Столь странный поворот событий вовсе не испугал мудреца – напротив, Чжуан Цзы преисполнился радости. Он порхал то туда, то сюда, спускался вниз, делая при этом причудливые пируэты в воздухе, а потом, подхваченный лёгким осенним ветерком, взмывал ввысь.
Ему стали доступны новые ощущения. Теперь, будучи бабочкой, Чжуан Цзы улавливал самые тонкие перемены в движении ветра. А цветы и растения громко окликали его и пели ему песни, предлагая отведать их нектар.
Всё это настолько нравилось мудрецу, что тот совсем забыл, как раньше был человеком. Он потерял счёт времени. Ему казалось, что он всегда был бабочкой и только бабочкой. И жизнь представлялась ему теперь всего лишь лёгким, весёлым и головокружительным полётом.
Как замечательно лететь вверх!
Как чудесно лететь вниз!
Это было…
– Чжуан Цзы! – прокричал громкий голос.
Кто-то потряс его за плечо.
– Чжуан Цзы! Солнце уже садится. Вставай, дружище!
Чудесный сон рассыпался, словно песчаный замок под ударом волны. Внезапно мудрец снова оказался на земле, у подножья ветвистого дерева, и почувствовал, как сильно у него затекла шея. Больше летать он уже не мог.
Перед мудрецом стоял его друг Большой Чан.
Чжуан Цзы медленно моргнул несколько раз. Он понимал, что потерял нечто замечательное, но его волновало что-то ещё. Мудрец посмотрел на реку, на траву, а потом на Большого Чана. И казался таким удивлённым, словно видел это всё в первый раз.
– Кажется, тебе являлся призрак, – сказал Большой Чан. – Пойдём-ка со мной на постоялый двор. Выпьем чаю, это тебя взбодрит.
Попивая чай на постоялом дворе, Чжуан Цзы по-прежнему казался погружённым в свои мысли.
– Послушай, вот что, – сказал Большой Чан. – Ты уже десять минут сидишь без движения и о чём-то думаешь. Почему ты выглядишь так, словно кто-то проехался в телеге по твоей могиле? Тебе приснился кошмар?
– Совсем наоборот, – ответил Чжуан Цзы. – Это был чудесный сон.
И он рассказал, как ему понравилось быть бабочкой.
– Так в чём проблема? – спросил Большой Чан. – Это замечательно!
– Проблема в том, что я не могу точно сказать, проснулся я или нет, – ответил мудрец. – Мы с тобой как будто бы в самом деле разговариваем. И терпкий вкус чая тоже вполне реален.
Он отхлебнул ещё чаю.
– Но таким же реальным был и сон, в котором я был бабочкой. В нём тоже всё было настоящим… может быть, даже ещё более настоящим.
Большой Чан нахмурился.
– Не уверен, что понимаю тебя.
Мудрец улыбнулся:
– Я думал, что я Чжуан Цзы, которому снится, что он стал бабочкой. Но что, если я бабочка, которой снится, что она стала Чжуан Цзы?
– Хо! Ну и чушь! – усмехнулся Большой Чан. – Могу тебя заверить, что я – настоящий. И эти вкуснейшие миндальные печенья, которые я ем прямо сейчас, тоже настоящие. И могу сказать тебе, что ТЫ – тоже настоящий, старина, потому что ты, как обычно, несёшь всякую дребедень!
– Почему ты так в этом уверен? – покачал головой Чжуан Цзы. – Вполне может быть, что и ты – часть моего сна. Истина заключается в том, друг мой, что мы не можем знать наверняка, насколько мы настоящие и насколько настоящее всё вокруг.
Какое-то время друзья сидели молча, пытаясь осознать эту тревожную истину.
Вечер был великолепным. Из кухни доносились аппетитные запахи. Принесли ещё чаю и немного димсама*, потом подали кусочки жаренной на вертеле свинины с варёным рисом, пельмени на пару и черепаховый суп.
Постоялый двор наполнился тихим смехом и щёлканьем палочек, с помощью которых гости с аппетитом поглощали ужин.
Большой Чан набросился на еду. Он запихивал в рот большие куски и облизывал губы.
– Почему ты так много ешь? – спросил Чжуан Цзы, когда Большой Чан проглотил пятый кусок.
– Ну, понимаешь, приятель…
Большой Чан ухмыльнулся с набитым ртом.
– Возможно, ты и прав. Быть может, все мы бабочки и только лишь видим сон о том, как ужинаем здесь совершенно по-человечески. Но если это правда, то я считаю своим долгом сделать так, чтобы этим лёгким и прекрасным созданиям приснился сон, самый приятный на свете для всех, кто увидит себя во сне в образе человека!
С этими словами Большой Чан продолжил поглощать вкусные кушанья одно за другим.
Тётушка тигрица
Эта старинная сказка бытует у разных народов, только у одних воплощением зла выступает волк, а у других – тигр. В Китае эту сказку впервые записал поэт по имени Хуан Цынь.
Давным-давно в маленьком ветхом домике на опушке большого старого леса жила девочка Шань со своей матерью и сёстрами. Однажды мать собралась навестить бабушку. Поцеловав на прощание дочек, она взяла корзинку с гостинцами.
– До бабушки путь не так близок, поэтому я вернусь только завтра, – строго сказала она дочерям. – Как только стемнеет, заприте дверь на щеколду и никого не впускайте в дом!
С этими словами мать ушла.
Когда солнце уже клонилось к закату, в дверь постучали.
– Откройте, дорогие мои, – прозвучал низкий, глухой голос. – Это ваша старая тётушка. Я пришла к вам в гости!
Девочки удивлённо переглянулись.
– Тётушка? – недоверчиво повторила Шань. – Но… мама не говорила, что вы собираетесь прийти! Тем более под самый вечер.
– Наверное, она забыла, – ответил голос из-за двери. – Уже поздно, скоро стемнеет. Пустите меня скорее в дом!
Самая младшая из сестёр, стоявшая к двери ближе всех, послушно протянула руку…
– Нет, подожди! – крикнула Шань, вспомнив, о чём их предупреждала мать, но было уже поздно – сестрёнка подняла щеколду.
Девочки увидели на пороге сгорбленную фигуру, укутанную в огромную шаль. Шаркая ногами, гостья вошла в дом. Встревоженная Шань попыталась рассмотреть её лицо, но в тусклом свете мало что было видно.
– Тётушка, позвольте мне взять вашу шаль, – вежливо предложила она.
– Нет, мне всё ещё слишком холодно, – проворчала гостья и ещё плотнее закуталась.
– Тётушка, какой же у вас хриплый голос! – воскликнула Шань.
– Ах, у меня так болит горло! – вздохнула гостья.
– Бедная тётушка! – огорчилась доверчивая младшая сестра и потянулась было, чтобы обнять и пожалеть гостью. Но в тот же миг девочка отдёрнула руку.
– Тётушка, какие же у тебя волосатые руки!
– О, это моя новая шуба! – пробурчала гостья и рассеянно помахала рукой. В слабом свете что-то блеснуло.
– Тётушка, какие же у вас длинные ногти! – вскричала Шань, всерьёз заподозрив неладное.
– Ох, у меня не было времени подстричь их, – нетерпеливо ответила гостья.
Шань твёрдо решила рассмотреть фигуру, закутанную в шаль, как можно лучше.
– Темнеет, – прошептала она. – Надо бы зажечь свечку…
– Нет! – рявкнула гостья, задувая пламя последней свечи. – Я люблю сидеть в темноте.
Однако, пока свеча ещё горела, Шань успела рассмотреть лицо, скрывавшееся под шалью, – и это была явно не их старая добрая тётушка! На лице под шалью горели голодные зелёные глаза, и было оно слишком широким для человеческого лица, слишком мохнатым и полосатым, из щёк торчали длинные усы, а изо рта… нет, из пасти – страшные острые клыки!
«Это тигрица! – поняла девочка, и её сердце заколотилось от страха. – А тигры ЕДЯТ детей. Надо придумать, как избавиться от этой нежданной и опасной гостьи».
Тигрица посмотрела на девочек и облизала губы красным шершавым языком.
– Я хочу есть, – проревела она. – За целый день я съела всего пару ячменных лепёшек.
В доказательство своих слов тигрица вытащила что-то из кармана и начала грызть – но Шань показалось, что этот предмет больше похож на кость, чем на ячменную лепёшку.
– Так что же у вас сегодня на ужин? – спросила тигрица.
Шань изо всех сил старалась быстро что-нибудь придумать.
– Как насчёт фруктов? – спросила она.
– Фруктов? – фыркнула тигрица. – Я хочу мяса!
– О, но я имею в виду ВОЛШЕБНЫЕ фрукты, – смело сказала Шань и подмигнула сёстрам. – Они вкуснее всего на свете, даже вкуснее мяса! Посмотрите, вот где они растут!
Она указала в окно на старое дерево гинкго*, стоящее в саду. С его самых высоких веток свисали крупные жёлтые плоды.
– Ну, так высоко мне не залезть, – посетовала тигрица.
– Ничего страшного, – с улыбкой ответила Шань. – Мы сами можем забраться на дерево и нарвать вам фруктов.
Тигрица засомневалась. Ей не хотелось выпускать девочек из дома, но не терпелось отведать чудесных фруктов. Тогда ей в голову пришла одна мысль.
– Отлично, – сказала она. – Только я обвяжу вас верёвкой и буду крепко держать за другой конец, пока вы будете лезть на дерево. Так надёжнее.
– Хорошо, тётушка, – кротко сказала Шань.
И вот три девочки, обвязавшись одной верёвкой, словно скалолазы, которые карабкаются по отвесной скале, ловко полезли по старым изогнутым ветвям, пробираясь среди трепещущей листвы, шелестящей, словно раскрытый веер. Оказавшись на верхушке дерева, Шань шёпотом рассказала сёстрам, что она увидела под шалью.
– Только не бойтесь, у меня есть план! – успокоила их она. – Просто делайте всё, как делаю я.
Она протянула руку и сорвала несколько крупных жёлтых плодов.
Сёстры сделали то же самое.
– Вот ваши фрукты, тётушка! – крикнула Шань, тщательно прицеливаясь.
БАМ! БАМ! БАМ!
Несколько тяжёлых круглых плодов попали тигрице прямо в нос.
– Ой! – громко вскрикнула хищница, потирая нос. Потом она недоверчиво осмотрела плоды гинкго. – Вы точно уверены, что это что-то съедобное? Они какие-то твёрдые…
– Ну, на самом деле их надо сварить, – объяснила Шань. – Если хотите, милая тётушка, мы их вам приготовим. Только принесите сюда кастрюлю с кипятком.
– Хорошо, – проворчала тигрица. Она привязала конец верёвки к ближайшему столбу, пошла в дом и вернулась с кастрюлей, из которой валил густой пар.
Сёстры набрали побольше плодов. На этот раз они целились в кастрюлю…