Демографический дивиденд закончился в 2012 году, когда соотношение трудоспособного населения к общей численности достигло максимума. Сейчас оно, по-видимому, пойдет на убыль, сначала медленно, в следующем десятилетии быстрее, возвращаясь к параметрам середины шестидесятых, так как население Китая быстро стареет. Может подняться рождаемость, учитывая, что демографическая политика сдвинула лимит до двух детей, но самым важным фактором будет старение. Ожидается, что медианный возраст вырастет с 35 лет в 2010 году до 47 к 2040-му — уникальный показатель, который превышает только Южная Корея. Рождаемость, похоже, останется низкой, как и в других странах Восточной Азии, несмотря на изменение политики.
Доля рабочей силы в сельском хозяйстве Китая упала до 30 % — это все еще много по стандартам промышленно развитых стран. Так что некоторое содействие будущему росту может прийти отсюда. Но самые мобильные работники сельского хозяйства уже переехали, и средний возраст взрослого населения в селе стремительно вырос. Кроме того, политика землевладения и городской регистрации (известная как система «хукоу») удерживает семьи от полного отказа от сельскохозяйственных владений, поскольку в таком случае владения будут переданы кому-то другому. Таким образом, продолжающийся отток из сельского хозяйства, вероятно, будет менее масштабным, чем в прошлом, и будет в меньшей степени способствовать росту. Кроме того, производительность труда в сельском хозяйстве выросла и продолжит расти, тем самым уменьшив экономическую выгоду от такого перераспределения.
В последнее время руководство Китая декларирует политический курс на «новый баланс» китайской экономики — от опоры на экспорт и инвестиции до большей опоры на частное и государственное потребление, то есть создание общества потребления. Кроме того, коэффициент окупаемости новых инвестиций — особенно государственных инвестиций (инфраструктура) и инвестиций от тяжелых государственных предприятий — в последнее десятилетие пошел на спад, а это подразумевает, что даже масштабные новые инвестиции внесут меньший вклад в развитие, чем в прошлом. Таким образом, и снижение уровня капиталовложений (относительно ВВП), и снижение коэффициента окупаемости говорит о меньшем содействии общему росту, чем в предыдущие годы.
Итак, эти шесть факторов будут меньше влиять на будущий рост, чем в ранний пореформенный период. Это фундаментальные перемены, на которые политике сложно повлиять, так что замедление будущего роста Китая не следует называть провалом. Лишь седьмой фактор, образование, может работать так же, как и в прошлом, учитывая быстрое распространение системы образования — если только выпускники смогут успешно трудоустроиться.
Правительство Китая, осознавая факторы, замедляющие рост, стало говорить о «новом нормальном» темпе роста около 7 %, что значительно ниже недавних показателей в 9–10 %. Это попытка привести ожидания общественности в соответствие с реальностью. Так, 13-й пятилетний план (на 2016–2020 годы) предполагает средний рост на 6,5 % в год. Правительство также подчеркивает важность «инноваций» как ключевого источника будущей экспансии, но пока слишком рано судить, каких успехов оно сможет добиться. Система образования с ее упором на зубрежку и единственный правильный ответ на каждый вопрос не может привести к масштабной инновации. Уровень использования технологий в Китае не дотягивает до стандартов развитого мира во многих сферах и все еще может извлечь пользу из дальнейшего импорта из-за рубежа. Но Китай так поступает уже тридцать пять лет, и нет уверенности, что он может увеличить степень поглощения иностранных технологий и усилить внутренние инновации.
Если нет, то Китаю следует готовиться к тому, что темпы роста — даже без серьезных политических ошибок — упадут существенно ниже намеченной на следующее десятилетие цели в 6,5 %, а еще через десять лет, вероятно, даже ниже 5 %. Но, хотя такой спад может повлечь за собой тревожные заголовки газет, он не будет означать фундаментальный провал. Это нужно понять и китайцам, и иностранцам.
15. Грозит ли китайской экономике жесткая посадка?
Дуайт Х. Перкинс
Сейчас большинство согласны, что три десятилетия стремительного, наверстывающего упущенное роста Китая завершились. Во всех странах такой «догоняющий» рост заканчивается задолго до того, как они достигают уровней дохода наиболее продвинутых экономик, и Китай не стал исключением. Миграция излишней рабочей силы с малопроизводительных рабочих мест в селе на более производительные специальности в городе в основном завершилась, за исключением детей мигрантов, оставшихся с бабушками и дедушками. Стремительная экспансия китайского экспорта также подошла к концу, отчасти из-за всемирной рецессии, но в основном потому, что Китай уже насытил рынки товарами, зависящими от дешевой рабочей силы, — которая на самом деле уже перестала быть дешевой. Дальнейший рост Китая будет все сильнее зависеть от его собственной способности к инновации и международной конкуренции в таких секторах, как автомобильная промышленность, где остальные идут со значительным опережением.
В последние год-два замедление экономики разожгло опасения, что Китай ждет «жесткая посадка». Этому термину редко дают определение, но если оно есть — то, вероятно, речь идет о страхе, что Китай движется к рецессии, которая продлится несколько кварталов или даже дольше. Эти страхи как будто умножаются каждый раз, когда в экономике происходит что-то неожиданное — например, курс юаня падает на долю процента или лопается большой пузырь фондового рынка, если приводить в пример недавние события. Сами по себе они мало влияют на общую экономическую эффективность Китая, но возникли опасения, что они говорят о начале процесса, способного превратиться в гораздо более масштабный кризис. Страхи перед кризисом обычно начинаются из-за быстрого роста задолженности, особенно корпоративной задолженности, до неприемлемого уровня или из-за распространения нерегулируемых теневых финансовых рынков, таких как кредиторы, действующие вне регулярной банковской системы.
Рост задолженности до неприемлемого уровня и проблемы теневых финансовых рынков вполне реальны, но вероятность, что они приведут к финансовому коллапсу и глобальной рецессии, не слишком реалистична. Подлинная опасность для китайской экономики кроется где угодно, но не в них, и вызвана текущими тенденциями китайской политики, охватывающими далеко не только финансовый сектор.
Причина, по которой финансовый коллапс вряд ли вызовет резкую рецессию, связана с тем, что почти вся задолженность Китая — перед другими структурами в Китае, в частности (но не только) перед крупными государственными банками. Эти банки, в числе прочих, начали сталкиваться с ростом числа безнадежных ссуд (именуемых необслуживаемыми ссудами), и многие полагают, что их доля в общих банковских активах может в дальнейшем значительно вырасти. Формально многие из этих банков могли бы объявить банкротство, если необслуживаемые ссуды превысят их общий капитал, что возможно и даже вероятно. Но в 1990-е годы Китай был в еще худшем положении с необслуживаемыми ссудами, официально составлявшими четверть всех активов государственных банков (а неофициально они предположительно достигали 40 %). Правительство сформировало компании по управлению инвестициями, чтобы решить вопрос со всеми нерентабельными активами банков, а далее последовало правительственное рефинансирование банков.
Позднее правительство сократило нерентабельные активы, выкупив банковскую задолженность за обыкновенные акции. По сути, эти и другие методы подразумевают, что правительство восстанавливает экономическое здоровье банков, печатая и распространяя деньги. Оно уже поступало так в прошлом, и не следует думать, что не поступит так в будущем, учитывая, что финансовый коллапс или резкая рецессия чреваты серьезными последствиями для политической стабильности. Печать денег может привести к нежелательной инфляции, но в контексте угрозы рецессии без государственного механизма урегулирования несостоятельности это маловероятно.
Единственная ситуация, когда финансовый кризис в Китае может привести к неотвратимой рецессии, — ситуация, в которой бо́льшая часть задолженности принадлежит международным кредиторам и выражена в иностранной валюте. И даже это не станет серьезной угрозой, если валютные резервы Китая будут оставаться около недавней отметки в четыре триллиона долларов. Но снижение резервов более чем на 700 миллиардов долларов за 2017 год говорит о том, что у Китая, возможно, не всегда будет столь прочная валютная база. Судя по всему, именно этот спад в основном коснулся корпораций и тех, кто долгое время держал запасы юаней в надежде, что китайская валюта продолжит расти. При частичной либерализации международных потоков капитала в Китае валюта, похоже, скорее склонна падать (обесцениваться), чем расти (прибавлять в цене), так что нет смысла держать большие резервы в юанях. Но в будущем Китай может столкнуться с утечкой валюты по другим причинам, что в свою очередь опустит его резервы до угрожающе низких показателей, вызвав резкую девальвацию. Если в то же время у Китая накопится большой внешний долг, выраженный в иностранной валюте, возможны масштабные банкротства, с которыми правительство мало что сможет сделать. Так было в Таиланде, Индонезии, Малайзии и Корее во время финансового кризиса 1997–1998 годов. Впрочем, сейчас Китай весьма далек от такой опасности. Его резервы по-прежнему значительны, а внешний долг невелик.
Реальной опасностью для Китая является не жесткая посадка, а существенное замедление роста до показателей значительно ниже уровня в 6,5 %, предусмотренного в 13-м пятилетнем плане, охватывающем 2016–2020 годы. Такое замедление может быть вызвано плохо развитой кредитной политикой и еще большим числом безнадежных ссуд, но основная угроза связана с финансовым сектором лишь косвенно. Основная структурная проблема Китая — доля капиталовложений в валовом внутреннем продукте (ВВП) слишком велика. Общий объем инвестиций достиг в 2011 году пикового значения в 47,3 % ВВП, но и в 2015 году он все еще составлял 44,1 %. В наличии нет доступной статистики, показывающей, сколько инвестиций необходимо для производства всех товаров, которые потребляет и экспортирует Китай (а также для производства оборудования, чтобы изготовить эти товары), но вряд ли они намного превышают половину той суммы, которую Китай реально инвестирует ежегодно. Для поддержки полного использования своих ресурсов Китаю нужно найти дополнительные инвестиции примерно на 20 % ВВП.