Источник: "Сорок поэтов", 1978
Цзан Кэцзя — поэт-реалист, автор многочисленных сборников и поэм о деревенской жизни, крестьянском труде, страданиях народа в условиях бедствий, вызванных войной.
Цзан Кэцзя не только "крестьянский поэт", но и острый сатирик, бичевавший гоминьдановских заправил ("Нулевой градус жизни").
Поэтика Цзан Кэцзя, выросшая из ритмов, мелодий и образов народных песен, оказала плодотворное влияние на развитие современного китайского стиха.
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
Перевод: Черкасский Л.Е.
Бессоница ("Безмолвен грешный шум ночей...")
Безмолвен грешный шум ночей,
Дни без сияния лучей,
А сердце, истекающее кровью,
Пылает ярко в глубине теней.
Произошла какая-то беда:
Беззвучно с неба падает вода,
И, за венком венок,
Бесцветные цветы
Куда-то устремились.
Но куда?
Июнь 1932 г.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Богиня улицы ("Эти ножки так умелы и легки...")
Эти ножки так умелы и легки,
Будто ветра непрерывное кружение,
Запахи одежд ее тонки —
Одухотворенность и томление
(И ни слова никогда об утомлении).
У нее всегда в запасе словеса,
Вызывающие радость и волнение,
Взгляд ее, творящий чудеса, —
Жаждущим сердцам одушевление
(Но душа богини не для обозрения).
Горло девичье для песен рождено,
Ее песня бескорыстно людям отдана,
Ей великое умение дано,
Песни радости и горечи поет она
(Только собственные песни не поет она).
Одиночество ночное тяготит,
Лампа тускло освещает эти стены,
Память сердца все прошедшее хранит, —
И вздохнет богиня с горечью смиренной
(В этот миг она одна во всей вселенной).
В день нового 1933 года
Источник: "Пятая стража", 1975
Кладбище ("Неважно, были ли они знакомы или незнакомы...")
Неважно, были ли они
знакомы или незнакомы,
Но жизнь ушла, и здесь они
единой силою влекомы.
Не посторонние теперь,
и нет в них чувства неприязни,
И лепестки с одних могил
летят к соседним без боязни.
О славных подвигах былых
вещает каменная стела,
Дабы прохожий прочитал
все то, что высекли умело.
С годами мхом зарос весь текст
и недоступен стал для чтенья,
Но тот, кому он посвящен,
не выражает возмущенья.
А у иных ни слов, ни стел,
лишь скромный холмик желтой глины,
Но в душах их печали нет
от этой горестной картины.
Уж не нарочно ли они себя
так просто схоронили?
Неужто, освобождены,
они над миром воспарили?
Кричит веселый птичий хор
в весенний день у изголовья,
Но неизменны навсегда
недвижность лиц и губ безмолвье.
Сверчок стрекочет при луне,
печали полно стрекотанье,
И все напрасно — ни слезы,
ни звуков тихого рыданья.
Когда-то все, кто здесь лежит,
на белом свете разно жили:
Те враждовали меж собой,
а эти искренне дружили.
Теперь на их устах печать,
печать земли на их могилах,
И даже будь у них слова —
разжать уста они не в силах.
Май 1932 г.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Клеймо ("Я боюсь оглянуться назад...")
Я боюсь оглянуться назад,
"Жизнь — обман", — говорю невпопад,
Боль мне выжгла на сердце клеймо, —
Что есть жизнь, сердце скажет само.
Я клеймо ощущаю нутром,
Жжет клеймо ядовитым огнем,
Вырывается песнь из огня,
Песнь о горе, согнувшем меня.
Эту боль я обязан терпеть,
Эту боль — преступление петь!
Ты живи, тугоух, толстокож,
Принимающий правду за ложь!
Пить всю горечь и видеть все зло —
Вот отныне мое ремесло.
Задыхаясь, я сердце возьму
И его над землей подниму.
1932
Источник: "В поисках звезды заветной", 1988
Песчинка ("Тебя уносит ветер вдаль, как прежде уносил...")
Тебя уносит ветер вдаль, как прежде уносил,
И не тебе решать дано, как быть с твоей судьбой,
И о ненужности всего, бесплодной трате сил
Скорей забудь, как о пути, что избран был тобой.
С восхода солнца долгий день ты с ветром заодно,
Когда же станет над землей беззвездно и темно,
К травинке ты прильнешь щекой с надеждой и тоской,
Движенью тоже иногда необходим покой.
Март 1932 г.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Плеть ("Чудо-цветы на мечты похожи...")
Башмак железный у осла
Отполирован добела,
Мешок холщовый на спине
Все тяжелей и тяжелей,
На сердце маета.
Хозяин плетью больно бьет,
Остановиться не дает,
Как будто за его спиной
Его хозяин держит плеть,
Такую же, как та.
1942 г.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Старая лошадь ("Надо бы просто сказать: полно арбу нагружать...")
Надо бы просто сказать:
Полно арбу нагружать,
Лошади тяжело, все тело ее свело,
Но лошадь молчит, тяжело опустив голову.
Что завтра случится с ней?
Станет еще больней?
Лошадиное сердце в слезах, плеть мелькнула в глазах.
И лошадь смотрит вперед, вскидывая голову.
Апрель 1932 г.
Источник: "Пятая стража", 1975
Три поколения ("Сын копошится в земле...")
Сын
Копошится в земле,
Отец
На земле проливает пот,
Дед в земле уж который год.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Дай Ваншу (1905-1950)
Дай Ваншу называли "поэтом дождливой аллеи". Он долго шел по бесконечной "дождливой аллее" несбыточных грез и надежд, завороженный музыкой, красками и образами французского символизма. Но в последние годы жизни в его сознании произошел перелом: он почувствовал свою сопричастность общей борьбе. Арестованный за непокорность японскими оккупационными властями в Гонконге, Дай Ваншу писал в тюремной камере: "Если я здесь умру, не надо печали, друзья. Я был полон ненависти, и вы должны это помнить всегда" ("Надпись на тюремной стене".) Поэзия Дай Ваншу была созвучна времени, в ней видны его приметы, хотя выражены они не непосредственно. "Поэзия, — говорил Дай Ваншу, — не просто действительность и не просто воображение", "поэзия возникает в том случае, когда действительность пройдет сквозь призму воображения". Дай Ваншу — автор нескольких стихотворных сборников: "Мои воспоминания" (1931), "Наброски Ваншу" (1934), "Стихи Ваншу" (1937), "Годы бедствий" (1948). В 1958 г., уже после смерти поэта, были изданы его "Избранные стихотворения".
Дай Ваншу чужды космические масштабы, он неподражаем, когда "созерцает жизнь и ее таинства в пятне полета белой бабочки или в томительной музыке крошечного зяблика"; его единственная тема — мятущийся человек и неосуществимая мечта.
Заброшенные могилы, старый безмолвный сад, разбитое сердце, бледное лицо, уснувшая рыба, печальная осень — лексический ряд поэзии Дай Ваншу. Он видит мир глазами символиста: "сухие ветки стонут под холодным ветром"; "мы станем говорить с тобой о радости и горе темного царства мертвых"; "своими бесчисленными глазами слабые одряхлевшие мухи всматриваются в сумрак" и т. д.
Дай Ваншу близка поэзия Поля Верлена и Франсиса Жамма, певца единения человека с природой. Но, испытав на себе влияние французской поэзии, Дай Ваншу остался поэтом китайским. Многие образы лирики Дай Ваншу имеют чисто китайское происхождение. Одинокий путник, высокая башня, холодный ветер — излюбленные образы древнекитайской поэзии.
Соединенные с символикой XX в., они неожиданно приобрели новое звучание. На такой эффект, видимо, и рассчитывал Дай Ваншу. Он писал: "В старом тоже можно найти новые настроения". "В его всегда меланхолических и звучащих глубокой тоской стихах, — писал А. М. Горький о Верлене, — был ясно слышен вопль отчаянья, боль чистой и нежной души, которая жаждет света, жаждет чистоты..." Эта характеристика применима и к Дай Ваншу, потому что Горький говорил не о масштабности Верлена и не о его таланте, а о совести художника.
Источник: "Сорок поэтов", 1978
Китайский поэт. Родился в 1905 г. Учился во Франции. На его творчество оказали большое влияние французские символисты. Особенно близка ему была поэзия Поля Верлена и Франсиса Жамма. Печататься начал с 1922 г.
В 1936-1937 гг. Дай Ваншу был редактором журнала "Новая поэзия" ("Синь ши"). В 1937-1945 гг. жил в Гонконге. За свои патриотические выступления был арестован японскими оккупационными властями. После образования КНР жил в Пекине. Дай Ваншу переводил французских (Ф. Шатобриан, П. Мериме) и испанских авторов (В. Бласко Ибаньес, Ф. Гарсиа Лорка). Умер в 1950 г.
Источник: ru.wikipedia.org
Перевод: Черкасский Л.Е.
Дождливая аллея ("Под зонтиком мокрым блуждаю один...")
Под зонтиком мокрым блуждаю один по аллее,
По длинной пустынной аллее
С надеждой великой
Девушку встретить,
Которая грусть пронесла,
Как гвоздику.
Лицо ее было подобно гвоздике,
И аромат был похож на гвоздику,
И грусть —
В дожде она шла с печальным и сумрачным ликом,
Неся свою грусть,
Как гвоздику.
Блуждала по длинной пустынной аллее,
Как я вот сейчас,
И зонтик держала в руке,
И дождь барабанил по зонтику частый,
Блуждала безмолвно-печальна
И ко всему безучастна.
Все ближе она подходила
В глубоком молчанье
И бросила взгляд, подобный глубокому вздоху,
И он полетел,
Как мечтанье,
И затерялся далеко.
Подобно гвоздике,
Мечтой уносимой далеко,
В дожде —
Девушка мимо прошла,
Не зная душевной отрады,
До конца этой длинной аллеи,
До разрушенной старой ограды.
В песенке грустной дождя
Мгновенье спустя
Исчез аромат и исчезли с лица ее краски,
И даже исчезли и сникли
Взгляд, подобный глубокому вздоху,
Грусть, похожая на гвоздику.
Под зонтиком мокрым блуждаю один по аллее.
По длинной пустынной дождливой аллее
С надеждой великой
Девушку снова увидеть,
Которая грусть пронесла,
Как гвоздику.
Источник: "Дождливая аллея", 1969
Закат ("В небесах разостлана парча...")
В небесах разостлана парча,
И сверкает золото ручья;
По дороге духом дерева, больного старика,
Тень моя скользнет, худа и высока.
Плачут горы алые вдали:
День скончался, не уберегли;
Ветви льнут, прохладны и густы,
К ниспадающим одеждам темноты.
Запах древности таится средь могил,
Где мышей летучих стая заворожена, —
На ветвях застыли, не расправить легких крыл,
Укрывает их, бормочущих, тумана пелена.
С края неба возвратилась тихо ночь,
Одинокий, я бреду в ее тиши,
И уходят, отлетают прочь
Все печали и все радости души.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Мои воспоминанья ("Мои воспоминанья мне верны...")
Мои воспоминанья мне верны,
Как не бывает верным близкий друг!
Они живут в горящей папиросе,
Они живут в любом немом вопросе,
В разбитой пудренице той былой весны,
Живут во мху разрушенной стены,
В бутылке, выпитой вдвоем не до конца,
В черновиках стихов, изорванных в сердцах,
В мерцанье лампы и в речной тиши,
Во всем, где есть душа, и там, где нет души,
Они живут и в памяти всплывают
Повсюду и везде, где только я бываю.
Их робкий вид не для чужого глаза,
И шум толпы им противопоказан,
Но в час, когда я одинок,
Знакомые созданья
Ко мне доверчиво приходят на свиданье.
Их голос тих, а речь длинна-длинна,
Безделицей заполнена она.
Все те же имена и те же эпизоды,
И та же песнь, не молкнущая годы.
Их голос тих, на девичий похож, —
Рождает вздох и вдруг бросает в дрожь.
Они приходят неопределенно —
Днем, на заре и полночью бессонной;
Сказать "невежливы" о них никак нельзя:
Ведь мы такие старые друзья!
Их речь длинна: подробности одни;
Но если я усну, смолкают и они,
Заплачу — станут тише тишины,
Нет, не назойливы,
Но очень мне верны.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Молодой старик ("Говорят, будто я сожалею о прошлых годах...")
Говорят, будто я сожалею о прошлых годах.
Современная песня зазвучит у меня на устах,
Ты насмешливо скажешь: "Уже устарела! Увы!"
Устарела! Увы! Стали мудрыми женами вы,
Нарожали детей, те, кого я когда-то любил,
Только я почему-то остался таким же, как был.
Жалким юношей! Нет! Я горел, я горел, я горел,
Но немного с тех пор постарел.
Ты взгляни на меня, как я палку держу,
Загляни мне в глаза, а потом я тебе расскажу...
Я из тех молодых стариков,
Кто пока еще молод для осенней травы и ветров,
Но увы, уже стар для весенней луны и цветов.
Источник: "Дождливая аллея", 1969
Ночная песня скитальца ("Сонная красавица — бледная луна...")
Сонная красавица — бледная луна,
Плачет в одиночестве за горой она,
Ослабевшая душа горечи полна.
А в низине ухает черная сова,
В злобе тянется к луне волчья голова
От заброшенных могил, где густа трава.
Вся земля укутана плотной темнотой,
Ужас неизвестности овладел душой,
Ни просвета, ни огня, только мрак слепой.
Окроплю свою печаль чистою слезой,
Одинокий человек, я живу мечтой:
Я уйти хочу вдвоем с гаснущей луной.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Ночной путник ("Ночной путник! Как это странно!...")
Ночной путник! Как это странно!
На холодной улице шаги его слышат дома;
Он вышел из тумана
И ушел в туман.
Близкий приятель ночи,
Ее подробности он изучил и усвоил;
Характером очень
Похожи эти двое.
Ночной путник — большой оригинал,
Смотри, смотри: он уходит прочь.
В войлочной шляпе, не ведая сна,
Твердо идет, как ночь.
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Осень ("Трубка глиняная со мною...")
Трубка глиняная со мною,
Осень где-то уже за спиною,
Осень рядом — прохладой веет
На реке, где парус белеет.
Прикасаюсь я к чутким струнам,
О себе вспоминаю юном
И о том, как любил я осень
За печаль, что с собой приносит.
Было радостно в чаще мглистой
Слушать рог и ступать по листьям,
Но теперь осенняя благость
Одинокому сердцу в тягость.
Нет во мне ни любви, ни страха,
Мне известен ее характер,
И спокойно, с улыбкой светлой
Я встречаю угрозу ветра:
"Это осень, господин Ваншу!"
Источник: "Китайская поэзия (Л. Черкасский)", 1982
Шепот в пути ("Дай мне, девушка, цветок голубой...")
"Дай мне, девушка, цветок голубой,
Приколотый к твоим волосам,
Он напомнит нежность твою".
"Я цветок никому не отдаю,
Ты найдешь себе в рощи другой,
Мой лишь горечь принесет, сам сорви"
"Дай мне, девушка, губ твоих коралл,
Губы жаркие, как нежный цветок.
Губы вкуса меда и вина".
"Вкус у них зеленых олив,
Яблока незрелого вкус,
Лживому мальчишке не дам".
"Подари мне сердце свое,
Что под блузкой жарко стучит
Восемнадцать девичьих лет".
"Не отдам я сердце, о нет,
Только обменять его могу
На другое, верное мне".
Источник: "Дождливая аллея", 1969