Ду Хун натянула одеяло, укрывшись им с головой. Приготовилась разрыдаться, но не заплакала. Она не выплакалась вволю, слёзы тихо текли по лицу. В этот раз слёзы были странные: раньше слезинки падали одна за другой, а теперь отдельных слезинок не было, слёзы текли потоком, быстрым ручьём, стремительно и без передышки. Подушка промокла. Ду Хун перевернулась. Подушка снова промокла.
Переживая воспоминания о пережитых страданиях, Ду Хун убивалась. Она утратила самоуважение, утратила достоинство. Всё её достоинство было размазано о дверной косяк. Налетел сквозняк, одно неловкое движение — и её достоинство всмятку. Она потеряла своё достоинство в комнате отдыха массажного салона.
Нельзя так, говорила себе Ду Хун. Нельзя. Категорически нельзя. Ни за что на свете!
Ду Хун отбросила одеяло. Села. Нащупала полотенце и тихонько ощупью побрела в туалет, чтобы умыть лицо. По дороге ей встретилась медсестра, хотела помочь. Ду Хун повернулась к сестре, улыбнулась, мягко и решительно высвободилась из её рук, сказав спасибо.
Нельзя, нельзя, повторяла Ду Хун себе. До последнего вздоха Ду Хун не может позволить себе стать жалкой козявкой, вызывающей у всех сочувствие. Она хочет жить. Она не хочет быть признательной.
Нельзя быть в долгу перед другими. Ни перед кем. Даже перед добрыми братьями и сёстрами. Как только задолжаешь, придётся возвращать. Если не можешь вернуть, тогда тем более нечего влезать в долги. За долги всегда приходится расплачиваться. Ду Хун не хотела расплачиваться. Необходимость расплаты вселяла в Ду Хун сильнейший ужас, она надеялась как голая пришла, так голой и уйти.
Умывшись, Ду Хун приняла твёрдое решение уехать. Покинуть «Массажный салон Ша Цзунци». Сначала вернуться домой. То, что заплатил Ша Фумин за лечение, пусть вернут родители. Но эту сумму Ду Хун потом родителям должна отдать. Как отдать? Этого она пока что не могла придумать. Ду Хун снова захотелось плакать, но она решительно взяла на себя эту ношу. В её мозгу выпрыгнули четыре слова: не бывает безвыходных положений. Не-бывает-безвыходных-положений.
Приняв решение, Ду Хун позвала медсестру и попросила заказать билет на поезд. Разумеется, пришлось звать и Гао Вэй, ей нужен был специальный планшет для слепых, чтобы написать кое-что. Ей надо многое сказать братьям и сёстрам. Ей нужно поблагодарить их. Во что бы то ни стало нужно поблагодарить. Попрощаться с друзьями. Не бывает безвыходных положений!
Вот и ей нужен выход. У неё есть гордость, доброе имя, достоинство. Она никому ничего не должна.
Все, кто должен был работать, работали, а остальные отдыхали. В массажном салоне царила обычная атмосфера. Ду Хун положила толстую пачку разных по размеру купюр в свой шкафчик, закрыла дверь и заперла на замок. Привесила ключик на замок. Потом она подошла к Гао Вэй и сунула ей листок бумаги. Сделав всё это, Ду Хун двинулась в сторону выхода. Гао Вэй хотела пойти с ней, но Ду Хун преградила путь. Гао Вэй спросила:
— Ты куда это собралась?
Ду Хун ответила:
— Глупая, куда я могу пойти? Просто хочу побыть немного одна.
Ша Фумин стоял на крыльце. Ду Хун нужно было пройти мимо него. Гао Вэй, сжимая лист бумаги, который ей дала Ду Хун, выглянула в окно и увидела, что Ду Хун обнимается с Ша Фумином возле входа. Ша Фумин стоял спиной к Гао Вэй, но даже со спины Гао Вэй рассмотрела его восторг. Он со щелчком расправил плечи, словно собирался взлететь на небо. Гао Вэй засмеялась, глянула одним глазком на Ду Ли и, улыбаясь до ушей, отошла от окна. Ей хотелось крикнуть остальных, чтобы тоже посмотрели, но с большим трудом Гао Вэй всё же сдержалась.
Первым человеком, понявшим, что что-то не так, оказалась всё та же Гао Вэй. Гао Вэй, сжимая бумажку Ду Хун, сидела в комнате отдыха. Ей не хотелось выходить на улицу и по коридору слоняться туда-сюда тоже не хотелось, поэтому Гао Вэй теребила клочок бумаги. Бумажка была вся испещрена маленькими, даже нет, крошечными, дырочками. Гао Вэй не понимала систему, а потому и не присматривалась. Минут через двадцать-тридцать Гао Вэй поднялась с места. У входа в салон никого не было. Гао Вэй открыла стеклянную дверь и обнаружила, что Ша Фумин наворачивает неподалёку от выхода круги диаметром метров в пять. Ходит и ходит по кругу, беспрестанно потирая руки. Гао Вэй не увидела Ду Хун, закрыла дверь и вернулась. Она прошла по всем массажным кабинетам, но Ду Хун нигде не было. Дрянная девчонка, куда запропастилась? Спряталась куда-то и льёт слёзы?
Прошло два с лишним часа, Гао Вэй несколько запаниковала. Наконец она ойкнула и, словно бы разговаривая сама с собой, спросила:
— Куда делась Ду Хун?
Цзинь Янь откликнулась:
— А разве она не с тобой всё это время была?
— Что ты, вовсе нет!
Двухчасовое отсутствие вовсе не так много, но для слепого это слишком. Тут уже все поняли, что что-то не так, и, столпившись в комнате отдыха, стояли неподвижно, обмениваясь рассеянными взглядами. Внезапно Ша Фумин спросил:
— Она тебе что-нибудь сказала?
— Нет, сунула какую-то бумажку, сказала, что хочет немного побыть одна.
— А на бумажке что-нибудь написано? — допытывалась Цзинь Янь.
Гао Вэй подняла бумажку и невинным голосом сказала:
— Нет, ничего нет.
Ша Фумин уточнил:
— А дырочек случайно нет, маленьких таких?
Гао Вэй ответила:
— Есть.
Доктор Ван стоял ближе всех к Гао Вэй, он протянул руку, и Гао Вэй отдала ему бумажку. Доктор Ван задрал согнутую ногу, положил бумажку на колено и начал водить по ней кончиком указательного пальца. Провёл два раза и поднял голову. Гао Вэй увидела, что у доктора Вана лицо стало серым, а кончики бровей полезли на лоб. Доктор Ван ничего не сказал и молча передал бумажку Сяо Кун.
В комнате отдыха снова воцарилась тишина, но на этот раз уже не такая, как раньше. Все слепые по очереди передавали друг другу листок, оставленный Ду Хун, пока, наконец, бумажка не оказалась в руках Ша Фумина. Гао Вэй своими глазами видела весь процесс передачи листка, и в сердце закрались очень нехорошие предчувствия. Но она пока что ничего не понимала. Гао Вэй повернула голову и, как назло, встретилась взглядом с Ду Ли, стоявшей у двери. Ду Ли тоже всем своим видом выражала рассеянность. Девушки быстро отвели глаза. Тайна уже раскрыта, определённо раскрыта, но они так ничего и не понимали. Две пары их глаз блестели, но перед ними была кромешная тьма. Их глаза ничего не видели. Они были слепы с открытыми глазами. Девушки и подумать не могли, что в мире такое случается, что-то определённо есть, но даже ясными глазами не увидеть. Тишина в комнате отдыха отдавала ужасом.
Указательный палец Ша Фумина нервно задёргался, рот открылся и подбородок отвис. Гао Вэй обратила внимание, что указательный палец Ша Фумина снова и снова гладит поверхность листка, последний ряд точек. Наконец он сделал глубокий вдох и выдох, а потом обронил бумажку Ду Хун на диван, а сам поднялся. Он подошёл к шкафчику, нащупал замок, а на нём ключик. С лёгкостью открыв дверцу, сунул внутрь пустую руку и вытащил тоже пустую. Судя по выражению лица, он поверил. Судя по выражению лица, он удостоверился. А ещё огорчился и отчаялся. Ша Фумин молча ушёл в массажный кабинет напротив.
Кроме Гао Вэй и Ду Ли, все слепые поняли. Последние слова Ду Хун оставила Ша Фумину, назвав его в записке «старшим братом». Она написала: «Фумин, я не знаю, как отблагодарить тебя, желаю тебе счастья».
Сегодня в комнате отдыха чему-то суждено было случиться, но в этот раз не с Ду Хун, а с доктором Ваном. Внезапно доктор Ван спросил:
— Сяо Кун, это была твоя идея?
— Да, — ответила Сяо Кун.
Доктор Ван тут же пришёл в ярость и начал громко распекать Сяо Кун:
— Кто тебя надоумил так сделать?
Одного раза было мало, чтобы прояснить вопрос, потому доктор Ван спросил ещё раз:
— Кто тебя надоумил так сделать?! — доктор Ван орал страшным голосом, брызгая слюной. — Как тебе не стыдно, слепая и так себя ведёшь?
Такого поведения от доктора Вана никто не ожидал: обычно такой мягкий человек и тут вдруг так кричит на Сяо Кун, как Сяо Кун смотреть в глаза коллегам?
— Лао Ван, не ори, — Цзинь Янь сделала шаг вперёд и подошла к доктору Вану. Она ответила на вопрос: — Идею предложила я. Сяо Кун тут не при чём, если есть, что сказать, то говори мне.
У доктора Вана глаза налились кровью:
— Ты что себе позволяешь? — он наклонил голову. — Ты думаешь, что достойна быть слепой?
Цзинь Янь явно переоценила себя. Она никак не ожидала, что доктор Ван так на неё накинется. Доктор Ван орал во всю глотку, и Цзинь Янь сначала даже не нашлась, что ответить, и остолбенела.
А ещё Цзинь Янь не думала, что за неё вступится тихоня Тайлай. Тайлай протянул руку, отодвинул в сторону Цзинь Янь, заслонил её своим телом, и хотя он не мог похвастаться таким же громким голосом, как доктор Ван, тоже заорал:
— Ты чего вопишь? Ты чего развопился на мою невесту? Ты один у нас достоин быть слепым? В остальном мне с тобой не тягаться, но кто слепее, это мы ещё посмотрим!
Разве мог Доктор Ван знать, что на него набросится Тайлай? Он не был готов, и слова застряли в горле. Тайлай живо утихомирил его задор. Доктор Ван пристально «смотрел» на Тайлая. Он понимал, что Тайлай в ответ тоже «смотрит», не отрываясь. Двое незрячих впились друг в друга «взглядами», и дыхание каждого обжигало лицо соперника. Никто не хотел уступать, оба тяжело дышали, как быки.
Чжан Цзунци положил одну руку на плечо доктора Вана, а вторую — на плечо Тайлая со словами:
— Братцы, перестаньте.
Только Тайлай хотел поднять руку, как Чжан Цзунци сдержал его, строгим голосом повторив:
— Перестаньте!
ЭпилогБанкет
На улице Цзянцзюнь Дадао, дом 109-4, располагался ресторан, хотя «ресторан» — это слишком официально, на самом деле придорожная забегаловка. Такие забегаловки никогда не отличались масштабами бизнеса, но у них есть свои отличительные черты, основная и самая привлекательная из которых для клиентов — грязь. На полу никаких ковров, никакой плитки — просто голый бетон. У бетона своя прелесть — гостям можно вести себя свободно и бросать куда ни попадя большие и мелкие рыбьи кости, окурки и пробки от винных бутылок. Хоть тут и грязно, но еда в таких забегаловках