лиентами, проворачивали всякие хитрости и получали «левые» деньги. В салоне «Ша Цзунци» такое не пройдёт, поскольку оба начальника сами работали массажистами. Разве же они не знают всех этих хитростей? Заиграешься и пропадёшь.
Ошибались одинаково, но положения Гао Вэй и Ду Ли отличались. Если Ду Ли допускала промах, с ней разбирались, но собраний не устраивали. Стоило Гао Вэй ошибиться, как за этим непременно следовало совещание. Гао Вэй больше всего боялась совещаний, совещания — такая странная вещь, всё те же люди, всё те же рты, вот только на собраниях всё менялось, и интонации отличались от повседневных. Все пытались изо всех сил говорить на стандартном путунхуа и изо всех сил старались занять одну и ту же позицию. На собраниях всегда так — нужно добиться единой позиции, тогда и результат налицо: все как один утверждали, что Гао Вэй такая-сякая, и её можно расстрелять. Гао Вэй чувствовала, что имя выбрали ей неправильно. Последний иероглиф «вэй» нужно было поменять на такой «вэй», как в слове «опасность», и она превратится из «уникальности» в «неприятность».
Гао Вэй несладко работалось в массажном салоне. Не то чтобы она не думала уйти. Думала, но не могла это «проглотить». Выпускница школы, и не заткнёт за пояс какую-то недоучку — для интеллигентной девушки это потеря лица. Гао Вэй заставляла себя продолжать. Она твёрдо верила в пословицу «тридцать лет на левом берегу, тридцать лет на правом берегу»,[45] короче, всё течёт — всё изменяется. Во всём нужно выждать время и посмотреть, что будет. Подождёшь, и жизнь станет краше. Нельзя торопиться.
Когда директор Ша влюбился в Ду Хун? Раньше не было никаких признаков. Ду Хун — красавица, Гао Вэй это знала. Но директор Ша ничего не видит, что ему с той красоты? Гао Вэй какое-то время размышляла над этим вопросом, но так и не пришла ни к каким выводам. Ну, нет так нет! В любом случае Гао Вэй поняла, что для слепых внешность тоже важна. Это очень хорошо. Что ж, директор Ша, в следующий раз на собрании думайте, что говорите! Гао Вэй верила, что директор Ша — умный мужик, а если умный мужчина хочет добиться какой-то женщины, то не может не считаться с её лучшей подругой. Ваша «внешность» на моём языке.
Гао Вэй всячески обхаживала Ду Хун, бескорыстно, ничего не требуя взамен. Ей двигало одно желание — чтобы все поняли, что они с Ду Хун подруги. В один прекрасный день у директора Ша и Ду Хун завяжутся отношения, тогда она, возможно, станет доверенным лицом директора Ша. А вы проводите, проводите свои собрания! Собрания иногда проводить полезно, а иногда наоборот. Вот так вот!
За бескорыстную заботу Гао Вэй Ду Хун платила ей той же монетой. Она специально всячески выпячивала их с Гао Вэй дружбу. Ду Хун делала это намеренно, главным образом для того, чтобы обезопасить себя от скрытой угрозы. Она не знала, когда и где Ша Фумин вздумает снова подкатить. Палка о двух концах. Начальник хочет к ней подкатить, ситуация с работой стабилизировалась, правда, теперь надо как-то противостоять угрозе заигрываний. А сейчас хорошо: рядом появилась Гао Вэй, и она теперь в безопасности. У Гао Вэй есть глаза. Ша Фумин не может не избегать её глаз. Глаза Гао Вэй стали для Ду Хун солнцем днём и луной ночью. Если Ша Фумин и не откажется от своих замыслов, то Гао Вэй тут же врубит прожектора своих глаз — щёлк! — и заигрываниям конец!
В обеденный перерыв Ду Хун и Цзи Тинтин пошли в супермаркет, а заодно позвали и Гао Вэй, чтобы проводила их. Три девушки, две слепых и одна зрячая, шли, держась за руки, и Гао Вэй вела себя очень пристойно. Пристойность выражалась в неразговорчивости. Обычно слепые, общаясь со зрячими, чувствуют себя неполноценными, а потому мало говорят и практически не вмешиваются в разговор. Но сейчас сложилась обратная ситуация: слепые девушки всю дорогу болтали, а Гао Вэй почти всё время помалкивала. Редкий случай. Даже Цзи Тинтин обратила внимание на это похвальное качество Гао Вэй. В тот же день вечером она сказала Ду Хун:
— А Гао Вэй неплохая девчонка, мало болтает!
Ду Хун задумалась: а вдруг и правда? На следующий день утром она вытащила ключ и открыла свой шкафчик, достала два печенья с шоколадной начинкой, закрыла шкаф и подошла к стойке администратора. Одну печенюшку съела сама, а вторую дала Гао Вэй. Гао Вэй знала, что слепые между собой почти никогда ничем не делятся, и поступок Ду Хун — нечто из ряда вон выходящее. Гао Вэй сунула печенье в рот, обрадовавшись, — впервые у них с Ду Хун получился «контакт». Она схватила Ду Хун за хвостик и легонько потянула. Голова девушки запрокинулась, её лицо смотрело в потолок, а на губах застыла лёгкая улыбка. Эта девчонка красива до безобразия, а как улыбнётся, так всех одурманит! Директор Ша за ней бегает, но что он понимает? Ничего не понимает! Прелесть Ду Хун очевидна, но всё впустую. А жаль…
Наконец Гао Вэй собралась с мужеством и стала при распределении клиентов в первую очередь заботиться об интересах Ду Хун, причём в открытую. Проницательные слепые быстро подметили новую тенденцию. Когда новость дошла до ушей Ду Ли, то эта прямолинейная девица взвилась. Сама Ду Ли избегала вопросов о предвзятом отношении, но улик не было. Она обрисовала проблему, а потом заострила внимание на ситуации с велорикшей, задав в самом начале собрания всем участникам важный вопрос:
— В конце концов, велорикша кому принадлежит? Салону или ей?
И продолжила допытываться:
— Что же, на неё правила салона не распространяются, что ли?
Подтекст и так понятен. В комнате отдыха на какое-то время воцарилось молчание, мёртвая тишина. Все думали, что сейчас ответит Гао Вэй. А Гао Вэй отвечать не стала. Она ждала. Она знала, что слово возьмёт директор Ша. И директор Ша действительно выступил, но речь повёл о вопросе сугубо профессиональном — об анорексии среди новорождённых. Он провёл анализ подхода родителей к этому вопросу. Хотят ли родители давать младенцам лекарства? Ответ отрицательный. Но самым надёжным средством для лечения младенческой анорексии остаётся всё-таки физиотерапия. Нужно растирать животик, чтобы добиться расслабления. Это новый подход, который требует дальнейшего развития.
Начав с анорексии, Ша Фумин на этом не остановился и пошёл дальше. Он заговорил о гуманизме. Самое важное проявление гуманизма — человеческое участие. Он тут же заявил, что «взаимопомощь» — вершина духовной цивилизации. Ша Фумин посерьёзнел, но продолжал говорить сдержанным тоном. Он не стал упоминать чёртову велорикшу, предоставив собравшимся делать выводы самим. Ша Фумин сказал:
— Когда сотрудники одной организации помогают друг другу — это хорошо. Стоит поощрять. — Потом он сам себе задал вопрос: — В таком случае нужно выполнять ли старые правила? — И сам же на него и ответил: — Всё хорошее надо сохранить, а плохое изменить. Реформы, если уж на то пошло, состоят из двух аспектов: сохранения и изменения. Центральный комитет рекомендовал «переходить реку, ощупывая камни», то есть действовать с осторожностью и по обстоятельствам, а мы, слепые, чем хуже?
Ду Ли скривила рот и ничего не сказала, хотя ругалась про себя. Этот Ша несёт какой-то вздор. Что-то сохранять, что-то изменять — это он прямо сейчас придумал? Ду Ли мельком взглянула на Гао Вэй, но та на неё не смотрела. А что на неё смотреть? Гао Вэй никак не ожидала, что её поведение можно привязать к директивам Центрального комитета. Вот уж не думала. Куда ей! Сердце невольно сжалось.
Сяо Кун сидела на диване, и на душе у неё скребли кошки. Кто там ездит на велорикшах, Сяо Кун плевать хотела, но она не могла потерпеть того, что массажист в сговоре с администратором. В Шэньчжэне она постоянно терпела убытки из-за администраторов, поэтому относилась к ним с презрением. Но реально она терпеть не могла массажистов, которые втихаря подлизывались к администраторам. Как можно быть таким ничтожеством? Инвалиду и так уронить своё достоинство? Ну ты крута, Ду Хун, взяла да и спелась с администратором! Неудивительно, что у тебя дела пошли в гору, оказывается, тут Гао Вэй тебе по секрету помогает. Так оно и есть!
У Сяо Кун что на уме, то и на языке. Только она заступила на смену в паре с Цзи Тинтин, как не сдержалась и выпалила:
— Чёрт побери, куда не ткнёшься, везде найдутся подлизы!
Вроде абстрактная фраза, а на самом деле указание на вполне конкретных людей. Разумеется, Сяо Кун знала об отношениях между Цзи Тинтин и Ду Хун и хотела посмотреть на реакцию Цзи Тинтин. Цзи Тинтин не успела и рта открыть, как по коридору прошёл доктор Ван и откашлялся. Цзи Тинтин понимающе улыбнулась и тоже откашлялась, отвечая доктору Вану и Сяо Кун одновременно, а потом пошутила над Сяо Кун:
— Сяо Кун, доктор Ван такой хороший! Мне кажется, ты ему не подходишь, отдай его мне, а?
Сяо Кун не дождалась от Цзи Тинтин ответа на заданный вопрос, поэтому слегка растерялась и сказала:
— Не отдам! Но если хочешь, я буду старшей женой, а ты младшей. Не обидим!
Клиент Цзи Тинтин рассмеялся. Все уже были старыми знакомыми, так что табу не осталось. Он сказал:
— Госпожа Цзи, примите поздравления! Стали содержанкой!
Цзи Тинтин не проронила ни слова, но левая рука её двинулась вдоль ягодицы, нащупала точку на копчике и большим пальцем что было силы нажала. Клиент взвизгнул от сильной боли. Цзи Тинтин сказала:
— Ты знаешь, кто такая «содержанка»? А я честная замужняя женщина!
Тем же вечером Ду Ли сообщила всем новость, вызвавшую эффект разорвавшейся бомбы. Это вовсе не Ду Хун подлизывается к Гао Вэй — какой ей толк в этом? Стоит ли того? Настоящая подхалимка — Гао Вэй, и подлизывается она не просто к Ду Хун, а к будущей жене хозяина!
Ду Ли вовсе не клеветала. Всё больше и больше проявлялись признаки того, что директор Ша влюбился. Директор Ша всегда был человеком, дорожившим репутацией, а тут при Ду Хун показал себя с некрасивой стороны. Это ещё ничего, но ведь он и при Гао Вэй ведёт себя чем дальше, тем безобразнее. Даже разговаривает с улыбочкой! По голосу всё слышно. Эх, любовь — это яд. Кто влюбился, тот и