о такого бы не дошло. Ни в коем случае не дошло бы. Это она вела себя неподобающе и неприлично. Эх, почему в жизни так много глухих тупиков? Стоит зазеваться, непонятно, с какой ноги шагнёшь, и ты уже там.
Сяо Кун в этой жизни не суждено было дозвониться на мобильник Сяо Ма. Номер уже не обслуживался. Судя по всему, Сяо Ма принял твёрдое решение порвать все взаимоотношения с «Массажным салоном Ша Цзунци». Но на самом деле он хотел порвать с ней. Сяо Ма, сестрица тебя обидела. Что ж, Сяо Ма, тогда счастливого тебе пути! Сестрица желает тебе счастья. Не надо было тебе так уходить, как бы то ни было, стоило проститься с сестрицей, сестрице будет не хватать твоих объятий. Расставание бывает разным, расставание после объятий ощущается совсем иначе. Всё это по-настоящему, и в будущем всё тоже будет по-настоящему. Сяо Ма, ты должен беречь себя. Береги себя, слышишь? Смотри, не натвори ничего такого. Ты любил сестрицу, сестрица тебе за это благодарна.
Сяо Кун убрала сотовый и достала шэньчжэньский мобильник. Столько всего случилось, Сяо Кун уже давно не созванивалась с родителями. Как ни крути, а позвонить надо. Только достав шэньчжэньский мобильник, Сяо Кун внезапно подумала, что родители тоже давно не звонили. Не случилось ли чего дома? При этой мысли она заволновалась и поспешно набрала домашний номер, прислушалась, но не услышала в мобильнике никаких звуков. Ох, чем дальше, тем хуже — кончилась зарядка. К счастью, Сяо Кун хватило ума найти решение проблемы, она сняла заднюю крышку, чтоб достать симку. Надо вытащить шэньчжэньскую симку и вставить её в нанкинский мобильник, родители, разумеется, подмены не заметят.
Только вот шэньчжэньская сим-карта куда-то запропастилась. Сяо Кун несколько раз пощупала, так и есть — шэньчжэньская симка исчезла. Это открытие, можно сказать, стало для Сяо Кун смертельным ударом. Симки нет, номера тоже нет, а значит, она близка к разоблачению. Всё тело тут же покрылось холодным потом. Как врать дальше? Никак.
Как могла пропасть симка?
Она не могла потеряться. Мобильник-то тут, а почему нет симки? Определённо, кто-то втихомолку брал её мобильник. И тут Сяо Кун всё поняла. Это Цзинь Янь. Определённо она, больше некому. Доктор Ван никогда в жизни не притрагивался к её мобильнику. Сяо Кун тут же разгневалась: Цзинь Янь, да, у нас с тобой бывали конфликты, но после того, как мы подружились, я искренне считала тебя своей сестрой. Как ты могла совершить такой подлый поступок? А?! Сяо Кун с силой швырнула телефон на массажную кушетку и повернулась. Надо найти Цзинь Янь. Надо спросить её в лоб: ты что, в конце концов, делаешь? Что ты замыслила?
Дойдя до двери, Сяо Кун остановилась и встала, как вкопанная, словно получила какой-то таинственный знак. Она повернулась, снова подошла к кушетке и подняла телефон. Это нанкинский телефон — стоит с него позвонить, и секрет раскроется. Шэньчжэньская симка пропала и вряд ли отыщется. Другими словами, рано или поздно разоблачение неизбежно. Может быть, есть смысл сделать это самой? Она может и дальше врать, может жить за счёт вранья, но всю жизнь обманывать невозможно, это никому не по силам.
Сяо Кун взяла мобильник, хмыкнула и набрала номер. Дозвонилась до стационарного телефона. Сяо Кун только успела сказать «алло», как из трубки донёсся пронзительный плач матери. Видимо, они уже какое-то время дежурили у телефона. Мать запричитала:
— Дрянная девчонка, ты ещё жива? Почему столько дней телефон выключен? Дрянь ты эдакая, мы с отцом чуть с ума не сошли! Ну-ка, быстро говори, где ты? Всё нормально?
— Я в Нанкине, всё хорошо.
— А почему ты в Нанкине?
— Мам, я влюбилась.
«Влюбилась» — особенное, диковинное слово, оно настолько распространённое, настолько обыденное, в момент его произнесения живо наполняет человека силой, трогающей до глубины души. Сяо Кун говорила без утайки, слова сами сорвались с её языка, но она не ожидала, что простая фраза «я влюбилась» может быть такой душещипательной. Сяо Кун тотчас уронила две горячие слезинки, а потом очень спокойно повторила:
— Мам, я влюбилась.
Мать опешила, а потом брякнула:
— Мальчик или девочка?
Дочка так надолго запропастилась, мать действительно перепугалась до потери рассудка, да ещё и разволновалась, вот и задала такой идиотский вопрос. Видимо, они предполагали, что у дочери роман, беспокоились, что дочка уже родила. Бедные родители всей Поднебесной! Сяо Кун фыркнула и рассмеялась, а потом сказала с непомерной гордостью, таким тоном, словно роженица из родильной палаты:
— Мальчик, полностью слепой.
На другом конце провода повисла тишина. Через довольно долгое время в трубке снова раздался голос, но не матери, а на этот раз отца:
— Дочка! — Отец сразу начал задыхаться от ярости и орал как резаный: — Ты почему такая не послушная?
— Пап, моя любовь к нему — вот один глаз, его любовь ко мне — вот второй глаз. Оба глаза на месте. Папа, твоя дочь не принцесса какая-нибудь, на что ты надеялся? — Сяо Кун и подумать не могла, что сможет произнести такое. Она постоянно врала, перед каждым телефонным звонком долго готовилась, и, чем дальше, тем больше завиралась. Сегодня Сяо Кун вообще не готовилась, говорила всё, что на сердце, и не представляла, что слова получатся такие ясные, яркие, ослепительные — всё вокруг было залито светом.
Сяо Кун закрыла телефон, не осмеливаясь поверить, как это было просто. С того момента, как она влюбилась, и до сих пор Сяо Кун постоянно мучилась, не зная, как быть с родителями. Наконец, она сказала правду и вот оно, оказывается, как — одно слово правды, и мёртвый узел сам собой развязался, вот ведь неожиданность!
В этот момент в комнату ощупью вошла Цзинь Янь. Она только что получила важное известие — Ду Хун буянит в больнице, рыдает и кричит, чтобы её отпустили домой. Она вошла и ничего ещё не успела сказать, как Сяо Кун схватила её. Цзинь Янь была выше Сяо Кун, и потому Сяо Кун уткнулась ей лицом в шею. Цзинь Янь ощутила на шее слёзы Сяо Кун, а та всё ещё сжимала мобильник и, не переставая, била им по спине Цзинь Янь. Цзинь Янь всё поняла и вздохнула с облегчением. Она протянула руку, положила её на талию Сяо Кун и принялась без остановки гладить.
— Ты воровка, — прошептала Сяо Кун в самое ухо Цзинь Янь. — Я теперь буду остерегаться тебя до конца жизни.
— Ты о чём?
— Ты воровка, — тихо повторила Сяо Кун. — Ты берёшь чужое.
Цзинь Янь оттолкнула от себя Сяо Кун.
— Не скандаль, — обессиленно сказала Цзинь Янь. — Ду Хун разбушевалась, требует, чтобы её выписали. Как с ней быть?
Глава двадцать перваяДоктор Ван
Ду Хун в итоге досрочно выписалась из больницы. Она вышла оттуда, поддерживаемая Ша Фумином, которого, в свою очередь, поддерживала Гао Вэй, — так и вернулись. Вернулись они в полдень. Ша Фумин специально выбрал такое время: в полдень сотрудники сидят без дела и можно устроить маленькую торжественную церемонию в честь возвращения Ду Хун. Церемония необходима. Церемония — это не способ признания чего-то, а степень признания. Иногда церемонии более красноречивы, чем сами события. Ду Хун, «Массажный салон Ша Цзунци» приветствует тебя!
Когда Ду Хун вошла в двери, Гао Вэй громким криком известила:
— Мы вернулись!
Все столпились вокруг Ду Хун, стало очень оживлённо. Сотрудники салона теснились в комнате отдыха и громко аплодировали Ду Хун. Овации вышли пламенные, довольно сумбурные, они смешивались с гомоном голосов. Ша Фумин обрадовался, Чжан Цзунци обрадовался, а сотрудники обрадовались ещё сильнее. После «дела о расхищении баранины» в массажном салоне произошла целая череда неприятностей, в комнате отдыха больше не царила непринуждённая атмосфера, все ощущали подавленность, перестали чувствовать себя в безопасности. Сейчас всё налаживается, Ду Хун спокойно вернулась. Радость коллег была не просто радостью — это был повод дать волю чувствам. Преувеличенное радушие. Долго копившуюся пасмурную атмосферу как рукой сняло, и в каждом сердце воцарилась новая, ясная погода.
Радость Ша Фумина была неподдельной. За это нужно было благодарить доктора Вана. Хотя доктор Ван и не начальник, но он давно был для многих старшим братом и всегда умел расставлять всё по своим местам. Ша Фумин размышлял, что делать, пока Ду Хун беспомощна, а доктор Ван вмешался. Он выдвинул два условия: во-первых, если Ша Фумин действительно хочет помочь Ду Хун, то надо сохранить всё в тайне, нельзя рассказывать о переломе пальца направо и налево. Если информация просочится, то клиенты перестанут к ней записываться. А если сохранить всё в тайне, то, даже если Ду Хун уйдёт с этого места, она сможет найти такую же работу в другом салоне. Доктор Ван успокоил Ша Фумина, что он никому не проговорится. Во-вторых, доктор Ван внимательно изучил травму Ду Хун — несмотря на перелом большого пальца, все остальные пальцы не пострадали. Что это значит? Это значит, что она вполне может делать массаж ступнёй. Разумеется, в массаже ступнёй тоже не обойтись без большого пальца, но основной упор здесь всё-таки на средний и указательный. Если сможешь хорошенько упереться средними фалангами двух этих пальцев, то рядовой клиент и не заметит никакой разницы, если только он сам не массажист, специализирующийся на туйна, но разве массажист пойдёт делать себе массаж ступнёй? Сейчас решение проблемы очень простое — надо отдать Ду Хун всех клиентов, которые приходят в салон на массаж ступнёй. Главное, чтобы остальные массажисты не забирали себе таких клиентов, и ладно. Тогда у Ду Хун в день будет пять-шесть сеансов, так же как раньше, словно ничего и не случилось.
Да, всё как раньше, словно ничего и не случилось. Большой палец Ду Хун не ломался. Ду Хун всё та же Ду Хун. Что может быть лучше? Ничего. На волне радости Ша Фумин хлопнул в ладоши и громким голосом объявил:
— Сегодня приглашаю всех перекусить перед сном!
Присутствующие встретили новость громкими криками одобрения. Они окружили Ду Хун, говорили наперебой, массажный салон тут же превратился в маленький океан радости. Ша Фумин стоял за дверью, в душе он был очень тронут. Всё-таки оживление — это здорово. Снова чувствуется «человеческий дух». Что это, в конце концов, такое, «человеческий дух»? Ша Фумину показалось, что комната отдыха полна рук, которые внезапно вырвались из-под земли, а теперь легонько раскачиваются на ветру. Вне всякого сомнения, самой трогательной, самой радостной рукой была Ду Хун, стоявша