“Что заставляет его быть настолько решительным, что это не должно быть правдой?”
“Черт возьми! Почему ты это сказал?”
“Я не знаю. Я просто подумала, что у него действительно была какая-то причина. Но я не думаю, что она низкая. Это то, из-за чего он чувствует себя довольно трагично ”.
“Какие странные вещи ты говоришь! Откуда ты знаешь?”
“Потому что иногда у тебя есть очень веские причины не делать то, что ты очень хочешь сделать, и когда они у тебя есть, ты переживаешь из-за них трагедию, и когда это случается, ты выглядишь и ведешь себя так, как он сегодня”.
“Чушь собачья! Прости, дорогая, но это чепуха. Я никогда не чувствую себя трагично. Заткнись. Ты несешь чушь”.
“У меня затекла рука”.
“О, моя дорогая, мне так жаль! Так лучше? Дорогая? Джулия? В чем дело?”
Она застыла рядом с ним, и он уловил ее тревогу и скопировал ее так, что не было слышно вообще ничего, кроме стука их сердец.
“Свет”. Она произносила слова одними губами и дышала так тихо, что они доносились до него, как призраки.
“На лестнице?”
“Нет. В другую сторону. Посмотри”.
“Что?” Это был момент суеверной тревоги, потому что с той стороны не было сквозного хода, только узкий проход и подвал, где находился колодец.
Джулия держала Тимоти, удерживая его, ее взгляд был прикован к черным теням вокруг внутренней двери. Пока они ждали, их тела напряглись, шеи вытянулись, яркий тонкий луч света, широкий под дверью и узкий, когда он скользнул мимо плохо пригнанного косяка, пронзил пол, заколебался и исчез.
“Это бобби, который нашел разбитое окно и светит в него фонариком”, - тихо сказал он. “Я пойду и перекинусь с ним парой слов, или он может подойти к стойке регистрации и позвонить. Ты подожди здесь ”.
“Нет: для этого свет был слишком близко. Факел был сразу за дверью”.
“Невозможно. Оставайся там”.
Он тихо пересек комнату, приоткрыл внутреннюю дверь на несколько дюймов и остановился, заглядывая внутрь. Теперь, когда луч света стал шире, он казался менее сильным, но все еще колебался, покачиваясь взад и вперед. По-прежнему не было слышно ни звука.
Тимоти оставался неподвижным, и через некоторое время странное качество в его неподвижности вызвало внезапную панику у Джулии.
Она поднялась на ноги очень тихо, но стул скрипнул, и шепот, который был таким напряженным, что она едва узнала его, донесся до нее из темноты. “Не двигайся”.
Тимоти опоздал. Она подошла к нему, и они вместе стояли, глядя в конец короткого коридора, ведущего к открытой двери подвала.
Что-то черное и извилистое двигалось над лучом фонарика, направленным вниз на камень с железным кольцом внутри, отмечавшим колодец. Сама фигура была прикована к одному месту, но луч света деловито обегал щель, прощупывая, метаясь, останавливаясь, снова двигаясь, в то время как отбрасываемая рассеянным восходящим сиянием извивающаяся тень поднималась по белой стене и потолку.
Как неожиданное столкновение, это было шокирующе, потому что разум зарегистрировал это как невозможное, нечто, появившееся в пустой комнате без входа. Тихий комок Джулии глубоко в горле вырвал Тимоти из его застывшего изумления. Выключатели света в коридоре и в подвале с колодцем были на стене сразу за дверью, и он провел по ним рукой.
Подвал был освещен единственной качающейся лампочкой, которая давала резкий желтый свет, и теперь вся сцена предстала в поле зрения.
Раздался резкий шорох резины по шероховатому камню и тихий высокий скулящий звук, очень тонкий и короткий, когда фигура юркнула обратно под высокое окно, через которое она, должно быть, вошла. Он стоял лицом к ним, все еще раскачиваясь на своих странно приросших ногах. Даже при ярком свете он был ужасен, и это несмотря на его собственный ужас, который доносился до них, как неприятный запах. Он был высоким и феноменально стройным, но сейчас согнулся, как эмбрион, сидя в воздухе, колени и одно предплечье слегка приподняты, и весь он раскачивался, как будто был натянут на проволоку. Он был одет в черное с головы до ног, в куртку и джинсы, такие обтягивающие, что не допускали ни единой морщинки, не говоря уже о складке, а также — предмет, который придавал ему намеренный элемент кошмара, — его голова и лицо были обтянуты тесным черным нейлоновым чулком, который придавал его чертам сходство с человеческим, но не скрывал их полностью. Другим фактором, который приводил в ужас, было то, что даже на расстоянии он казался глубоко и равномерно грязным, вся его поверхность была покрыта тем тусклым переливом, который, по-видимому, достигается только старой черной тканью, валяющейся в городских канавах.
Тимоти первым пришел в себя и отреагировал единственным способом, оставшимся у молодежи этого столетия, которая была сыта по горло ужасами. Он продолжил смеяться над этим. Он указал на колодезную головку выразительным жестом, скорее, как будто не ожидал, что новоприбывшая поймет слова.
“Ты спускаешься или поднимаешься?”
Фигура хихикнула. Это был негромкий звук сопения, очень мягкий и заискивающий. Кроме того, он расслабился и выпрямился, так что ужасная согнутость, вызванная его внезапной тревогой, почти исчезла. Однако он оставался на проводах, все еще прикованный к единственному месту под окном, все еще раскачиваясь.
“Ты знаешь, что там внизу? У тебя это когда-нибудь было открыто?”
Это был мягкий, шепелявящий голос, действительно очень тихий и ни в коем случае не дурно воспитанный, но приглушенный нейлоновой маской. Ни Джулия, ни Тимоти не произносили ни слова, и их молчание, казалось, беспокоило его. Его черная чулочная маска была расстегнута вверху, и теперь он стянул ее левой рукой. Правая была либо бесполезна, либо спрятана за спиной.
Появившееся лицо не внушало оптимизма. Лицо было грубым и серым, толстый и плоский нос выступал высоко из лобной кости, в то время как глаза представляли собой узкие темные щелочки в тугой повязке из ткани. Он не был монголом, но в нем был какой-то недостаток, и современная стрижка, включавшая эксцентрично длинные локоны эльфийского цвета и намасленные черные кудри, не делала его более привлекательным.
В порядке эксперимента, все еще держа правую руку за спиной, он продвигался вперед, пока снова не добрался до камня-колодца, и вскоре коснулся его длинным ботинком; казалось, это его очаровало.
“Там, внизу, могут быть тысячи фунтов. Сокровища и тому подобное”. Мягкий голосок звучал по-прежнему небрежно. Он хвастался, но неуверенно, что делало утверждение наполовину вопросом.
“Что заставляет тебя так думать?” Тим говорил осторожно, чувствуя присутствие Джулии у себя за спиной. Он чувствовал, как она дрожит, и догадался, что большую часть ее ужаса вызвала узость решетки на окне над незваным гостем. Тот факт, что посетитель, должно быть, протиснулся между ними, был навязчивым и нервировал, поскольку это подчеркивало его рептильные качества, которые в любом случае были намеренно подчеркнуты до невыносимой степени.
“Он старый, вы видите?” Шепелявящий, высасывающий зубы акцент был очень слабым, но высокомерие присутствовало. “Дом назван в его честь. Я хочу сказать, это адрес, не так ли? Дом у колодца. Это значит, что он старый, а старые колодцы в Городе использовались не только для воды, и не только для того, как вы могли бы подумать.. Знаете, случались эпидемии, и люди умирали быстро, не было времени как следует с ними разобраться. Гниет все, кроме металла. Я вижу, вы сами не читаете.”
Элементарный академический снобизм был последним, чего ожидали его слушатели, и это едва не привело к истерии.
“А ты?” Спросил Тим. Он не улыбнулся, но новичок обиделся. Его чувствительность была психопатически острой и доходила почти до телепатии.
“Вы не возражаете?” спросил он, пятясь назад, но не двигая ногами. “На самом деле возражаю, и у меня был доступ к нескольким очень замечательным книгам. Вы были бы удивлены, узнав, что можно найти в библиотеке. Если бы у вас было все время в мире ”. Не было никакой ошибки в его значении или в его гордости за это, и снова они замолчали и погрузились в свои мысли. Он внимательно оглядел их.
“Вы двое, я полагаю, работаете здесь, прислуживаете им наверху. Я должен был подумать, что в таком доме, как этот, вас заставят носить униформу, но это старомодно, не так ли?" ‘Помощница по хозяйству’, вот кто ты теперь. Так они тебя называют. Что ж, заткнись, и с тобой, я думаю, ничего плохого не случится. Я хочу видеть Бэзила, и я хочу видеть его наедине ”.
“Кто?”
“Бэзил. Ты знаешь, кого я имею в виду. Я знаю, что он здесь. Я видела, как он вошел. Он пьян, но это не имеет значения. Он поймет, что я должна ему сказать, если его парализует. Девушка может незаметно провести меня в его комнату, и я не прикоснусь ни к одному из вас двоих. Бэзил Киннит - вот кто мне нужен ”.
“Но такого человека не существует!” Эти слова вырвались у Джулии во второй раз за день, и суеверный элемент, окружавший их, внезапно вспыхнул в ее сознании, и она зажала рот рукой, потому что боялась закричать.
Ее тревога, казалось, физически дошла до новоприбывшего, как будто он услышал или почувствовал это, потому что он отступил на ярд или около того и снова стоял, покачиваясь, не совсем покачиваясь, но ужасно близко к этому. Он также был зол.
“Ты лжешь, ты влюблена в него, ты его прячешь”.
Он плевался и шептал, и короткие слоги были похожи на песок в облаке звуков.
“Ерунда”. Тим взял инициативу в свои руки. Он был озадачен, скорее из любопытства, чем из страха, и его тон был успокаивающим. “Кто именно вам нужен? Давайте внесем полную ясность. Никакого Бэзила Киннита не существует. Вы уверены, что правильно написали имя?”
“Ну, да. На самом деле так и есть”. Новоприбывший снова расслабился, и доверительная шепелявость, мягкая и заискивающая, вернулась в его голос. “Я давно знала, что его зовут Киннит, понимаете? Но базилик я получила только сегодня. Мне пришлось ждать телефонного звонка”. Он сообщил, что считает использование инструмента важным и романтичным. “Я попросил свою подругу выяснить это, и она позвонила из-за пределов кладбища и оставила для меня сообщение в магазине, которым мы пользуемся для подобных вещей. ‘Его зовут мистер Бэзил, а адрес - Уэлл-Хаус’. Это было сообщение, которое я получил. Когда я это услышала, ну, я хочу сказать, что это ждало меня, не так ли? Мне больше не было смысла возиться. Поэтому я сразу же пришла в себя.”