ится с целым коллективом. А если появятся противоречия — стоит только обоим промолчать, проявить широту души и не спорить. Вот так будет очень хорошо!
Промолчать-то промолчишь, а в душе, разумеется, расстроишься. Ша Фумина расстраивало то, что Чжан Цзунци не управлял салоном и не делал ничего, что вызвало бы неудовольствие у окружающих, а ещё денег зарабатывал больше Ша Фумина. Ишь какой хитрый! Чжан Цзунци расстраивало совсем противоположное: он как-никак вложил восемьдесят тысяч юаней, он тоже начальник, бегает туда-сюда, а складывается впечатление, что весь салон на Ша Фумине. С утра до вечера можно увидеть, как он один на всех орёт да со всеми ругается. Брат Ша слишком тщеславный.
Ша Фумин был тщеславным. Он высоко ценил звание начальника, но на самом деле тоже любил деньги, а Чжан Цзунци, любя деньги, в глубине души также ценил и звание начальника. Поскольку салон они открыли на паях, то каждый получил ровно половину, но так и не был доволен. Время такая вещь — его не удержишь, на смену одному дню приходит второй, на смену второму — третий, а там четвёртый и пятый. Накапливаются и обиды. Обида сама по себе не страшна — страшна застарелая обида. Застарелая обида — это крыло. Единственное, что можно сделать с крылом, — раскрыть его и полететь навстречу темноте.
Но дружба, в конце концов, на первом месте. Два начальника втихаря обижались друг на друга, но при встрече старательно делали вид, что им всё равно. Ничего страшного. Это было определённое усилие. Долговременное, мучительное усилие, но при этом бесполезное и смешное. Сейчас, оглядываясь назад, понятно, самое плохое в их взаимоотношениях — именно это усилие. Усилие — это яд. Медленнодействующий яд. Каждый день всё нормально, не происходит ничего страшного. Бояться нужно лишь чего-то непредвиденного. Когда случается что-то непредвиденное, медленнодействующий яд определённо получает возможность действовать. Сильная вражда может напугать не только других, но и себя. Если бы они поссорились несколько раз в самом начале, было бы лучше.
Но это всё не смертельно. Важно то, что, будучи начальниками, они всё-таки слепые. Поскольку они хозяева массажного салона, то приходится ежедневно общаться не только со слепыми, но и со зрячими. В налаживании межличностных отношений у слепых свои методы, своеобразные, но действенные. Но стоит вмешаться в дела зрячих — проблем потом не оберёшься. По сути, слепцы всегда слабы, втайне они совсем не верят в свои методики и как только начинают общаться со зрячими, то инстинктивно отказываются от своих методов, интуитивно замещают «свои» методы «чужими». Причина проста: они же ничего не видят, так что «подлинная картина» и «факты» не на их стороне. Им необходима помощь чужих «глаз», чтобы рассудить и решить. В итоге слепые, сами того не замечая, переводят свои отношения друг с другом в категории зрячих. Они не понимают, что их суждения на самом деле принадлежат другим людям. Но при этом они сомневаются. А стоит усомниться, как приходится повернуться лицом к обоим мирам одновременно. Это очень тяжело. Что же делать? У них есть способ. Они очень самонадеянно, очень решительно разрывают свой внутренний мир пополам: одна половина верит, а вторая сомневается.
Ша Фумин и Чжан Цзунци, управляя работой салона, прибегали к такому же научному подходу: половина веры, половина сомнения. Строго говоря, в этом мире не существует самостоятельного мира слепых, отличного от мира зрячих. В мире слепых постоянно искрятся взгляды множества зрячих глаз. Взгляды острые, пристальные, вездесущие, необычные и обладающие дьявольской силой. Когда слепцы скопом рвутся в общество зрячих, под ногами у них всегда два камня: первый — это собственное «внутреннее видение», второй — чужие «глаза». Лишь ощупью находя эти камни, они могут с трудом передвигаться.
В конце концов, Ша Фумину можно верить, и Чжан Цзунци тоже можно верить. Единственное, в ком возникают сомнения, — их общее детище «Ша Цзунци».
Когда Ша Фумин вернулся в общежитие, было уже почти три часа ночи. Он вернулся вторым. Ушли они вмести, а вернулись порознь. Для тех работников, кто ещё к этому времени не успевал заснуть, эти хождения туда-сюда были проблемой, большой проблемой. Чжан Цзунци уже успел зайти в интернет. Он очень громко, с грохотом стучал по клавиатуре. В том, что касается интернета, Чжан Цзунци несколько перебарщивал — порой он зависал в сети до четырёх утра. У слепых компьютеры отличаются: на них установлена специальная система программного обеспечения, попросту говоря, вся информация превращается в звук. Таким образом, компьютер у слепых перестаёт быть просто компьютером, превращаясь в стереосистему. Чжан Цзунци постоянно врубал свою стереосистему и этим беспокоил других массажистов, но в лицо ему никогда не делали замечаний.
Вернувшись в общежитие, Ша Фумин первым делом пошёл в туалет. На унитазе кто-то закашлялся.
Это был доктор Ван. Он закашлялся, а потом замолчал, тихо сопя. Очень странно… Неужели тут рукоблудием занимается? Ша Фумин хотел было выйти, но зайти и выйти тоже как-то некрасиво. Нет, вряд ли… Ша Фумин повернул голову и шёпотом спросил:
— Лао Ван, что с тобой?
Доктор Ван ответил:
— Всё нормально.
Но, судя по тону, нет.
Ша Фумин стоял и ждал. Подождав немного, он снова спросил:
— Да что с тобой, в конце концов, такое?
— Ничего…
— А что тогда ты такое делаешь?
Доктор Ван ответил:
— Я уже почти всё… Я тут разбираюсь. Ничего…
Вот тут уже Ша Фумин не мог не заподозрить неладное. С чем он там возится? Ша Фумин поднял брови и спросил:
— Уже почти всё что?
Доктор Ван засмеялся:
— Ничего…
Глава восемнадцатаяСяо Ма
К сексу, оказывается, тоже можно пристраститься, особенно в молодом возрасте. Вот и Сяо Ма пристрастился с первого раза. Что тогда было? В деталях Сяо Ма не мог припомнить, вроде ничего и не делал. Сяо Ма помнил только то, что страшно суетился. Но в результате этой суеты и спешки Сяо Ма испытал сильнейшее потрясение и, вернувшись в массажный салон, чувствовал себя опорожнённым. Его тело и душа полностью, до конца расслабились, он ощущал блаженство. Сяо Ма успокоился и перестал хотеть чего бы то ни было. Его тело познало небывалое удовольствие. Но прелесть секса не только в самом моменте, но и после. Сяо Ма был теперь неописуемо спокоен с головы до пят. Он выпустил из своего тела вовсе не эгоистичную, жалкую сперму, а все свои тревоги и печали.
Сяо Ма ничего не понимал в сексе. Он счёл эту спешку за успешную однократную хирургическую операцию, исцеляющую все болезни, решив, что отныне будет жить беззаботно. Но уже на следующее утро выяснилась вся серьёзность ситуации. Сяо Ма удручённо обнаружил, что все вчерашние действия прошли зря, все проблемы тут как тут — обострились ещё больше. Внутри тела снова проснулась некая слепая сила, мощная и свирепая, которая не имела отношения ни к скелету, ни к мышцам, но могла вести партизанскую войну и совершать налёты. Она скрытная, бешеная, и от неё невозможно спастись. Сяо Ма сдерживался. Он терпел. Однако, как говорится, пока добро вырастает на фут, зло вырастает на сажень. Некоторые вещи при всём желании нестерпимы. Как только Сяо Ма осознал, что не в состоянии перенести эту муку, остался лишь один подходящий выход — он снова ощупью побрёл в «парикмахерскую».
Тело перестало быть телом, превратившись в будильник. Внутри этого будильника была огромная тугая пружина. Время — это жестокая рука. Как только пружина разжималась, время начинало свой отсчёт, снова закручивая тело в спираль. И только «спешка» делала так, что время расслаблялось, одно «тик-так» за другим.
Возможно, эта пружина вовсе и не пружина, возможно, она живая. Это гигантский удав, змея, сворачивающаяся клубком. Когда она сворачивается и застывает, то высовывает свой раздвоенный язык и лижет им Сяо Ма внутри, то тут, то там. Это смертельное совращение. Змея может придать бодрости, может генерировать необыкновенную силу. Тело Сяо Ма обрело сверхъестественные способности, тело Сяо Ма могло вызывать ветер, а ещё оно могло испускать волны.
Сяо Ма раз за разом в замешательстве шёл в «парикмахерскую». Он больше не торопился, а действовал спокойно. Благодаря спокойствию внимание Сяо Ма переключилось с его собственного тела, он научился обращать внимание и на тело Сяо Мань. С помощью ладони и пальцев Сяо Ма на теле девушки обнаружил поразительный секрет и понял, что значит «всё, что надо, есть, а чего не надо, нет». Оказывается, это похвала женщине, и сестрица как раз попадала под данное определение. Руки Сяо Ма сосредоточенно изучали женское тело. Он «раскрыл» пальцы и сосредоточенно «рассматривал» сестрицыны плечи, а ещё руки, волосы, шею, талию, грудь, бёдра, ягодицы, ноги. Сяо Ма даже «увидел» сестрицын аромат, обволакивающий, укрывающий. А ещё он «увидел» сестрицыно дыхание. Сестрицыно дыхание было особенным: иногда еле заметное, а порой, наоборот, обрушивающееся со всей силой. Она — сестрица.
Сестрица доставляла Сяо Ма удовольствие. Он больше не торопился. Он не хотел никого другого, кроме сестрицы.
Девушки, работавшие в «парикмахерской», вскоре обратили внимание на одно интересное обстоятельство: этот красивый слепой парень влюбился в их Сяо Мань! И они подшучивали над Сяо Ма. Стоило ему войти, как девушки начинали говорить, дескать «она» занята, «на сеансе», «давай подберём тебе другую, все одинаковые»! Лицо Сяо Ма становилось суровым, он садился и серьёзно отвечал:
— Я подожду её.
Сяо Мань отметила упрямство Сяо Ма и в душе очень порадовалась. Внешность у неё самая заурядная, строго говоря, далеко не красавица, а для девушки это роковой изъян. Сяо Мань, как назло, была очень честолюбивой. Только начала заниматься проституцией — сразу же пошла в большой салон. Условия тут хорошие, тарифы высокие, кто бы не захотел пойти? Ну вот и Сяо Мань пошла, только не пользовалась такой популярностью, как другие, а для девушки нет ничего хуже. То, что денег мало, — мелочи, загвоздка в том, что на душе муторно. Сяо Мань не могла вынести это ощущение и к