Они тут же оторвались друг от друга. Нельзя было тратить драгоценное время на поцелуи, поэтому они стали двигаться по комнате, не переставая целоваться. Дошли до кровати Сяо Ма, снова оторвались друг от друга и, стоя на полу, с бешеной скоростью разделись, кинув одежду прямо на пол. Доктор Ван сначала подсадил Сяо Кун, чтобы она забралась на верхнюю койку. И, только Сяо Кун улеглась, как внезапно ей подумалось, что это была крайняя беспечность — нужно было аккуратно раздеться и сложить одежду. У слепых свои проблемы — раздеваясь перед тем, как лечь в постель, обязательно надо аккуратно сложить одежду по порядку: в самый низ носки, потом брюки, потом рубашка, потом свитер, а сверху пальто или куртка. Только тогда будет система — знай, бери по очереди да по очереди надевай. Как они могли поступить так необдуманно? Одежда валяется на полу, вся вперемешку, раздеваться, конечно, радостно, но одеваться-то как? Нельзя, чтобы «первая смена» пришла и обнаружила их шарящими по полу в поисках носков. На самом деле слепцам нельзя вести себя беспечно, ни в коей мере нельзя! Сяо Кун разнервничалась и расстроилась:
— Одежда!
Доктор Ван в этот момент как раз залезал наверх:
— Какая одежда?
— Одежда в беспорядке на полу, а нам ведь ещё одеваться. Быстрее давай!
Наконец доктор Ван оказался наверху. Уже такой же твёрдый, как кость, и без всякой прелюдии сразу же вошёл в Сяо Кун. Он почувствовал, как её тело содрогнулось и напряглось. Раньше никогда так не было, но разве у доктора Вана хватало времени спросить? В его голове тикали часы, и в мозгу Сяо Кун тоже. Им надо было выиграть время, а для этого приходилось сражаться за скорость. Доктор Ван начал двигаться быстрее, движения стали размашистыми, можно даже сказать — стремительными, и, после нескольких резких толчков, он вскрикнул и кончил. По комнате тут же распространился его запах. Оба тяжело дышали, буквально задыхались. Сяо Кун, даже не успев перевести дух, велела:
— Слезай! Быстро одевайся!
Они быстро вытерли все следы, слезли вниз, горько сожалея о произошедшем. Куда лучше было, если бы всё произошло поспокойнее. Но сейчас всё в порядке, надо только найти все предметы своей одежды. Это твоё — это моё. Время не станет ждать. Если сейчас кто-то вернётся — вот уж действительно выйдет неловко! Их руки не останавливались, внутри бушевала паника. Но паниковать нельзя, нужно проявить терпение и хладнокровие. Они потратили больше десяти минут на то, чтобы одеться, но всё равно беспокоились, всё ещё раз мысленно проверили, и, когда снова присели, оба были в поту с головы до ног. Но где уж доктору Вану вытирать пот. Он поспешно открыл дверь, на ходу вытащив часы, объявлявшие время, и нажав на кнопку. Десять часов двадцать четыре минуты. Цифры напугали доктора Вана. У них оставалось ещё тридцать шесть минут. Это означало, что, если не считать времени на дорогу, раздевание и одевание, то непосредственно на занятие любовью они потратили меньше минуты, то есть несколько десятков секунд! Разве же это любовь? Он просто в спешке впрыснул в тело любимой женщины порцию спермы!
Возможно, это единственное, что может предложить наёмный работник своей женщине. Доктор Ван не находил слов… Тридцать шесть минут. Эти свободные две тысячи сто шестьдесят секунд они отвоевали, но доктор Ван не мог посвятить их любимой, а мог лишь впустую потратить на бессмысленное ожидание. Чего они ждали? Возвращения «первой смены». Чтобы доказать, что не занимались ничем «эдаким». Абсурд… Доктор Ван застыл на пороге, не зная, что делать, совершенно растерявшись. Чтобы успокоиться, пришлось задержать дыхание, а потом медленно выдохнуть. Получилось что-то наподобие вздоха. Он обливался потом. Доктор Ван вернулся к Сяо Кун, ощупью нашёл её ладонь и начал старательно наглаживать. Он испытывал трепетную нежность. До сих пор в груди доктора Вана клокотала безбрежная страсть вперемешку с необъятной любовью. Что он только что сделал? Милая, девочка моя… Сердце болит за тебя…
У Сяо Кун тоже болело, но тело. Она согнулась пополам, уткнувшись лицом в колени. Болело сильно. Где-то в глубине тела пульсировала обжигающая боль, даже сильнее, чем в «первый раз». Боль-то такая же, но обстоятельства разные. В тот раз боль была доказательством, доказательством того, что между ними всё произошло. Сяо Кун расплакалась. Она не могла иначе выразить своё счастье, не могла высказать его, только заплакала. Как назло, доктор Ван повёл себя как болван. Стоило ему ощутить её слёзы, как он начал словно заведённый повторять «прости». Только одно прилагательное могло описать счастье Сяо Кун — «безутешное». В тот раз боль была влажной, а сейчас? Сухой-пресухой… Сяо Кун не могла её выплакать. Лишь ещё больше падала духом. Что она наделала? Что?! Как низко она пала! Её никто не насиловал, но она впервые ощутила себя обесчещенной. Это она сама превратила себя в суку, не знающую стыда.
— Давай поженимся, — Сяо Кун вдруг подняла голову и схватила доктора Вана за руку.
— Что ты сказала?
Она повернула лицо в его сторону и повторила:
— Давай поженимся!
Доктор Ван подумал-подумал и ответил:
— Так ничего ж не готово!
— И не надо… Есть ты, есть я, что ещё надо готовить? — Жар её дыхания практически брызгал в лицо доктора Вана.
— Так это… денег же нет…
— А мне не нужны твои деньги. У меня есть. Давай на мои деньги устроим простую свадьбу, а?
— На твои деньги… Как можно?
— Скажи тогда, как можно?
Губы доктора Вана пару раз дёрнулись, он не знал, что и сказать, а потом ляпнул:
— Что ты так торопишься?
Вопрос прозвучал оскорбительно. Сяо Кун всё-таки девушка, она и так отказалась от всех понятий о девичьей чести и первой заговорила о свадьбе. Что значит «торопишься»? Противно слушать! Словно Сяо Кун хлам, который нельзя выкинуть, — озабоченно заявилась на порог и вынуждает жениться на себе. Так, что ли?
— Разумеется, я тороплюсь, — сказала Сяо Кун. — Кто ж меня такую ещё замуж-то возьмёт? Хотя нет, кто торопится? Лично я — нет.
Громкое заявление. Только что вылезли из постели, и тут Сяо Кун говорит про себя «меня такую», и пусть она первоначально имела в виду совсем другое, доктор Ван услышал в этих словах упрёк. Она всё-таки его укоряет. Типа спать-то все горазды, а как жениться, так слабо, не по-человечески как-то. Но доктору Вану нужны были деньги. Он долго собирался с мыслями, а потом покорно пробормотал:
— Ну, давай поженимся…
— Что значит «ну, давай»? — взорвалась Сяо Кун.
Она и сама не осознала, как слёзы вырвались наружу.
Сразу же вспомнилось, как всё это время на неё давили родители, неудобства, которые приходится переживать после того внезапного порыва Сяо Ма — и всё из-за кого? Из-за тебя! Сяо Кун внезапно испытала ужасную обиду. Я за тобой в Нанкин попёрлась, исполнив твоё желание. Разве ты испытал хоть толику тех трудностей, что пережила я, и всё ради твоего удовольствия?! «Ну, давай»… Невыносимо такое слушать! Сердце цепенеет… Сяо Кун, всхлипывая, громко заорала:
— Ты, Ван! Я за тобой в такую даль приехала, а дождалась от тебя вот таких вот слов? «Ну, давай поженимся»? Ты по-человечески разучился говорить? Иди, женись на табуретке! На стуле! Или на стельке! Сам на себе давай женись! Мать твою!
О деньгах доктор Ван заговорить так и не смог. Ему стало очень грустно. Он беспомощно сказал:
— Тут ты не права, зачем трогать маму?
Сяо Кун вытерла глаза и повторила:
— Твою мать…
Глава одиннадцатаяЦзинь Янь
Коллеги даже и не знали, что между Цзинь Янь и Тайлаем начался роман. Цзинь Янь внезапно перестала агрессивно добиваться внимания Тайлая, резко превратившись в скромницу. Коллеги в массажном салоне редко становились свидетелями громких заявлений и редко слышали её резкие движения. Они, напротив, стали даже беспокоиться за Сюй Тайлая. Что-то тут не чисто…
На самом деле шумная Цзинь Янь в итоге не смогла вырваться за рамки обычного течения романа между слепыми. Так называемый «обычный роман между слепыми» можно описать выражением «тихая гавань». Чаще всего влюблённые вели себя так: выбирали безлюдный уголок, спокойно сидели, тихонько обнимались или украдкой целовались, держались за руку и не разговаривали. Обычные молодые парочки любят активно проводить время, захотели — бац! — пошли в кино, в кафе или отправились на природу, они соревнуются друг с другом, флиртуют с другими, распутничают. Не то чтобы слепым не хотелось активности — хотелось, но трудно. А раз трудно, то что делать? Они заставляют собственное тело успокоиться и становятся максимально внимательными друг к другу. Ты держи меня за руку, а я буду держать тебя… Мы думаем друг о друге — это и называется «ухаживание». Слепые могут бесконечно долго спокойно сидеть, обнимаясь целую вечность, и целоваться, не двигаясь. Если не надо работать, то слепые могут так просидеть весь день. Им ничуть не скучно. Если появляется работа, то влюблённые отрываются друг от друга, и тот, кто уходит, гладит остающегося по лицу, приговаривая тихонько: «Подожди меня». А иногда и вообще ничего не говорят, просто не в силах разомкнуть руки, не в силах оторваться друг от друга, и, даже когда расстояние не позволяет, пытаются сцепиться указательными пальцами.
Внешне казалось, что роман Цзинь Янь не выходил за рамки обычного. Но на самом деле Цзинь Янь отличалась от остальных. Отличилась и тут. Она пребывала в сладкой истоме, и начался новый виток её ожиданий. Чего она ждала на этот раз? Собственной свадьбы. Она ждала и при этом размышляла. Стоило ей присесть рядом с Тайлаем, как Цзинь Янь непременно погружалась в мысли о свадьбе и не могла из них вынырнуть.
Мозг Цзинь Янь представлял собой жёсткий диск, где основной была информация о свадьбах. Если бы не проблемы со зрением, то Цзинь Янь могла бы успешно работать ведущим специалистом в фирме по организации свадеб. В этой области Цзинь Янь была эрудитом. Обширные знания открывали бескрайние просторы для воображения. В этом смысле она сейчас не «встречалась» с Тайлаем, а «думала о свадьбе».