Последний император Китая Пу И был полностью утоплен в своей огромной форме. Это было высшим унижением для павшего правителя, который в детстве в начале двадцатого века играл в Запретном городе и взошел на драконий трон в возрасте восьми лет. Молодой человек был похищен вместе со своими наложницами японскими спецслужбами под командованием полковника Дойхара — вдохновителя шпиона Мицухирато в «Голубом лотосе» Эрже, — который отправил его править марионеточным государством Маньчжоу-Го. Советы захватили Маньчжоу-Го в 1945 году и пять лет спустя передали марионеточного императора новой коммунистической Народной Республике.
Так в 1950 году «Сын Дракона» оказался в плену у Мао Цзэдуна. Напротив него сидел инквизитор Гонганбу, по очереди веселый и непреклонный. Он протянул ему сигарету, бумагу и кисти для каллиграфии. Пу И ничего не оставалось, как принять указ Чжоу Эньлая, гласящий: «Сегодня император — это народ!» Он был вынужден пересказать эпизоды своей развратной жизни, чтобы показать, что он подчиняется, и таким образом доказать свою преданность народу. Так Пу И узнал, что такое «Новая демократия», если использовать название книги Мао, которую ему дали изучить в рамках своего «перевоспитания».
Бернардо Бертолуччи изобразил этот эпизод в своем оскароносном фильме «Последний император», снятом в эпоху Дэн Сяопина (1978–1989). Новая открытость Китая в то время очевидна в том факте, что великому итальянскому режиссеру было разрешено сниматься с Питером О’Тулом, Джоном Лоуном, Джоан Чен и другими актерами в реальном Запретном городе. Съемки в Пекине стали возможны благодаря Инь Руочэну, довольно необычному в то время заместителю министра культуры, который также сыграл в фильме роль начальника лагеря для заключенных. Это было не совсем случайно. Инь, который считается одним из величайших англоязычных актеров Китая, родился во влиятельной маньчжурской семье в Пекине. Его отец основал либеральную газету Ta Kung Pao. Сам он был актером национального театра и переводчиком Шекспира, а также «почетным корреспондентом» Гоаньбу, новой китайской секретной службы, основанной за четыре года до того, как был снят фильм Бертолуччи.
«Почетный корреспондент» — смехотворное название роли. Инь был высокопоставленным чиновником службы безопасности. Ему было присвоено совершенно почетное звание «заместителя министра», — сказал мне двадцать лет спустя один французский дипломат, знавший его в то время.
«Его приглашали на коктейльные вечеринки во французском посольстве в конце 1990-х, когда Пьер Морель был послом, и наши собственные секретные службы предупредили нас, что он занимает высокое положение в китайской разведке. Это правда, что он употреблял много виски во время этих посольских приемов, а это означало, что люди не воспринимали его очень серьезно. Но в любом случае он, должно быть, набрался большого ума. И он был настолько хорошим актером, что Бертолуччи снова пригласил его сыграть ламу Норбу в «Маленьком Будде» в 1993 году. Китайцы, должно быть, оценили его гораздо меньше, учитывая, что это была история реинкарнации и намеков на Далай-ламу».
На самом деле, вероятно, было совсем наоборот — именно в случае, подобном случаю Маленького Будды Бертолуччи, высокопоставленный «корреспондент» вроде Инь, работающий на окраинах Гоаньбу, мог оказаться бесценным, идентифицируя политических и культурных деятелей. Точно так же ему удалось собрать много полезной информации, когда он снимался в телесериале «Марко Поло» в Соединенных Штатах или гастролировал со своими постановками елизаветинских пьес по Великобритании, Германии и Франции.
Однако жизнь Инь — он умер в конце 2003 года в возрасте семидесяти четырех лет — не всегда была легкой. Во время «культурной революции» он был заключен в тюрьму № 1 Циньчэн в Пекине, которая находилась в ведении 5-го отдела Гунаньбу под руководством Ван Дунсина. Здесь содержались опальные сановники и шпионы. Среди его товарищей по заключению был Чжан Лангланг, незадачливый студент-художник, обвиненный в том, что он французский секретный агент, единственное преступление которого заключалось в том, что он изучал французский язык в старшей школе.
Лин Юнь, глаз змеи
Тюрьма № 1 Циньчэна была гарнизоном, похожим на тот, где Пу И был заключен в 1950 году, и где он был допрошен, как и в фильме, агентом контрразведки Лин Юнь, который стал жертвой чисток во время Культурной революции. Лин был в Циньчэне в то же время, что и наш будущий агент Гоаньбу, Ин Жучэн. Дружба выросла из этого совпадения? Было ли это причиной того, что Линг, получивший звание начальника новых секретных служб двадцать лет спустя, пригласил Ина стать «почетным корреспондентом»?
Лин Юнь родился в 1917 году, в год Змеи, в городе Цзясин, провинция Чжэцзян, к югу от Шанхая. Его звали У Пэйлинь — прозвище Лин Юнь означало «благородные амбиции». Он присоединился к КПК в возрасте двадцати лет, желая помочь изгнать японских оккупантов, и отправился в Яньань в 1939 году. Три года спустя он стал руководителем допроса в Департаменте социальных дел Кан Шэна (SAD). В штаб-квартире SAD применялись жестокие методы, и Лин, должно быть, преуспел в искусстве получения признаний, потому что после «освобождения» в 1949 году он был назначен главой бюро Gonganbu, нового Министерства общественной безопасности, в Цзинане, столице провинции Шаньдун, — на Родине Кан Шэна. К настоящему времени Канга отодвинули на второй план, и назначение Линга предполагает, что он, возможно, сыграл важную роль в том, чтобы держать его под наблюдением.
В следующем, 1950 году Лин взял на себя руководство 2-м разведывательным бюро SAD, которым Ли Кенонг руководил как партийная следственная служба. В качестве расширения контрразведки был создан Институт управления военными преступниками Фушунь, который теперь взял на себя руководство миссией по «перевоспитанию» националистических генералов и других лидеров старого режима. Вот так Лин обнаружил, что сидит напротив последнего императора Пу И, хотя на самом деле он не причинял ему особых трудностей. Его допросы бывших секретных агентов националиста Дай Ли были гораздо более плодотворными. Действительно, они заложили основу для новых операций против Тайваня, куда бежали Чан Кайши и его войска, оставив после себя многочисленных шпионов и спящих агентов на материке. Многие кроты зарылись глубоко в землю, ожидая лучших дней и указаний Тайваня действовать и дестабилизировать коммунистов, находящихся у власти.
Иногда расследования проводились очень разумно. В 1949 году Мао заключил в тюрьму единственного американца, вступившего в КПК, который даже предлагал свои услуги Департаменту социального обеспечения: Сиднея Риттенберга. Сталин лично сказал Мао, что Риттенберг и Эдгар Сноу были агентами ЦРУ. Риттенберг под своим китайским именем Ли Дунбай был заключен в тюрьму за шпионаж в 1949 году и оставался в тюрьме до 1955 года, когда после длительного расследования его дела Лин Юнь пришел в камеру, чтобы лично извиниться перед своим освобождением. Однако это не обязательно было мудро, поскольку, когда Линг позже попал в беду во время Культурной революции, Риттенберг — теперь снова заключенный в тюрьму по обвинению в том, что он «американский» и «сионистский шпион», — увидел, что его приговор был увеличен из-за того старого эпизода. Линга тоже позже обвинили в том, что он «американо-сионистская гадюка», которая однажды освободила шпиона ЦРУ и Моссада.
Вплоть до этой низкой точки во время Культурной революции карьера Лин Юнь шла по замечательной траектории: после службы в качестве главы контрразведки в Кантоне и в качестве главы 1-го бюро Gonganbu (внутренняя безопасность) он стал заместителем министра того же бюро и был избран представителем провинции Шаньдун во Всекитайском собрании народных представителей. Лин Юнь также руководил модернизацией тюрьмы Циньчэн. Затем произошла культурная революция, а вместе с ней и разрушение Гунганбу. В январе 1968 года он был арестован вместе с Фэн Цзипином, главой пекинского Гунаньбу, а также со многими другими сотрудниками службы безопасности. 13 января Кан Шэн дал инструкции инквизиторам: «Эта группа контрреволюционных специальных агентов, работающих на врага, продала самые сокровенные секреты партии и страны, правительства и армии, и если они есть виновные, они заслуживают десяти тысяч смертей. В борьбе с ними мы не можем просто использовать те же методы, что и обычные преступники».
Лин Юнь, должно быть, знал, чего ожидать от допроса, но он точно никогда не мог представить, что станет жертвой своих коллег из бюро. Между тем Кан Шэн выступал за то, чтобы «чтобы они не совершили самоубийство, на них должны надеть наручники» и «как врагов подвергать чрезвычайно жестоким шоковым допросам».
В феврале Канг получил свое первое сообщение. Он хотел, чтобы допросы усилились, дабы заставить эту «группу контрреволюционных двойных агентов» получить ответы: «Были ли они организованы в группу двойных агентов по наущению Ло Жуйцина [бывший босс Гунаньбу, ставший главнокомандующим армией], и Пэн Чжэня [мэр Пекина]? Они часто передавали разведывательные данные противнику — какая им от этого польза?» — он яростным мазком нацарапал на полях отчетов, которые он отправил обратно с комментариями после их прочтения.
Допросы и пытки продолжались в течение двух месяцев, пока Кан Шэн и Се Фучжи не заявили, что теперь им известно о группе Гунаньбу. Его члены оставались под стражей в наручниках почти все время, до конца Культурной революции. Несколько человек, в том числе заместители министра Сюй Цзыжун и Сюй Цзяньго, умерли в тюрьме. Лин Юнь был освобожден в августе 1975 года. Удивительно, но, как и многие другие официальные лица, пострадавшие от рук Кан Шэна, 21 декабря 1975 года он простерся ниц перед похоронным гробом Канга, и его имя даже появилось в списке похоронного комитета — очень полезный документ, содержащий имена многих представителей разведывательного сообщества. Можно было предположить, что Линг втайне поддерживал своего рода уважение, холодное восхищение Кангом, который, в конце концов, был тем, кто дал ему первую скрипку в секретной службе.
В последующие годы Лин Юнь оказался в центре специальных операций. Он много путешествовал, сопровождая различных лидеров, и отвечал не только за организацию их безопасности, но и за помощь им в их попытках выйти из внешнего мира. В конце Культурной революции Китай оставался потрясенным, как слепой, только что вернувший зрение. Его лидеры прекрасно понимали, что им придется создать новую разведывательную службу, и Лин Юнь был частью этого восстановления и реконструкции. Он стал заместителем министра Гунаньбу в 1978 году и был избран в шанхайскую ассамблею (хотя этот парламент, очевидно, не имел той же функции, что и в демократических странах). Он сопровождал Хуа Гофэна во время государственных визитов за границу. В октябре 1979 года во главе большой делегации двое мужчин посетили Западную Европу — Великобританию, Францию, Западную Германию и Италию. Различные руководители китайских служб безопасности воспользовались возможностью, чтобы совершить покупки, включая покупку компьютеров во Франции и Германии, которые в будущем окажутся очень полезными. В Британии Хуа и Линг были приняты королевой Елизаветой; во Франции они встретились с президентом Валери Жискар д’Эстеном и Жаком Шираком, тогдашним мэром Парижа.
Однако самое важное путешествие Линга произошло в начале того же года. В январе 1979 года он сопровождал Дэн Сяопина в США. Линг оценил возможность сотрудничества с ФБР и службами, отвечающими за безопасность Джимми Картера, а также с другими VIP-персонами, включая Дэна. Тем временем китайские спецслужбы узнали о тайваньском плане убийства Дэна, когда он находился в Вашингтоне. Чан Кайши был мертв четыре года назад, и его сын Чан Цзин-куо заменил его. Получив образование в Москве, он железной рукой поддерживал авторитарный режим Гоминьдана, а его спецслужбы были столь же могущественны, как и в КНР. Все было государственной тайной, включая настоящее имя его русской светловолосой жены Фаины Епачевой Вахревой. Чан напрямую руководил спецслужбами, которые доверили эту миссию Объединенной бамбуковой банде, мощной триаде, базирующейся на Тайване и имеющей несколько международных отделений. Хотя банде не удалось убить Дэна, она убила Генри Лю, писателя, живущего в США, который совершил ошибку, написав критическую биографию нового президента Тайваня.
Еще одним поводом для беспокойства тех, кто отвечал за защиту Дэна, был слух о том, что маоистская группировка США вообще планировала сорвать визит Дэна. Революционная коммунистическая партия упрекала Дэна в предательстве Мао и открытии Китая для капиталистической идеологии. Она организовала большую демонстрацию в Вашингтоне, округ Колумбия, под названием «Deng Demo». Произошедшие стычки привели к нескольким уголовным преследованиям, а лидер партии Боб Авакян бежал во Францию, где скрылся. В конце 2010-х годов организация сосредоточила свои усилия на «борьбе с фашизмом», то есть на противодействии президентству Дональда Трампа. Таким образом, Авакян по-прежнему поддерживает одну из последних оставшихся маоистских партий в мире.
Для Дэн Сяопина неделя в США в качестве гостя Картера прошла очень хорошо, и по пути домой он и Линг выпили за свой успех шампанского. На цветной фотографии видно, как двое мужчин сияют: Маленький рулевой, как звали Дэн, и Линг, «большой медведь», в синей тунике Мао, большие бифокальные очки сидят на носу, губы растянуты в ненасытной улыбке. Лин Юнь, «Благородные амбиции», действительно выиграл джекпот. Теперь он был самым важным начальником шпионской сети в КНР.
Полный разрыв с маоизмом
Реформаторы, на которых опирался Дэн, лидеры Ху Яобан и Чжао Цзыян, были согласны: необходимо стереть прошлое и провести тщательную оценку преступлений, совершенных во время Культурной революции, чтобы вывести Китай на путь реформ, в частности с планом создания современной секретной службы. Ху Яобан, генеральный секретарь ЦК КПК и ее главный номер один (под опекой Дэна), был обвинен в произнесении 9 ноября 1978 года очень пространной речи о роли Кан Шэна в Культурной революции. Это было своего рода вскрытие с подробным описанием многих преступлений, в которых Кан был признан виновным.
Ли Цзюньру, один из дальних преемников Ху на этом посту и важный защитник китайской реформистской идеологии в последние годы, сказал мне, что, как и многие другие важные заявления в то время великих перемен, речь Ху состоялась перед Центральным парламентом.
Отдел расследований партии, Диочабу Ло Цинчана, подготовил обширный отчет, в котором собраны все свидетельские показания против Кан Шэна, датируемые 1930-ми годами. Здесь было все: тот факт, что в 1966 году председатель Лю Шаоци потребовал пересмотра дела бывших «московских агентов», которое пролило свет на тревожное прошлое Кан Шэна; как бывшие лидеры Чэнь Дусю, Ли Лисан, Чжан Готао и Ван Мин считались уклонистами из-за досье на них, собранных Каном; и как Кан организовал чистки в Яньане: «В то время и Лю Шаоци, и бывший премьер-министр Чжоу Эньлай сказали, что Кан Шэн не был идеальным человеком для такой важной работы. Они также предложили провести расследование. Но большинство членов ЦК к тому времени были разбросаны по всей стране, и провести специальное расследование было невозможно».
Впоследствии Ху объяснил в своей речи, что Кан проводил аналогичные операции, называя «контрреволюционером» любого, кто стоял на его пути, особенно в Шаньдуне, который теперь стал его личной вотчиной: «Признавая необходимость особой безопасности, секретности, и для обеспечения «строгой защиты» тех, кто участвует в разведывательной работе, Центральный комитет сделал Департамент государственной безопасности неприступным и независимым королевством».
Список этих файлов в своей речи Ху Яобан занимал многие страницы, но студенты и функционеры в аудитории, шокированные разоблачениями о «китайском Берии», оставались настороже. Свидетельства подтвердили некоторые из самых безумных слухов и объяснили ужасающие события, произошедшие во время Культурной революции, которая, по самым низким оценкам, привела к гибели от 1 до 2 миллионов человек. Наряду с судом над «Бандой четырех» речь Ху Яобана неизбежно напомнила «секретную речь» Хрущева 1956 года, ознаменовавшую эру десталинизации в СССР.
Однако в КПК 1978 года дела обстояли еще не так далеко. Ху Яобан, разыгрывая карту прозрачности, осуждая лидеров предыдущего десятилетия, опирался на своего рода демонизацию, не сильно отличающуюся от «метода Кан Шэна», например высказывая подозрение, что Кан всегда был «агентом Гоминьдана». Это всегда было объяснением самоуничтожения партии и спецслужб во время Культурной революции: тот, кто извлек выгоду из преступления, неизбежно работал на Гоминьдан.
«Труп Кан Шэна будет вонять вечно!»
В ходе своей, казалось бы, нескончаемой речи Ху Яобан описал Кан Шэна как «пятого человека» в «Бригаде четырех». В действительности, как мы видели, было немного сложнее. Заключительные слова Ху вначале суммировали новый импульс, который группа вокруг Дэн Сяопина надеялась придать политике и модернизации разведывательных служб: «В прошлом году мы рассмотрели большое количество дел, накопившихся за последние несколько лет. Многие нерешенные вопросы сейчас прояснены, и многие наши товарищи освобождены. В то же время мы реабилитировали многих людей, функционеров, а также простых людей, независимо от того, были они членами партии, всех жертв ложных, сфабрикованных обвинений. Если мы не можем вернуть к жизни тех, кто умер, мы можем по крайней мере восстановить их репутацию и посмертно воздать им почести с помощью соответствующей церемонии. Как гласит китайская пословица: «Позор, основанный на несправедливости, превратится в славу». Теперь мертвые могут покоиться с миром. Как вы знаете, товарищи, перед кончиной наши товарищи очень сильно пострадали как морально, так и физически. Некоторых замучили до смерти. Остальные покончили жизнь самоубийством. Третьи были отравлены или убиты другими способами. Некоторые умерли от голода, другие были заперты в психиатрических больницах и умерли от отчаяния. Те, кто когда-то занимал должность в партии или правительстве, были реабилитированы довольно быстро, но до сих пор остаются миллионы простых чиновников и простых людей, ожидающих правосудия. Некоторые умерли давным-давно, и их тела давно сгнили, но ярлык «вражеский агент» все еще держится на них. Их семьи по-прежнему страдают. Даже если бы организационный отдел был больше, не хватило бы людей, чтобы пересматривать и решать все эти дела одно за другим. Поэтому мы надеемся, что каждая провинция и район проведут рассмотрение дел, чтобы мы могли как можно быстрее разрешить все невыясненные дела и освободить тех, кто остается в заключении, как можно скорее и ничего не оставить в стороне. В выполнении этой задачи нельзя полагаться только на функционеров; нам нужна помощь и сотрудничество масс. С их помощью работа будет выполнена быстро».
Затем Ху Яобан переориентировал свои атаки на Кан, который умер три года назад: «Это отвратительно, что Кан Шэн совершил так много преступлений. Хуже всего было то, что в конце концов он даже держал под наблюдением председателя Мао, спикера Национального собрания Чжу Дэ, премьер-министра Чжоу Эньлая и заместителя председателя Дэн Сяопина. Он установил подслушивающие устройства в библиотеке и офисе председателя Мао. Все помнят, что премьер-министр Чжоу Эньлай долгое время находился в больнице. Одной из причин, конечно же, было состояние его здоровья и то, что он нуждался в отдыхе. Но другая причина в том, что он больше не мог оставаться дома. Премьер-министр Чжоу Эньлай однажды сказал фельдмаршалу Е Цзяньиню с горькой иронией: «Я не могу жить дома. У меня нет выбора, кроме как переехать в больницу… там, по крайней мере, я могу сказать то, что хочу».
«В сентябре председатель Мао вызвал Кан Шэна и приказал ему прекратить свою грязную кампанию. Кан Шэн все отрицал. Но позже, в декабре 1972 года, во время ремонтных работ в кабинете председателя Мао были обнаружены подслушивающие устройства. Председатель Мао был в ярости. Он вызвал Кан Шэна и потребовал объяснений. Кан Шэн не только категорически отрицал какую-либо ответственность, но и принял меры предосторожности, устранив трех задействованных технических специалистов, таким образом прикрыв одно преступление другим.
«Председатель Мао однажды сказал Центральному комитету: «Меня окружают люди гораздо худшие, чем Линь Бяо. Они не люди, а дьяволы». Он, конечно, имел в виду шпионов Кан Шэна. С 1969 по 1975 год Кан Шэн потратил 230 миллионов юаней на закупку сложного шпионского оборудования, импортированного из-за границы. Это оборудование использовалось не против наших врагов, а против наших собственных революционных товарищей. За последние десять лет, будучи главой нашей разведывательной системы, он превратил наши спецслужбы в своего рода гестапо, независимое от ЦК. Его приспешники могли арестовать и наказать кого угодно. Они могли устранить человека без приказа. Они могли делать и делали все, что хотели.
«В 1971 году, после инцидента с Линь Бяо и Чен Бода, Кан Шэн был назначен ответственным за следственную работу в отделе по особым делам Центрального комитета. Действуя за спиной премьер-министра Чжоу Эньлая, который в то время возглавлял отдел, он практически полностью возглавил сеть специальных агентов, созданную Линь Бяо в Гуанчжоу, Ухане, Ханчжоу, Шанхае, Хайнане, Шэньяне и Бэйдайхэ. Он также привлек в свою сеть всех, кто поддерживал фракцию Линь Бяо-Чен Бода. Во второй половине 1972 года он объединил все эти элементы вместе с 500 людьми, привлеченными из его собственной сети безопасности, чтобы сформировать Группу специальных действий. Офис Кан Шэна служил их базой, и они находились под его прямым контролем. Кан также создал собственную сеть специальных агентов в каждом из пятидесяти четырех крупных городов страны. За каждое отделение отвечали люди, которым он полностью доверял. Их задача заключалась в том, чтобы контролировать деятельность партийных чиновников и регулярно отчитываться перед Кан Шэном. Здесь следует отметить, что ни у одного начальника бюро ЦК не было столько [пространства для маневра], сколько у Кан Шэна. Председатель Мао всегда настаивал на том, чтобы у руководителей бюро не было слишком много секретарей. Тем не менее в распоряжении Кан Шэна было не только большое количество секретарей, но и дюжина офицеров связи. Что они сделали? Ничего особенного. Они сделали работу любого спецагента. Они передавали секретные отчеты. Они стремились уничтожить других людей. Хотя Кан Шэн отвечал за один отдел, одного офиса явно недостаточно. Ему потребовались две дополнительные пристройки, чтобы всему его «офисному персоналу» было удобно. Только тогда он мог расширить сферу своего влияния, претендовать на абсолютную власть и совершать все мыслимые преступления».
«Сила Кан Шэна достигла своего апогея примерно в 1974 году; все в правительстве это чувствовали. Многие товарищи в центральном аппарате партии заметили, что «лучше попасть в ад, чем офис Канга». Идея выразилась даже в стихах:
Более пугающий, чем последний вздох. Меня вызывают в офис Кана, в Королевство Смерти.
«Все боялись Канга. Они считали его более важным, чем царь Яма, бог, который судит мертвых в буддийском аду и управляет ими. Он и его приспешники могли арестовывать и убивать людей, как им заблагорассудится. Они устроили камеру пыток. О Кан Шэне говорили, что он был уродливым человеком, который «никогда не говорил ничего плохого и никогда не делал ничего хорошего». Без Кан Шэна и его сети агентов по всей стране, без шпиона в каждом районе «Банда четырех» никогда не смогла бы захватить власть, не убив сначала всех партийных лидеров».
Очевидно, что, сосредоточив внимание на злодеяниях Кан Шэна, Ху мог оставить безупречную репутацию Мао и сохранить его ауру. Суд над «Бандой четырех» проходил с ноября 1980 года по январь 1981 года и транслировался по телевидению. Цзян Цин, вдова Мао, была приговорена к пожизненному заключению, а те, кто вместе с ней руководили Культурной революцией, также были приговорены к длительным срокам тюремного заключения. Суд, проводимый, естественно, в сталинских традициях, также послужил поводом для обвинения Кан Шэна во множестве других преступлений, хотя к тому времени он был мертв уже несколько лет. Это было своего рода второстепенным событием по отношению к главному событию — суду над Бандой четырех — и объявление о посмертном наказании Канга соответствовало всему спектаклю: 31 октября 1980 года, накануне суда, ЦК КПК объявил о своем исключении из партии, а также об исключении своего друга Се Фучжи (ум. 1972), бывшего главы Гунганбу.
Как мы уже отмечали, отказ Дэн Сяопина от маоистского периода напоминал «оттепель», начавшуюся с XX съезда Коммунистической партии СССР в 1956 году, и провозглашенную им десталинизацию. Но в отличие от Хрущева, который все время был со Сталиным, сам Дэн пострадал от правления Мао, «Банды четырех» и тайной полиции Кан Шэна. Даже после того, как Культурная революция закончилась, его все еще мучило ежедневное зрелище своего сына Дэн Пуфана, прикованного к инвалидной коляске после того, как его выбросили из высокого окна красногвардейцы в 1968 году.
Это побудило Дэна провести трехкратную реформу разведывательных служб параллельно с крупной политической и экономической перестройкой, которую он планировал. Эта тройка реформ была задумана с помощью Чжао Цзыяна и при поддержке Ху Яобана. Во-первых, Дэн хотел изгнать Кан Шэна обратно в подземный мир, где его обычно считали повелителем демонов. По словам Ху: «Человек может быть бесстрашным, столкнувшись с королем подземного мира, но очень напуганным боссом Кангом» (бупа янванг, чжипа Канг лаобан). Отсюда крайне критическая речь Ху и посмертное прекращение членства Канга в партии.
Во-вторых, Дэн решил понизить в должности крыло секретной службы КПК, Дьяочабу, до второстепенной политической функции и интегрировать его «опыт внешней разведки» в крупную современную службу шпионажа и контрразведки. Наконец, в соответствии с проектами модернизации страны открытие Китая для внешнего мира потребовало стратегической переориентации этой новой секретной службы — да и всех других служб, зависящих от партии, министерства иностранных дел и армии, — на экономические, научные и технологические исследования. Этими тремя действиями Дэн Сяопин «произвел революцию» в китайской разведке.