— Куда ехать, почтеннейший?
Уголки губ доктора Вана опустились: когда это он успел стать «почтеннейшим»? Но он тут же понял, что сегодня реально забыл о вежливости. В обычное время он никогда себе такого не позволял. Однако награда за грубость оказалась очень богатой — водитель, напротив, стал вежливым. Что это ещё за вздор? По возвращению домой надо будет хорошенько обдумать.
— Овощной рынок на улице Гунъюань.
Доктор Ван доехал до дома. Когда поднялся наверх, сердце глухо заколотилось. В нём смешались нерешительность и трусость, хотя больше было, пожалуй, трусости. Слепцы всегда испытывают страх, общаясь со зрячими, причина проста: слепцы на виду, а зрячие остаются в тени. Это основная причина, по которой слепцы обычно не общаются со зрячими. В сознании слепцов зрячие — это другой подвид животного, высшего животного, животного с глазами, всезнающего животного, с налётом божественности. Они относятся к зрячим так же, как зрячие относятся к божествам: уважай, но не приближайся.
Ему предстояло общаться с «порядочными людьми», то есть приблизиться к божествам.
Стоило доктору Вану войти в двери, как его ждал сюрприз. Брат оказался дома. Этому негодяю ещё совести хватает сидеть дома, словно в гостях, и спокойнёхонько ждать, когда притащится простофиля — старший брат. У доктора Вана тут же вскипела кровь. На диване сидели несколько человек, очевидно, ждали его. Гости вели себя непринуждённо и смотрели телевизор. Телевизор шумел, там что-то грохотало и звенело, словно кто-то дрался какими-то металлическими предметами, точнее сказать, пытался убить соперника. В комнате эхом раздавался лязг ножей, пик, мечей и трезубцев, жестокий и пронзительный, но при этом даже слегка музыкальный и мелодичный. Определённо гости смотрели фильм либо про боевые искусства, либо про гангстеров. Фильмы про кун-фу доктор Ван знал, они несли в себе самую простую идею: кулаком или пулей в итоге можно защитить правду. Внезапно доктор Ван вспомнил, что произошло в такси: он был груб, но ему ответили вежливостью. Он даже стал «почтеннейшим». Доктор Ван подошёл прямиком к дивану. Звук телевизора стал тише. Внезапно на плечо доктора Вана легла чья-то рука, он понял, что это брат. Кровь доктора Вана тут же забурлила ещё сильнее. Появились признаки кипения, с которыми трудно бороться. Доктор Ван увидел собственное тело, оно обрело светочувствительность, стало прозрачным и испускало сияние, которое то усиливалось, то затухало. Доктор Ван рассмеялся и вытянул вперёд правую руку, словно бы собираясь поздороваться с братом. Но стоило правой ладони сжать руку брата, как пришла в движение левая и, промчавшись как ветер, нанесла точный безошибочный удар по лицу брата.
— А ну-ка катись отсюда! — взревел доктор Ван. — Пошёл вон! Ты не достоин здесь находиться!
— Он не может уйти, — возразил приятный голос.
— А я не хочу его видеть, — отрезал доктор Ван. — Я же говорил — это наши с ним дела. — Доктор Ван рассмеялся. — Я не сбегу. Да я и не хочу сбегать!
— Принёс?
— Принёс.
— Отдавай деньги, и мы уйдём.
— Нет. Пусть сначала он уйдёт.
— Он не может уйти, — повторил приятный голос.
— Он уходит — я отдаю деньги. Не уходит — не отдаю. Решайте.
Доктор Ван бросил эту фразу уже на ходу, в одиночку отправившись на кухню.
Войдя на кухню, доктор Ван первым делом открыл холодильник. Он вывернул пояс брюк, вытащил деньги и закинул в холодильник. Заодно он нащупал два кубика льда и сунул в рот. Услышав, как брат вышел из квартиры, доктор Ван начал разгрызать кубики льда, которые громко захрустели на зубах. Доктору Вану показалось, что он уже не совсем человек. Он сбросил пальто, схватил кухонный нож и вернулся в гостиную.
В гостиной стояла необычная тишина. Благодаря тишине доктор Ван почувствовал стены, диван, стаканы на журнальном столике. И, разумеется, кухонный нож. От его лезвия исходило белоснежное эхо.
Приятный голос предупредил:
— Ты хорошо подумал? Ты первый решил помахать ножичком. Мы не собирались, хоть и умеем. Просто мы — порядочные люди.
Доктор Ван перебил:
— А я вам не позволял махать ножичками!
Он поднял нож и направил себе в грудь, а потом резко чиркнул. Кровь словно бы немного смутилась, переждала несколько секунд и только потом показалась. Но стоило крови показаться, как она перестала смущаться, а большими шагами устремилась по груди к животу доктора Вана и целенаправленно потекла в брюки. Кровь была очень горячей. Как ласка возлюбленной.
Доктор Ван сказал:
— Вы знаете, что мы, слепые, любим больше всего?
Доктор Ван сказал:
— Деньги.
Доктор Ван сказал:
— Наши деньги отличаются от ваших.
— Вы называете деньги деньгами, а мы называем их жизнью.
— Не будет денег — и нам крышка. Никто и не узнает, где мы сдохнем.
— Вы видели на улицах слепых, которые просят подаяние? Видели.
— Я тоже умею попрошайничать. Верите или нет?
— Но не могу.
— У меня есть папа с мамой. Я не могу.
— Мы должны сохранить лицо, нашу репутацию.
— Нам нужно наше доброе имя.
— Мы любим наше доброе имя.
— А иначе как жить?
— Надо остаться человеком в своих собственных глазах.
— В собственных глазах, понимаете?
— Не понимаете.
— Я не могу отдать вам двадцать пять тысяч.
— Если я отдам вам двадцать пять тысяч, то придётся идти просить милостыню.
— Откуда берутся мои деньги?
— Я разминаю вам ноги.
— Чтоб заработать двадцать пять тысяч, сколько ног надо размять?
— Пара ног — пятнадцать юаней. Одна нога — семь с половиной.
— Чтобы заработать двадцать пять тысяч, мне надо размять три тысячи триста тридцать три ноги.
— Денег я вам не дам.
— Но от долга я не могу отказываться.
— Я отдам вам кровь.
Теперь кровь текла уже по ступням доктора Вана. Доктору Вану казалось, что кровь недостаточно дерзкая, он-то хотел услышать её рык. Он снова чиркнул по груди — стало лучше. Кровь хлюпала. Какой красивый звук! На вид тоже наверняка красиво.
— Вот моя заначка.
— Отдаю вам.
— А вы не стесняйтесь — забирайте.
— Сколько унесёте, столько и берите.
Доктор Ван приставил нож к шее и спросил:
— Достаточно или нет?
Он повторил:
— Отвечайте. Достаточно или нет?
Кровь в гостиной несколько напугала гостей. Приятный голос лишился способности издавать приятные звуки. У доктора Вана в руках нож, а ножевые раны таращились круглыми глазами. Приятный голос протянул руку и перехватил запястье доктора Вана, но тот рявкнул:
— А ну не трогай меня! Хватит или нет?
Приятный голос ответил:
— Хватит…
— Точно хватит? — спросил доктор Ван.
— То есть теперь всё? — спросил доктор Ван.
— То есть мы в расчёте? — спросил доктор Ван.
— А теперь уходите.
— Пожалуйста.
Доктор Ван опустил нож, но всё ещё держал его в руках. Он сунул нож приятному голосу со словами:
— Если эта скотина ещё раз пойдёт играть, то этим же ножом его и покромсайте. На сколько захотите кусков, на столько и покромсайте.
В комнате на какое-то мгновение стало тихо, приятный голос не ответил доктору Вану, он ушёл. Они ушли все вместе, трое, в общей сложности шесть ног. Звук шести ног не то чтоб сложный, но, судя по всему, несколько сбивчивый. Доктор Ван услышал, как шесть ног в спешке явно покинули пределы квартиры, опустил нож и повернул голову.
Теперь в комнате действительно повисла тишина, тишина и запах крови. Доктор Ван внезапно вспомнил, что родители дома. В этот момент отец с матерью наверняка смотрели на него. Доктор Ван «посмотрел» на отца, потом «посмотрел» на мать. Эти взгляды длились десять с лишним секунд, доктор Ван ощутил жар в глазах, они наполнились. Слезами. Родители видели всё случившееся, они определённо всё видели.
Как могло такое получиться. Ну как?! Доктор Ван изначально собирался выплатить долг брата. Но произошла роковая ошибка, и он не сделал задуманного. Что он устроил? Неужели этот абсурдный поступок совершил он, доктор Ван? Как он мог такое натворить? Чем его сегодняшнее поведение отличается от поведения какой-нибудь шпаны? Ничем. Стыдно. Сегодня он вёл себя как стопроцентный хулиган, как законченный отброс общества. Какая гадость! Он, доктор Ван, перестал быть «приличным» человеком. А с его языка наконец-то неслась чушь.
На самом деле доктор Ван не такой. Не такой. Он с детства был хорошим мальчиком, хорошим учеником. Учителя всегда так говорили. Доктор Ван вовсе не был близок с родными родителями. На пути взросления доктора Вана функция родителей сводилась к минимуму, а по-настоящему важную роль всегда играли учителя из интерната для слепых и слабовидящих. На самом деле говорить так в корне неверно. Только сам доктор Ван знал, кто же сыграл решающую роль, учителя или родители. Причём под «родителями» подразумевались не отец с матерью, а некие абстрактные родители, перед которыми доктор Ван постоянно был виноват. Стоило доктору Вану сделать хоть что-то ненадлежащим образом, допустить малюсенькую ошибку, чуть-чуть оступиться, как учителя в один голос вопрошали:
— Как ты можешь так опозорить своих родителей? Так нельзя!
«Родители» всегда находились рядом с доктором Ваном, нависали над его макушкой.
Но и это ещё не всё. Повзрослев, доктор Ван упорствовал в вопросах «приличий», почти до фанатизма. В глубине души доктор Ван постоянно требовал от себя оставаться «приличным» человеком. Только такой доктор Ван мог отблагодарить «родителей» за то, что они его вырастили. Ему нужно было «не опозорить» «родителей».
А сегодня что он сделал? Из-за денег он повёл себя непристойно. В присутствии «родителей» нёс чушь. Лишился всех своих «приличий». Потерял всё своё достоинство. Прямо перед родителями.
— Пап, мам, — доктор Ван повесил голову и с неизмеримой тоской произнёс: — Сын подвёл вас.
Родители доктора Вана ещё не оправились от испуга. Но радовались. Мать доктора Вана так разволновалась, что глаза наполнились слезами. Она схватила доктора Вана за руку и сказала: