Китайский поэт, переводчик, литературовед. Родился в 1905 г. в провинции Хэбэй.
Окончил Пекинский университет, изучал немецкую литературу и философию в Германии. Автор сборников "Песни вчерашнего дня" ("Цзожи чжи гэ", 1927), "Путешествие на Север и другое" ("Бэй ю цзи цита", 1929), в которых дал реалистическое изображение действительности. Перевел на китайский язык произведения Г. Гейне ("Путешествие на Гарц" и др.), Р. М. Рильке, под влиянием которого писал сонеты; был мастером этой формы, привнесенной с Запада. Опубликовал "Записки о Восточной Европе" ("Дун оу цзацзи", 1950), "Биографию Ду Фу" ("Ду Фу чжуань", 1953), сборник стихов "Западное предместье" ("Си цзяо цзи", 1958) и др. С конца 60-х гг. не печатается.
Источник: feb-web.ru
Перевод: Черкасский Л.Е.
"Мне кажется: тысячелетья тому назад..."
Мне кажется: тысячелетья
Тому назад, уже тогда
Дышали мы, хоть в те года
Еще мы не жили на свете.
Сквозь ветки сосен, зелень трав,
Пронзив изменчивое небо,
Летела песнь — не обо мне ли, —
Мою судьбу предугадав?
В заботах о насущном хлебе,
В душевных муках — это пенье
Как человек услышать мог?
Смотри, смотри! Порхает в небе,
Как символ жизни и движенья,
Веселый быстрый мотылек.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Надежда ("Спит старая надежда на холме...")
Спит старая надежда на холме,
В густой тени сосны и кипариса;
Подобно им, зеленым круглый год,
Она своей окраски не меняет.
Как жалкий искалеченный зверек,
Она не в силах убежать далёко;
На тихий холм я медленно взойду
И к ней, уснувшей, прикоснусь рукою.
Источник: "Дождливая аллея", 1969
Намек слепого ("В темном-темном переулке...")
В темном-темном переулке,
Когда закрылись все двери,
В темном-темном переулке
Искал я свою потерю.
Что-то играя печальное,
Слепой проследовал гулко
Вдоль этого темного-темного
Бесконечного переулка.
Источник: "Дождливая аллея", 1969
Сонет II ("Походкою взойдя неторопливой...")
Походкою взойдя неторопливой,
Мы на холме стоим с тобою рядом,
И, глядя в даль, что не окинуть взглядом,
Сливаемся душою с перспективой.
Да! Мы — одно и с этим водопадом,
Что мчится вскачь и машет белой гривой,
И с той тропой, такою сиротливой,
С тем домиком и с тем цветущим садом!..
Край разобщенный, к зову равнодушный...
Но это — мы. То бодрый, то печальный,
Путь нашей жизни ввысь идет, послушный.
Мы — этот ветер, этот ключ кристальный,
Горы вечерней силуэт воздушный
И этот путник на равнине дальней...
Источник: "Антология китайской поэзии", Том 4, 1958
Человек в зеленой одежде ("То на горе мелькнет, то возле склона...")
То на горе мелькнет, то возле склона
Зеленая одежда почтальона.
Собой доволен, он проходит мимо,
Его лицо всегда невозмутимо.
Шагает он, шагает по дороге,
За ним следит в волненье и тревоге,
С опаской и надеждой каждый житель,
Как будто почтальон — судьбы вершитель.
Вот он стучит в закрытые ворота,
И в ужасе уже бледнеет кто-то.
1921 г.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
"Сонеты"
"Жизнь человека, я молюсь судьбе..."
Жизнь человека, я молюсь судьбе, —
Пучок травы! — но ты не обманула
Ничьих надежд, ты гордый смысл вдохнула
В любое имя, данное тебе!
Ты от имен бежала, оробев,
В обитель чистоты и благородства,
Вдали от красоты и от уродства
Ты угасала, выполнив обет.
С тобою рядом звук терял значенье
И блекла форма, или (в миг иной)
Твоею становилась тишиной:
В высоком, гордом самоотреченье
Есть завершенность и ответ судьбе.
Жизнь человека, я молюсь тебе.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
"По душе тебе тропы, что в поле вели..."
По душе тебе тропы, что в поле вели, —
Их изгибы откуда берутся?
Безымянные путники поле прошли,
А следы их шагов остаются.
И на поле души, как на теле земли,
Тоже тропы змеистые вьются;
Те, кто тропами шли, ничего не нашли
И вовек ничего не добьются.
Муж с седой головой и седая жена,
Молодые, которым чужда седина,
И друзья — их осталось так мало —
Шли по этой тропе, чтобы вечно она,
Устремленная к сердцу, была бы видна
И травою бы не зарастала!
Источник: "Сорок поэтов", 1978
"Я слушал тихий монолог меланхоличного дождя..."
Я слушал тихий монолог
Меланхоличного дождя,
Глухою ночью забредя
Куда-то в горы без дорог.
Ни деревень, ни городка, —
Как будто их на свете нет;
Мечты, которым двадцать лет,
В дожде угасли на века.
Все сжалось, сузилось вокруг,
Как будто я вернулся вдруг
Во чрево матери родимой;
О Небо, преподай урок,
Чтоб сердцем крохотным я мог
Объять весь мир необозримый!
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Цзан Кэцзя (1905-2004)
Цзан Кэцзя родился в деревне и до восемнадцати лет не покидал ее пределов. Он прекрасно знал деревенскую жизнь и долгие годы рассказывал о пей в стихах и поэмах. Недаром его называли крестьянским поэтом. "Я все там знаю по-настоящему, как ребенок знает свою мать". В "Моей поэтической жизни" читаем: "Я видел, как крестьяне вырастают на земле, трудятся на земле, ложатся в землю. Я люблю их, плачу о них, меня охватывает беспокойство за их судьбу". О том же в стихах:
Вздыхаю о судьбе крестьянских сыновей,
Не знать мне радости,
Пока они в беде.
В 1934 г. вышел в свет первый сборник Цзан Кэцзя — "Клеймо", встретивший одобрение известных литераторов Мао Дуня, Вэнь Идо, Лао Н1э. "Среди нынешних молодых поэтов автор "Клейма", вероятно, один из самых талантливых" (Мао Дунь). Цитируя строки из стихотворения "Жизнь" ("Стихи — не пустая забава, стихи — это жизнь"), Вэнь Идо в предисловии к сборнику замечает: "Да ведь это комментарий автора ко всей книге, ибо стихи Кэцзя действительно "жизнь", а не "пустая забава". Как верно заметил китайский исследователь, Цзан Кэцзя никогда не занимался пустыми абстракциями; жизнь и поэзия были для него столь вещественны и осязаемы, что порой причиняли ему мучительную боль: "Боль мне выжгла на сердце клеймо!"; "песни, в которых смешаны слезы и кровь", — писал литературовед Лю Шоусун.
Первые произведения поэта связаны с юношеской разочарованностью и смятением. Пройдет немного времени, и события общекитайского масштаба внесут в его поэзию мотивы сопротивления и борьбы.
Успех "Клейма" окрылил поэта. Один за другим выходят в свет сборники — "Преступные черные руки" (1934), "Канал" (1936), поэма "Автопортрет" (1936). В первом из них автор с сочувствием рисует образы людей из "темных закоулков старого общества". О поэме "Автопортрет" Цзан Кэцзя писал: "В заглавии написано "Автопортрет", но это не про меня, ибо жизнь каждого из нас связана с веком". Поэма охватывает годы революции — 1925-1927 — и последующие события. В сугубо реалистической манере, в форме лирического монолога автор ведет свой рассказ о милитаристских войнах, о многострадальной крестьянской судьбе.
Тематика предвоенных лет не ограничивалась, однако, "потерявшей надежду" деревней. В стихах Цзан Кэцзя — протест, гнев, горечь, которые обострились и усилились в годы войны против японских захватчиков. "Я славил солдат, — писал Цзан Кэцзя впоследствии, критикуя свои стихи первых военных лет, — по по-настоящему их не знал. Они лежали в окопах, а я стоял рядом с окопами". Пять лет провел Цзан Кэцзя в районе боевых действий, писал стихи, вел культурно-просветительскую работу (сборники "Походные песни", 1939; "Болото", 1939; поэма "Бутоны старого дерева", 1941). В 1942 г. оп писал: "Я славил свет, оружием сатиры атаковал тьму; мне ясно была видна демаркационная линия правды и лжи, любви и ненависти".
Конец бурного пятилетия застал Цзан Кэцзя в Чунцине.
Человек с войны, он обратился к темам жизни народа в условиях многолетних, непрекращающихся бедствий, вызванных войной. Он видел, в какую бездну завели страну гоминьдановские заправилы, и разоблачал их деяния в сатирических произведениях, вошедших в сборник "Нулевой градус жизни" (1947).
Однако же больше всего Цзан Кэцзя писал о жизни крестьян, о тихой, старой деревне и меньше — о деревне пробудившейся, идущей по зову коммунистов на борьбу. Он сам видел и отмечал эту односторонность в некоторых своих произведениях.
Поэт широко использовал в своих стихах ритмы, мелодии и образы народных песен. Его стихи просты, но эта простота — результат напряженного поэтического труда: "Я ставлю слово, как шахматную фигуру, каждый иероглиф отвечает своему назначению; небрежность, произвольность, бездумность недопустимы. Прослушай звучание слова, взгляни на его цвет, проникнись сокровенной его сутью, найди для него лишь ему принадлежащее место".