– Как же это я зарежу тебя, моего благодетеля!
Отвечает вол:
– Нечего толковать понапрасну! Как зарежешь меня, принеси немного хвороста, кости мои сожги, а шкуру на себя надень. Да еще сплети две корзины, в одну сына посади, в другую – дочку, потом зажмурь глаза и отправляйся к Южным воротам неба за женой. Эти ворота золотой лев стережет. Как бросится он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, золотой лев, я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так, золотой лев уймется и на место уйдет. Пройдешь Южные ворота, еще одни ворота увидишь, их серебряный лев стережет, как кинется он на тебя, ты ему скажи: «Не тронь меня, серебряный лев! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Серебряный лев уймется, на место уйдет. Войдешь в третьи ворота – увидишь черта, клыки у него наружу, в руках молот – от волчьего клыка не отличишь. Кинется он тебя бить, а ты ему скажи: «Не тронь меня, черт! Я муж твоей седьмой тетушки, а это ее дети в красных штанишках». Скажешь так – черт оступится да упадет. Тут выйдет к тебе теща. Иди с ней в дом. Увидишь там семерых девушек на кане, только сразу не признаешь, которая из них твоя жена. Пустишь сына, к кому он побежит, чью грудь будет сосать, та и есть твоя жена.
Ню-лан сделал все, как велел вол: надел воловью шкуру, вошел в небесные ворота и отыскал наконец свою жену.
Теща отвела молодым дом, и стали они жить да поживать.
Только невзлюбил Ню-лана старый тесть. Решил он извести зятя и предложил ему в ловкости помериться.
Говорит Чжи-нюй мужу:
– Хочет отец, чтоб ты завтра в ловкости с ним померился. Спрячется он, так ты, смотри, ищи его хорошенько! Сперва весь двор обыщешь, к южной стене подойдешь, увидишь на стене клопа, это и будет твой тесть.
На другое утро вышел старик во двор, Ню-лана кликнул:
– Ну-ка, зятек, выходи, поиграем с тобой!
Отвечает Ню-лан:
– Ты старый, я молодой. Какая уж тут игра?
Говорит старик:
– Эка важность! Я сейчас спрячусь, а ты попробуй найти меня! Найдешь – помилую, не найдешь – съем!
Обернулся старик клопом, схоронился в южной стене, залез в трещину. Ищет его Ню-лан, ищет, весь двор обыскал – нет старика. Подошел юноша к южной стене, видит – клоп сидит, поближе подошел и говорит:
– Уж не ты ли это, почтенный тесть, клопом обернулся? Если не ты это, а и впрямь клоп, я сейчас раздавлю его! Ай-я! До чего же вонючий!
Тут старик как закричит:
– Это я, это я! Не дави меня! Ой, на бороду наступил!
Спрашивает Ню-лан:
– А ты не съешь меня?
– Не съем, ступай домой!
Пришел Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
– Завтра отец опять загадает загадку. Яблоком обернется, в матушкин сундук спрячется. Смотри, ищи хорошо!
Вышел старик на другое утро и кричит:
– Давай, зятек, поиграем! Я спрячусь, а ты меня ищи!
Делать нечего. Стал Ню-лан тестя искать. В доме ищет, за домом рыщет, яму с травой обшарил – нет нигде старика. Вошел тогда юноша в тещины покои, открыл сундук, глядь – на красном свертке красное яблоко большое лежит. Схватил его юноша и говорит:
– Уж не ты ли это, почтенный тесть? Если не ты это, а и впрямь яблоко, я сейчас его съем. Уж очень оно, видать, на вкус хорошо!
Старик как закричит:
– Отпусти! Опять мне всю бороду выдрал!
Спрашивает его тогда Ню-лан:
– А ты не съешь меня?
– Не съем. Ступай домой!
Воротился Ню-лан домой, а Чжи-нюй ему и говорит:
– Завтра отец тебя заставит прятаться.
Отвечает Ню-лан:
– Хэй! Куда же я такой большой спрячусь?
Говорит Чжи-нюй:
– Не бойся, я научу тебя, что делать.
Только утро наступило, старик опять зовет зятя:
– Давай, зятек, поиграем, теперь ты спрячься, а я тебя искать буду.
– Давай, – согласился Ню-лан.
Присел Ню-лан на корточки, перекувыркнулся, вышивальной иглой обернулся. Спрыгнула Чжи-нюй с кана, подобрала иголку, вышивать стала, а сама говорит:
– Ищи, отец! Ню-лан уже спрятался.
Кинулся старик искать, весь дом обыскал, весь двор обшарил – не может. Воротился в дом и говорит своей старухе:
– Не нашел я его. Он меня нашел, а я его нет.
Бросила тут Чжи-нюй иголку на пол, опять Ню-лан перед ней. Говорит ему Чжи-нюй:
– Хочет отец завтра наперегонки с тобой бегать, смотри, как бы он верх не взял!
– Как же это он верх возьмет?
– Ай-я! Тебе ни за что за ним не угнаться! Иди скорее в амбар, увидишь там красные семена, набери одну меру с лишком да красных палочек для еды прихвати. Еще дам я тебе головную шпильку, из золота сделанную. Как станет тебя отец догонять, я крикну: «Брось шпильку». Только помни, бросать надо вперед, а не назад!
Вышел на другое утро старик, зятя кличет:
– Эй, зятек! Давай наперегонки побегаем, ты впереди, я за тобой. Догоню – съем, не догоню – помилую!
Согласился Ню-лан, и побежали они. Зять впереди, тесть позади, а жена с тещей взяли детей и вслед за ними пустились.
Бежит Ню-лан, бежит, вдруг бросил две палочки да два красных зернышка. Бежит, бежит, опять две палочки да два зернышка бросил. Тесть бежит, палочки да зернышки подбирает. Поднимет – дальше бежит, опять поднимет, опять бежит и приговаривает:
– Ну и зятек! Ему бы с жизнью прощаться, а он все вещи у меня ворует!
Разбросал Ню-лан все зернышки, разбросал все палочки, а бежать еще далеко. Видит Чжи-нюй – отец мужа догоняет, сейчас его схватит, как закричит:
– Брось шпильку! Быстрее!
Теща тоже кричит:
– Быстрее! Быстрее!
Обернулся Ню-лан, видит – тесть совсем близко, вытащил шпильку, назад бросил. В тот же миг мужа и жену небесная река разделила. Ню-лан остался на одном берегу, Чжи-нюй – на другом. Плачут жена и дети. Даже теща слезы льет. Плачет Ню-лан на другом берегу один-одинешенек.
Увела теща в дом дочь и внуков, тесть тоже ушел. Так и остался Ню-лан жить на другом берегу. С той поры муж и жена могут встречаться только в седьмой день седьмой луны.
В этот день с самого утра все птицы поднимаются в небо, вырывает теща у каждой по перышку: у сороки рябой, у сороки простой, у жаворонков да ласточек, из перьев мост строит.
К вечеру седьмого дня седьмой луны, если все время глядеть на небо, можно увидеть Млечный Путь – длинный-предлинный мост через Небесную реку. На этом мосту и встречаются Волопас – Ню-лан и Ткачиха – Чжи-нюй. Если спрятаться в виноградных лозах, можно услышать их разговор. Говорит Чжи-нюй мужу с обидой:
– Велела я тебе шпильку вперед бросить, а ты ее назад бросил, вот и разделила нас небесная река!
Отвечает Ню-лан:
– Увидел я, что отец твой меня догоняет, со страху забыл, что ты велела.
Триста шестьдесят дней в году, триста шестьдесят чашек да триста шестьдесят котлов у Ню-лана. Чжи-нюй, как придет, все перемоет, стопкой сложит. И одежду всю перестирает да перештопает.
А на шестнадцатый день седьмой луны к матушке уходит, нельзя ей больше с Ню-ланом оставаться.
Сказание о Мэн Цзян-нюй[119]
В старые времена жили на свете муж и жена по прозванью Цзян. Посадили они тыкву-горлянку, ботва длинная – через стену перекинулась к соседям по прозванью Мэн, глядь – у соседей большая тыква выросла. Мэны ее срезали, потом разрезали, смотрят – в тыкве девочка сидит, и назвали девочку Мэн Цзян-нюй – девочка из семей Мэн и Цзян.
Шли годы. Выросла Мэн Цзян-нюй настоящей красавицей – фея с небес спустилась. Взглянешь – сразу влюбишься, только никто ее не видал: были Мэны людьми богатыми, дочь держали в высоком доме в саду, в сад никто не входил, а за ворота девушку не выпускали.
Одному только Фань Си-ляну как-то посчастливилось увидеть ее, и стали они вскорости любящими супругами.
Как это случилось? А вот как. О ту пору император Цинь Ши-хуан[120] замыслил построить Великую стену длиною в десять тысяч ли. Людей пригнали видимо-невидимо, всех без разбору мужчин хватали, не счесть, сколько народу там поумирало. Кого схватят – не надейся домой воротиться. А кому охота ни за что погибать? И вот однажды пришли стражники за Фань Си-ляном, а он возьми да и убеги. Прибежал к дому Мэнов, перескочил через садовую ограду, за искусственной горкой из камня схоронился. А тут как нарочно Мэн Цзян-нюй со служанкой в сад погулять вышла, смотрит – мотыльки разноцветные порхают. Захотелось девушке хоть одного поймать. Вытащила она шелковый платочек, бросила, только платочек на мотылька не попал, в пруд упал, а мотылек выпорхнул и улетел. Обидно девушке, притомилась она, на большой серый камень села, велит служанке платок из воды выловить. А та, видно, не поняла, пришлось Мэн Цзян-нюй самой платок доставать. Подошла она к пруду, подобрала рукава. Тут служанка как закричит:
– Ой, что я вижу! – Это она юношу приметила, схоронился он за горкой, на барышню глядит.
Подняла Мэн Цзян-нюй голову, застыдилась, покраснела: и впрямь, на другом берегу прекрасный юноша за горкой схоронился. А Фань Си-лян растерялся, не знает, как ему быть, бежать – стражники схватят, остаться неловко – с девушкой-то он не знаком. Наконец он решился, вышел вперед, поклонился служанке и говорит:
– Прошу тебя, девушка, спаси меня, спаси!
А служанка уже оправилась от испуга и давай ругать юношу:
– Ты откуда взялся, бродяга?
Пал юноша ниц и говорит:
– Я – Фань Си-лян, прячусь от стражников, вот и забежал ненароком сюда.
Не унимается служанка:
– А знаешь ли ты, что это сад моей барышни?
Отвечает юноша поспешно:
– Не знал я этого!
А юноша между тем приглянулся Мэн Цзян-нюй: и статен, и пригож. Родилась у нее в сердце любовь, и стала она выговаривать служанке:
– Нельзя быть такой невежливой. Отведем его к отцу, пусть научит, как спрятаться от стражников.
Отвели Фань Си-ляна к хозяину.
Поглядел на него старик: и статен юноша, и пригож, разговор с ним завел – все знает Фан Си-лян, о чем старик ни спросит, отвечает без запинки. Пришелся юноша по нраву старику, решил он сделать его своим зятем, и чтобы в тот же день свадьбу сыграть.