— Мам, есть еще одна причина! — голос Зои как-то нехорошо напрягся. Она дотронулась до повязки на лбу. Видимо, от активной работы мышц лица разболелась рана. — Еще одна причина, — повторила она обессиленным голосом. — Мы совсем не знаем, что он за человек. Вдруг какой-нибудь чудик подозрительный. Вдруг его насторожит смерть сестры перед самым его приездом… Замучает нас своими расспросами. А нам это сейчас надо? Не знаю, как ты, а я точно психану! Ты сама видишь, что у меня с нервами творится. Обидится тогда дед и заявит, что передумал внучку поддерживать. Он же, по Зоиным словам, обозначил два объекта для финансовых вливаний — внучка и лаборатория какая-то. Скажу тебе честно, мам, я огорчусь, если Деньги уплывут в какую-то сраную американскую лабораторию. Да и тебя поддержать надо. Я же все вижу! Трудно тебе живется…
Как ни странно, довольно туманный довод дочери рассеял сомнения Катерины, и спорить она больше не стала. Неожиданно дочь заявила, что очень устала и хочет спать.
— Так что, мам, тебе придется двигать в сторону дома.
— Ой, ты сказала сейчас совсем как Зоя. — Катерина снова разрыдалась.
Зоя готова была прикусить себе язык. Нужно постоянно за собой следить!
В первую очередь за речью. Поменьше командных интонаций и напора. Господи! Как долго ей придется терпеть?
— Не обижайся, мамуль! На моем диване очень неудобно вдвоем. Я сегодня ночью совсем почти не спала. Давай до завтра? А? Не обиделась?
— Нет, Дашенька! Что ты!
— Дать тебе денег? У меня есть немного. Сейчас по всем делам лучше на машине ездить — иначе устанешь очень.
— Не надо, не надо! — отмахнулась Катерина. — Скажи лучше, что тебе завтра из еды привезти?
— Ничего. Я закажу все, что надо, по телефону. После похорон устроим здесь поминки. Это я беру на себя. Не думаю, что будет очень много хлопот — людей-то… несколько человек всего! Завтра позвоню ей на работу, скажу, что произошло. Кто-то ведь придет оттуда с ней проститься…
С работы на похороны пришло на удивление много народу, и Зоя даже пожалела, что родственно-дружеская сторона представлена так скудно — пара выживающих из ума теток, две подружки еще институтской поры и сосед Валерка.
Сначала Зоя вообще никому не хотела звонить, но потом ее разобрал какой-то бесовской кураж. Участие в собственных похоронах оказалось азартным делом, а узнать, какое впечатление произвело на людей известие о твоей безвременной кончине, — пьянящее удовольствие.
Когда диспетчер соединила ее с Костиком Лапиным, голос предательски дрогнул, что пошло, как говорится, «в тему». Лапа был настолько потрясен, что не мог вымолвить ни слова, и молча выслушал информацию о «где» и «когда». «Что прям, так сразу и умерла?» — только спросил он не своим каким-то голосом, и Зое показалось, что он готов расплакаться. Подружки, до которых дозвонилась вечером, сразу разревелись, потом начали охать и задавать очень дурацкие вопросы.
Постепенно небольшой список, который она составила, расширялся, однако никого из включенных в него знакомых не оказалось дома. Но Зоя уже вошла во вкус. Идея сообщить о своей смерти бывшим любовникам показалась великолепной. Кого-то она вспоминала тепло, кого-то совсем плохо, но услышать, что скажет каждый из них по поводу ее смерти, было чертовски интересно. Зоя представляла мужчин, с которыми когда-то была близка. С каждым были особые отношения, только им двоим понятные шутки, свои словечки, каждый придумывал ей разные милые прозвища, у каждого была любимая поза в постели…
Зоя погрузилась в воспоминания, и оказалось, что на самом-то деле она любит их всех!
Во всяком случае, сейчас она бы с нежностью поцеловала каждого. Когда же поговорила с ними по телефону, романтическое настроение быстро улетучилось. Один даже имени ее не вспомнил, и Зоя, начав было объяснять, кто да что, обозвала его в конце концов «козлом» и дала отбой. Другой сказал, «очень жаль, но при чем тут я». Третий внимательно выслушал, выразил соболезнования, но честно признался — на похороны придет вряд ли.
Больше она никому не звонила, но что обманывать себя? — расстроилась ужасно. Сволочи! Козлищи неблагодарные! Чтоб вам всем пусто было! — утирая слезы и сморкаясь, злобно шептала Зоя.
На фоне тотального мужского паскудства благородная готовность Валерки прийти Даше на помощь блеснула как диамант в навозной куче. Если б не он, Зоя не могла бы присутствовать на похоронах, а появиться там ей очень хотелось. Надо, чтобы все увидели ее такую — с забинтованной головой, страшным синяком и заплывшим глазом. Как живое свидетельство случившейся трагедии. Чтобы все смотрели на нее и думали об одном и том же — красивая и здоровая погибла, а скрюченная уродка осталась жива. Какая несправедливость судьбы!
Валерка, не раздумывая, откликнулся на просьбу помочь. Ловко подхватив ее на руки, посадил в машину. Потом, уже в ритуальном зале морга, устроил на раскладном стуле с подлокотниками, купленным еще Василием специально для дочери, чтобы можно было вывозить ее из четырех стен.
— Ты похудела, старуха, от своих переживаний, — сказал он, и Зоя поняла, что этот способ передвижения они с сестрой уже практиковали — со стульчиком или без, но с Дашкой на руках наверняка!
Зоя наблюдала за Валеркой и была поражена абсолютной естественностью его действий. Ни намека на смущение! Такого, казалось бы, закономерного в ситуации, когда идешь с взрослой женщиной на руках и народ вокруг начинает глазеть на вас, как на экспонат кунсткамеры…
Увидав ужасно изменившееся и грубо загримированное лицо сестры, лежащей в гробу, Зоя чуть не лишилась чувств. Слезы лились безостановочно, опять разболелся шов над бровью. Желая подчеркнуть такую яркую Дашину примету, как длинные ногти, Зоя покрыла их кроваво-красным лаком и только у гроба поняла, как вульгарно это выглядит. Но нет худа без добра, успокоила она себя. Все с удивлением пялятся на ее маникюр и, конечно, сравнивают ее руки с Зоиными.
Интересно, что бы они все делали, если б узнали, как мастерски она их обдурила и продолжает дурить?! Но никто не знал. Все стояли вокруг гроба со скорбными лицами. Ужасно плакала Катерина — теперь до конца дней будет казнить себя за то, что Зоя погибла из-за ее неправильного решения. Подружки шмыгали носами и аккуратно, чтобы не поплыл макияж, промокали платочками слезы.
Лапе было явно не по себе. Зоя с удовлетворением отмечала и воспаленные глаза, и плотно сжатые губы. Он произнес прощальные слова. Сказал, что она была замечательной темпераментной девушкой, отличным умным другом. Уж про темперамент мог бы не упоминать, подумала Зоя. В устах бывшего любовника эта характеристика прозвучала явно двусмысленно.
Приехали на Крестовское кладбище. Процессия тяжело продвигалась по узкой заснеженной тропинке. Зоя снова обхватила Валерку за шею и скоро почувствовала, что он устал. Она слышала его учащенное дыхание, а когда он поворачивал к ней голову, ее обдавало горячим, прогретым натруженными легкими воздухом.
Зоя настолько вжилась в образ сестры, что подобно Даше прониклась к Валерке искренней благодарностью за его участие и просто симпатией к хорошему доброму парню.
— Ты как, Дашук? Не замерзла? — тихо спросил Валерка, усаживая ее на раскладном стуле и заботливо укутывая одеялом.
Зоя чуть заметно покачала головой.
— Спасибо тебе, и прости, что так обременяю.
— Перчатки надень! Простудишься. Валерка сделал вид, что не заметил ее благодарности.
Зоя послушно натянула перчатки и почувствовала, что в самом деле очень замерзла. Неподвижные ноги совсем окоченели. Она словно перестала их ощущать. Ничего удивительного, решила Зоя. — Ведь я инвалид.
…Похороны проходили чинно, с соответствующим случаю количеством слез, вздохов, скорбных речей. Зоя была довольна. Бросив в могилу сестры горсть земли и мысленно попросив прощения у нее и похороненного рядом отца, Зоя с каким-то мистическим ужасом вдруг осознала, что Зоя действительно умерла, и теперь она, Даша, заняла ее место, но осталась совсем одна, и это очень, очень грустно.
Группа людей, провожавших Зою в последний путь, значительно поредела, когда подъехали к Дашиному дому. За поминальный стол сели Катерина с дочерью и двумя тетками, Зоина подружка, Валера, Лапа и две девушки с Зоиной работы. За столом сидели часа полтора. Первой ушла Зоина подружка, потом девушки, что приехали вместе с Лапой, потом Валера. Катерина с тетками принялись за мытье посуды, а Лапа все сидел и сидел, умудряясь говорить долго и ни о чем, и нервно перескакивал с темы на тему. Даша, конечно, поняла, что он хочет с ней поговорить, но не знает, с чего начать, — поэтому ходит вокруг да около.
— Вас, Даша, не удивило, что фирма не сочла нужным помочь вашей семье с похоронами?
— Вы имеете в виду фирму, где работала Зоя?
— Ну да! «Золотое сечение»!
— Мы с мамой не думали об этом. Похоронили, и все. Хотя, если б помогли материально, не отказались бы. Сами понимаете — живем мы не шикуя…
— Ну да. А получается, чем богаче — тем жаднее.
— Ладно, Костя. Не думайте об этом…
Разговор снова иссяк. Посуда была вымыта. Катерина без обиняков предложила Лапе выйти из дома вместе с ней, так как хозяйке пора отдыхать, она, дескать, если он заметил, не совсем здорова. Но Лапа проявил настойчивость, заявив, что ему надо поговорить с Дашей наедине, и он намерен сделать это сегодня же.
Даша с покорностью усталой, измученной жизнью, вдрызг больной, но гордой девушки согласно закивала головой. Уже в прихожей, провожая мать с тетками, она шепнула Катерине, что Костя, наверное, хочет поговорить с ней о Зое — ведь он последний Зоин… Она от усталости никак не могла найти подходящего для Лапы и пристойного для материнского уха слова. Фаворит! — вдруг неожиданно для самой себя выпалила она. Мать понимающе улыбнулась и начала прощаться с Лапой уже без раздражения, даже тепло.
5
Даша въехала в комнату и застала Лапу разглядывающим фотографию на комодике. Сестра, подобно матери, любила выставлять напоказ картинки из семейного альбома… С Зоей в обнимку, с матерью в обнимку, с отцом тоже в обнимку — в общем, все ангелы. Что касается Зои, она-то всегда хранила семейный фотоархив в коробке и вдалеке от посторонних глаз. Сейчас Лапа разглядывал «обнимку» двух сестер в изящной костяной рамочке. Услышав поскрипывание инвалидной коляски у себя за спиной, он повернулся к Даше и внимательно вгляделся в ее распухшее лицо с повязкой на лбу.