“Вот и все, сэр”.
Маленький человечек колебался. “Ну, я не знаю”, - раздраженно сказал он. “Откуда я могу знать? Могло быть какое угодно состояние, которое могло бы привести к смерти. Внутри мы немного сложнее, чем даже телевизор, суперинтендант. Я, конечно, не должна быть в состоянии сказать, что он задохнулся, если вы это имеете в виду.”
“Ты бы не стал?”
“Нет. Возможно, было небольшое повышение содержания угарного газа в крови, но ... нет, от меня нельзя было ожидать, что я диагностирую удушье. Во рту или трахее не было бы никаких посторонних предметов, никаких синяков, никаких следов любого рода. Нет, я не должен был думать об удушье. К счастью, оно не возникает ”.
“Совершенно верно”, - сказал Люк и сердито посмотрел на миссис Брум. “И этого не должно быть, - сказал он, - иначе мы все окажемся в затруднительном положении! Не забывай об этом! Старший инспектор, ваш сержант пошел звонить? Куда вы отведете Лича?”
“Эббифилд, я думаю”, - серьезно сказал Мандей. “Мы разберемся с обвинениями там, на родной земле, вы согласны?”
Ответ Люка был опережен стуком в дверь, и старший инспектор, который был к ней ближе всех, распахнул ее, чтобы показать заспанного, но измученного молодого человека, которого он приветствовал с облегчением. На коврике произошло поспешное совещание, в то время как шум из возбужденного дома доносился до них с лестничной площадки. Примерно через минуту старший инспектор вернулся в комнату и наклонился через стол к Люку.
“Есть вопрос о перчатке, которая, как предполагалось, была у Лича с собой. Она пропала”.
Доктор нетерпеливо фыркнул, но суперинтендант был очень заинтересован. Он повернулся к миссис Брум.
“Ты сказала, что сегодня вечером тебе постригли пальто. Что ты имела в виду?”
У нее перехватило дыхание. “О, я не собиралась думать об этом до утра!”
Яркие зубы Люка сверкнули на его смуглом лице, и взгляд, которым он одарил ее, был определенно нежным.
“На случай, если ты испугалась темноты, я полагаю? Ты справишься! Беги вместе с джентльменом у двери. Он не полицейский, он надзиратель. Расскажи ему все, что он хочет знать. Он пытается помочь кому-то, прежде чем они разобьют ему сердце, бедняга.”
Последнее слово осталось за миссис Брум. Она уже направлялась к двери, когда до нее дошло, и она оглянулась.
“У тебя мог бы быть очень приятный характер, если бы ты не была такой дерзкой”, - сказала она и вышла, Мандей последовал за ней.
Чарли Люк, уменьшившийся до размеров полупинты, покраснел и резко повернулся к доктору, который издавал какие-то звуки. “Сейчас, сэр?”
“Я хочу поместить этого мужчину в дом престарелых”. Заявление было агрессивным. “Он не умрет сейчас, но он все еще болен. Он все еще в замешательстве. Отчасти это может быть алкоголь, вы понимаете. Профессиональный уход на данном этапе необходим ”.
Люк отступил назад.
“Отличная идея”, - оживленно сказал он. “Как можно скорее. Вы принимаете меры, и как только старший инспектор вернется, он подготовит предварительное заявление. Ничего подробного. Ровно столько, чтобы провести нас через следующий этап. Понимаете, мы должны предъявить леди обвинение, когда найдем ее ”.
“Конечно”. Доктор был доволен и занят. “К счастью, в спальне мистера Юстаса Киннита есть телефон”.
Люк улыбнулся ему без иронии. “Действительно повезло, сэр”, - весело сказал он и повернулся к мистеру Кэмпиону, когда мужчина поспешил уйти, оставив дверь открытой.
“Знаете, это может быть долгое разбирательство”, - сказал он через некоторое время. “Ей может сойти это с рук, основываясь на показаниях врача о первых словах Тобермана, сказанных после пробуждения. Я прямо слышу, как сэр Каннингем допрашивает миссис Брум о том, что она видела на лестничной площадке, не так ли? Это будет убийство, если хотите!”
Мистер Кэмпион все еще стоял у стола, глядя на прозрачное красное дерево.
“Увы, мир, безусловно, услышит о семье Киннит и их гувернантках!” - сказал он наконец. “Боюсь, никто на земле не может помешать этому сейчас. Больше не будет замалчивания мисс Тирзы. Она восстала из могилы. В конце концов, она победила. ”
“Убийство не замалчивается”, - Люк подошел к дверному проему. “Мой старый учебник был абсолютно прав. Убийство раскроется. В этом есть что-то чертовски забавное. Желание точно определить виноватого проникает из разума в кровь. Я знал убийц, которые скорее выдают себя, чем оставляют это в тайне!”
Мистер Кэмпион думал в другом направлении.
“Очень странно, что слово ‘гувернантка’ является виновным в этой конкретной истории”, - заметил он. “Как раз перед тем, как мы вошли сюда, я получил от Джулии отчет о ссоре на кухне сегодня вечером. Очевидно, отец Юстаса Киннита пытался скрыть правду о гувернантке. Сам Юстас приложил немало усилий, чтобы слова ‘Киннит’ и ‘гувернантка’ не встречались вместе. Миссис Телфер была ответственна за ужасный несчастный случай, когда исполняла обязанности гувернантки, и она приехала сюда, обманув своих родственников и приведя помощницу, которую, по ее словам, без всякой необходимости, была гувернанткой. Для Киннитов это стало злым словом, которое всегда сопровождается неприятностями. Мисс Тирза - не столько призрак, сколько их разум, играющий в козла отпущения ”.
Люк коротко рассмеялся. “Я знаю, кто из них пугает меня больше всего!” - сказал он. “Мистер Юстасу и мисс Элисон понадобится поддержка их приемного мальчика. Какое счастье, что у него есть здоровая молодая женщина ”.
Он вышел в коридор, и когда мистер Кэмпион присоединился к нему, он стоял в тени у балюстрады.
Они остановились вместе, глядя вниз на любопытную картину, которую представлял старый дом с его открытыми дверями и освещенными нишами. Это сильно напоминало одну из ранних нидерландских мистических картин; маленькие яркие группы, не связанные между собой, были расположены на темном и извилистом фоне резной лестницы и ее нескольких ступеней и галерей.
С того места, где они стояли, им была видна в уменьшенном виде группа мужчин внизу, в холле. Мандей разговаривал там с констеблем и мужчиной в штатском, в то время как унылая черная палочка, согнутая в виде вопросительного знака, колебалась между ними, как какое-то бесхребетное растение-переросток.
На следующем этаже, через открытую дверь гостиной, они могли видеть Джулию, разговаривающую с Юстасом. Она, казалось, утешала или обнадеживала его, потому что он откинулся на спинку одного из розовых диванов и смотрел на нее снизу вверх, пока она говорила, подчеркивая свои слова небольшими жестами. Это была очень четкая сцена, цвета были такими яркими, как будто они были нарисованы на стекле.
На верхнем этаже, в коридоре справа от них, миссис Брум показывала свое пальто сотруднику службы пробации. Она повесила его на перила, чтобы он отражал свет от канделябров, и пурпурные складки в тени казались сочными и теплыми. Мисс Айчесон, одетая в клетчатый халат и несущая поднос с белым кувшином и чашкой, поднималась по кухонной лестнице, а напротив них, через колодец, доктор, выходя из спальни Юстаса, на мгновение задержалась, чтобы взглянуть на Люка и подать утвердительный знак.
Мистер Кэмпион был утешен. Это была картина начала, подумал он. Полдюжины начинаний: новые главы, новые связи, новые ассоциации. Все они возникали из истории, за которой он следил, подобно тому, как пучок перьев в стиле ренессанса вырастает из законченного и, по-видимому, окончательного пера.
Приглушенный шум голосов из коридора прямо под ними привлек его внимание. Люк уже прислушивался. Советник Корниш разговаривал с Тимоти.
“Это было очень мило с вашей стороны, и я знаю, что вы чувствовали”, - искренне говорил он. “Но если вы случайно знаете, где находится это перчаточное оружие, я думаю, нам лучше пойти и забрать его, и пусть оно достанется полиции. Понимаете, мы не судьи. Это одна из немногих вещей, которым я научился за последние двадцать лет. Мы просто не всеведущи. Мне кажется, в этом вся трудность. У нас нет всех данных, ни у кого из нас. Когда мы объединяемся и предпринимаем согласованные усилия, чтобы попытаться получить их, как в суде справедливости, это становится наиболее очевидным. Как я вижу это сейчас, все, что мы подавляем, может оказаться единственной вещью, абсолютно жизненно важной для безопасности или спасения мальчика. У нас нет абсолютно надежного способа сказать, насколько я могу видеть. Жизнь непредсказуема.”
“Я не пытался ничего скрывать”. Молодой голос Тимоти, который во многом обладал тембром другого, был неистовым. “Я просто не бросался на них с этим. Я не хотела быть той, кто проклял его, вот и все.”
“О, мой мальчик, разве я не знаю!” Голос старшего был проникновенным. “Это состояние души преследовало меня всю мою жизнь!”
Последовала долгая пауза, прежде чем до двух мужчин у перил донесся смех, на удивление счастливый.
“Возможно, мы не будем часто видеться друг с другом”, - говорил Советник, когда он и его спутница начали удаляться в сторону нижнего этажа, и его голос становился все тише и тише. “Я вижу, что у тебя здесь будет полно дел, связанных с твоими обязательствами. Но теперь, когда у нас появилась возможность, я хотел сказать тебе только одну вещь. Это—э-э— это касается моей первой жены. Она была обычной лондонской девушкой, вы знаете. Очень милая, очень смелая, очень веселая, но когда она внезапно улыбнулась, когда вы застали ее врасплох, она была такой красивой...”
Звук перешел в бормотание и затерялся в общем шуме занятого дома.