристые драконы обвивали огромные вазы у входов в сувенирные магазины. Вертикальные вывески свешивались повсюду, скрывая темную полосу неба. Работала лишь мусульманская забегаловка – в пустом зале за дальним столиком несколько совершенно разбойного вида человек смотрели телевизор. По соседству с лапшевней светилась витрина табачного магазинчика. Продавец дремал, положив голову на кассовый аппарат.