Вдруг мы услышали детский плач. Сэй заволновалась и сказала, что это её внучка Сью. Вошла девочка, миленькая, личико просто прелесть, как у ангела. Мы хотели с ней поздороваться. Она протянула руку всю покрытую прыщами и струпьями. Мы замерли в нерешительности. Фу, ну и зараза на ней! Как бы вежливо отказаться жать руку? Сэй увидела и подбодрила: “Не бойтесь, девочки! Она не заразная.” Девочку привезли к бабушке уже год назад, надеясь, что пройдет ее болезнь – кожное заболевание. Сэй успокоила нас, что с малышкой можно смело общаться, вреда никому не будет. Бабушка рассказала ей про нас, представила каждую. Мы показали ей мириклинов, чем привели в бурный восторг. Наши котята её не испугались. Мы попросили девочку быть аккуратной. Она достала Пушистика, положила его себе на колени. Он урчал, пел свою песенку. В отличие от котят, мириклины именно поют. Такой красивый звук – словно гитара играет. Сью стала пытаться подпевать Пушистику. И даже что-то у них получилось. Девочка гладила его, а он ласкался и трогал лапками девочку. Тут Сэй заволновалась, что-то стала говорить Оксане. Та перевела мне: "А вдруг он сможет вылечить её болезнь?". Мы решили, что ничего плохого не произойдет, если мы попробуем. Сью легла на диван. Мы положили поющего мириклина на неё, закрыли простыней и вышли из комнаты. Почему-то все трое мы были взволнованы, а я просто чувствовала, как меня трясет. Будто замерзла. Попросила плед и укуталась в него. Прошел час. Сэй заходила в комнату, где были девочка и мириклин, и сказала, что они спят. Так прошло два часа. Мы тоже немного задремали. Потом услышали, что Сью зовет бабушку. Та зашла и почти сразу выбежала, неся девочку с мириклином на руках. Сэй подняла футболку и показала, что пятна посветлели. Из ярко-красных с четкими контурами они стали расплывчатыми и бледными. Кожа немного шелушилась. Теперь мы точно знали, что наши котята могут лечить и творить волшебство. Мириклины – имя, которое ну точно им подходило. Теперь мы не сомневались, что Сью скоро окончательно выздоровеет. Бабушка плакала от счастья и благодарила. Говорила, что можем жить у неё сколько пожелаем. Мы – всегда самые желанные гости в ее доме. Потом она спросила, а где второй котенок? Оксана принесла его. Почему-то он не пошел к девочке, а полез на руки к Сэй. Она заулыбалась, стала его гладить. Тут Глазастик спустился к её правой ноге и стал её лизать. Она засмеялась:
– Ой, как щекотно! И ведь именно правую лижет!
– А почему правую? – спросила Оксана.
– Она болит уже много лет. Врачи говорят, что возрастное, и мне надо к боли привыкать. Вот и привыкла почти. Но когда погода меняется, вспоминаю.
Мы поняли, что Глазастик теперь лечит бабушку. Вот ведь какой сегодня день. Неужели они обе станут здоровыми? Как бы было прекрасно.
Котята закончили свои лечебные сеансы, утомились и заснули. А мы все пошли на прогулку в деревню. День был такой насыщенный – что-то устала я писать. Расскажу обо всем завтра. Кстати, вспомнилась китайская поговорка – Долгий день – словно маленький год. Как точно сказано.
Дневник Марианны от 22 июня
Вчера мы познакомились с деревней. Не все живут в таких хороших домах, как Сэй. У неё кирпичный дом. Мы уже увидели несколько глиняных развалюх, которые поразили нас своей бедностью. Сэй рассказала, что их строят из веток, камней, которые фиксируют глиной. Сверху глиняный домик был завешан огромными связками кукурузы. Они оказались очень длинными – до двух и более метров в длину. Из одного такого домика вышла старушка. Мы познакомились. Бабушке Хуан уже 106 лет, но она активна – до сих пор делает работу по дому. Сэй сказала, что она готовит лучшую в деревне рисовую водку. от Хуан мы узнали, что в их деревне рис едят реже, чем кукурузу. Вот почему у них так много её висит на доме. Рис дорогой, и бедняки не могут его покупать так много, как хотелось бы. Бабушка Хуан показала нам на несколько деревьев около дома – это хурма. Жаль, что был не сезон. Сэй сказала, что хурма в их районе очень вкусная, хоть и мелкая.
В соседней глинянке нас встретила пожилая пара, они сидели с мальчиком, которому чуть больше года. Родители малыша работали в поле, а бабушка и дедушка смотрели за внуком. Я спросила про ясли или сад, но мне сказали, что такого нет. Но есть отличная школа, и мне её покажут обязательно. Это гордость их деревни. Хозяева сказали, что накормят малыша и покажут нам школу. А пока мы оказались в очень холодном доме. В глинянке горел костер… Но электричество в доме, оказывается, было. Я постеснялась спросить, зачем нужен костер. Решила, что для экономии. Оксана попросила показать нам весь дом. Нас провели в соседнюю комнату. Глиняные стены оказались оклеены газетами. Сделано это довольно аккуратно, но выглядело убого. Неужели обои так дороги? В углу – старинный телевизор. Таких уже не продают в России точно. Хозяин сказал, что у них всего три местных канала.
Атмосфера тягостная. Такая уж бедность. Я обрадовалась, когда мы оттуда ушли. Нам, кстати, предлагали пить, но не чай. Просто кипяченую воду. Подогретую. Я сразу вспомнила красивую и богатую чайную церемонию, которую нам устроила Сэй. И сама она теперь мне казалась китайской королевой, а ее дом – замком.
Следующий дом был кирпичный. Значит, живут тут люди побогаче. Так и есть. Нас встретил опрятный тучный мужчина в шелковой одежде и мягких уютных тапочках на босу ногу. Руки у него такие белые и холеные, что сразу стало ясно, в поле он никогда не работал. Вот хлев как раз оказался глиняной пристройкой. В нем обитала корова. Выращивают ее на продажу. Хозяин гордо говорил, что скоро получит восемьсот юаней. Еще он показал нам свиней – аж восемь штук. Все розовые, кроме одной черной. Забавные. Их тоже выращивают для рынка.
Я рассказала Сэй, что в русских деревнях есть проблема – мужики пьют. Она удивилась и сказала, что у них такого нет. Хоть и бедные почти все, но очень работящие. Многие уезжают на заработки в город. Ни один человек не спился. Что же в России с людьми не так? Почему же у нас так пьют?
Я заметила, что детишек нигде нет. Спросила у Сэй, где они. Она подвела нас к большому белому зданию и с гордостью отметила, что все дети в школе. Гордость сквозила и в голосе, и в движениях, которыми Сэй приглашала гостей внутрь здания. Оказалось, что это не просто школа, а интернат с проживанием. Длинная одноэтажная постройка, выстроенная буквой П. Внутри большой двор, выложенный булыжниками. Есть дорожка вокруг – по ней дети бегают. В школе двести учеников. Старшеклассников нет. Возраст ребят, что я видела, от девяти до двенадцати лет. Остальные дети в других интернатах. Режим дня суровый. Подъем в шесть утра. Утром зарядка – и бег, и разминка, в семь – завтрак. А без четверти восемь уже начинаются занятия, которые длятся до двух дня. Дольше, чем в российских школах. Раньше классы были по семьдесят пять человек, но школу построили с маленькими классами – помещается максимум тридцать четыре ученика. Шкафов нет – дети всё держат в своих столах. Они не ходят из кабинета в кабинет. Грязи я не увидела, но очень уж много вещей навалено.
Учителя все – мужчины. Проживают прямо тут – у них есть собственные комнаты – так называемая, служебная жилплощадь. Один из учителей рассказал, что сегодня он дежурит – делает с детьми домашку до пяти вечера. Потом у ребят свободное время, а в 20-30 – отбой. Развлечений мало. Показывают фильм иногда. Есть у них для этого комната большая – как актовый зал. Спросила, есть ли кружки по интересам. Оказалось, что нет их. Детей приучают к чтению и физкультуре. На это я возмутилась, сказав, что, несомненно, скучно жить так одинаково. Мол, надо детям устраивать смену деятельности. В ответ мне сказали – ну так давайте – прочитайте им лекцию про Россию или еще что-то. С лекцией была не готова, а вот идея развлечь детей меня не отпускала. Решила устроить им МК по рисованию – маленький праздник для души. Спросила, какие есть материалы для рисования. Оказалось, что много гуаши, есть кисти и много старых офисных листов бумаги размером А4, но на них текст какой-то. Дети использовали эту бумагу для черновиков. Я сказала, что такая подойдет. Мне выделили кабинет, в котором было шестнадцать парт – значит, вместить может тридцать два ученика. Мы с Оксаной принесли краски, бумагу и кисти. Стали готовиться к мастер-классу. Сначала мы подготовили фоны. Листы бумаги мы замазали гуашью – желтым и немного оранжевым. Сделали плавный переход от желтого к оранжевому – растяжку. Оксана быстро всё освоила – рисовала не хуже меня. Скоро мы подготовили для каждого ребенка не менее трех таких листов. У детей может что-то не получаться. Мы намеренно сделали больше заготовок.
И вот начался мастер-класс. Назвала я его "The Birth of the Day" – Рождение дня. Вела урок по-английски. Дети учат его в школе. Оксана кое-что переводила, ну а многие слова я просто показывала в движении – дети сразу понимали. Рисовали мы поверхность воды, над которой восходит солнце. Никогда не думала, что дети могут быть настолько внимательными и старательными. Когда-то я работала в российской школе, где на уроке английского у меня было не более пятнадцати человек. Так их еще надо было натренировать работать послушно, тихо, активно. Китайская ребятня поразила своим усердием. Каждое объяснение они ловили, открыв рот, и тут же пытались повторить. У многих получалось с первого раза. Только мальчик на последней парте часто тянул руку – он не успевал немного. К нему чаще всех подходила. Если он не понимал, как рисовать, брала его руку в свою, и мы вели кистью вместе. И я подбадривала его: "Так-так-так". Он повторял за мной эти слова и не спрашивал перевод. Оксана узнала, что его зовут Чен. Мне было очень обидно за него, что получалось хуже, чем у других. К концу занятия он всех догнал, чем меня порадовал. Я держала его за испачканные гуашью ладошки и говорила: "Remember, you can paint."13 И Чен нараспев повторял мои слова. Очень сердечный ребенок. Узкие глаза его горели каким-то особым огнем. С трудом ушла от него, хотелось уделить ему еще внимание. Возможно, чем-то напомнил мне Ваню, когда тот был в начальной школе. Тоже спокойный, тоже сидел за последней партой, тоже не успевал.