нтов исторического факультета в Шаньдуне.
К тому моменту было возможно поддерживать регулярные контакты с китайскими учеными, а некоторые из них сами начали выезжать за границу ради своих личных исследовательских интересов. Кроме того, ученые за пределами Китая, помимо доступа к коллекциям Первого исторического архива в Пекине и Второго исторического архива в Нанкине, теперь могли вести крупные исследования в региональных и окружных архивах в различных частях Китая. Более того, китайцы начали публиковать большие собрания документов из собственных архивов, что сделало их легко доступными для читателей за пределами Китая.
По политическим причинам власти Китая время от времени отказывали в визе иностранцам и лицам китайского происхождения, живущим за границей, в ответ на публикации или публично озвученную критику, которые Пекин счел оскорбительными, и делают так до сих пор. Им также случается периодически ограничивать доступ к конкретным архивам, и до сих пор вести исследования по политически проблемным темам в Китае относительно сложно. Но в целом доступ как к людям, так и к документации необычайно упростился за последние шестьдесят лет. То же относится к интервьюированию людей, сыгравших важную роль в недавней истории Китая или способных пролить свет на то, как выглядела жизнь на разных уровнях Китайского общества в тот или иной момент в годы правления Мао Цзэдуна. Хотя сохраняется множество препятствий, здесь ситуация также намного лучше, чем шестьдесят лет назад.
Еще одна область, связанная с политикой, где за последние шестьдесят лет произошла радикальная перемена, — становление Китая как крупной силы в мировой экономике начала XXI века, то есть нечто непредставимое во времена моих старших классов. Этот факт преобразовал вопросы, которые сейчас задают историки. Он также вылился в поразительный рост числа китайцев, обучающихся за рубежом: более 328 000 в 2015–2016 учебном году только в США (по данным Института международного образования). Эта цифра составляла 31,5 % всех иностранных студентов в США в тот период. Большая часть китайских студентов после завершения учебы и возвращения домой откроют для себя новые перспективы своей жизни в Китае и, как хочется надеяться, проявят больше интереса к историям о Китае, написанным некитайскими специалистами.
Когда я говорю «социокультурные факторы», я имею в виду прежде всего новые события, произошедшие в интересах историков всего мира за последние полвека и повлиявшие на тип вопросов, которые мы задаем о Китае. Некоторые из этих событий представляют собой развитие тенденций, уже наблюдавшихся в 1970-е и 1980-е годы. Примечательный пример — изучение народной культуры, в том числе вопроса о том, как она одновременно отличалась от культуры элиты и взаимодействовала с ней. В этой области произошел настоящий взрыв публикаций, начавшийся с издания в 1985 году книги «Народная культура Китая в период поздней империи», новаторской работы под редакцией Дэвида Джонсона, Эндрю Дж. Натана и Эвелин С. Равской. Дальнейшие вехи включали в себя в области истории труда работы по таким разнообразным группам, как шанхайские проститутки, пекинские рикши и заводские рабочие в Шанхае и Тяньзине, а в области популярной культуры — исследование альманахов, фольклора, оперных представлений и пропаганды военного времени.
Еще одно изменение, которое приобрело огромную важность, — влияние антропологии на работы по истории в Китае (что отражает тенденцию, существующую в историографии в США и в остальном мире в целом). Далее, гендерные исследования и работы по проблемам женщин, которые только начали привлекать внимание, когда была опубликована моя первая книга (1963 год), с тех пор стали гораздо многочисленнее. Как писали издатели знаковой работы «Рождая Китай: женщины, культура и государство» (Engendering China: Women, Culture, and the State, 1994), «Китай через призму гендера выглядит не только более инклюзивным — он выглядит другим». Другие новые области исследований в последние годы включали в себя историю медицины и болезней, роль не-ханьских групп населения в истории Китая, миграцию из Китая за границу, историю экологии.
Было время (еще в XIX веке, конечно), когда на Западе воспринимали Китай как нечто единственное в своем роде, кардинально отличное от привычных стран. Китай был статичной, неизменной цивилизацией. Он был странным местом, трудным для понимания. И существовал в изоляции, герметично запечатавшись от остального мира. Затем, по мере того как западные ученые начали лучше понимать Китай, особенно на протяжении последнего полувека или около того, эти мифы стали один за другим подвергаться пересмотру. И, что еще важнее, перемены стали восприниматься такой же основой истории Китая, как и всех основных цивилизаций, и стало ясно, что через торговлю, религию и другие контакты китайцы были тесно связаны с остальным миром на протяжении очень долгого времени.
Принципиально новый контекст, в котором Китай постепенно начал восприниматься за последние десятилетия, — это контекст Евразии как единого целого. Расширив угол зрения от восточной границы этого куска суши до всего континента, мы смогли увидеть Китай эпохи Цин как лишь одну евразийскую империю среди прочих, включая Габсбургов, османов, москвитян, Моголов и, в свое время, британцев. Когда мы начали сравнивать Китай с этими империями — и избавляться от некоторых старых предрассудков, — наше понимание династии Цин и ее места в мире стало меняться. Ученые, среди прочего, начали воспринимать империю эпохи Цин не просто как жертву империализма, но как самостоятельную колониальную империю, как и другие евразийские империи, склонную к экспансионизму и правящую огромным многонациональным царством. Мы также начали воспринимать трансформацию китайского государства от империи к нации, которая началась в последние десятилетия XIX века, как — в некотором отношении — позднюю итерацию процесса, уже свершившегося в других частях евразийского континента. Суть здесь, как и везде, не в том, что, когда мы начали лучше понимать Китай, он начал становиться все более похожим на нас. А скорее в том, что по мере того, как мы начинали воспринимать Китай в менее фантастическом виде, мы все яснее видели, что Китаю в ходе своей истории приходилось решать проблемы, зачастую удивительно похожие на те, с которыми приходилось иметь дело другим цивилизациям, включая и нашу.
Библиография
Мы не претендуем, что в этой книге сказано последнее слово о Китае, и признаем, что некоторые читатели могут захотеть узнать подробнее о темах, освещенных здесь, а также о других вопросах. Для них мы включаем в книгу предложения по дальнейшему чтению, которые могут представлять интерес. Однако, учитывая, как много печатается новых и интересных материалов, мы осознаем, что статичный список несет в себе не слишком много пользы. На все время, пока эта книга находится в продаже, мы также будем поддерживать и регулярно обновлять динамическую библиографию на сайте Центра Фэрбэнка: http://fairbank.fas.harvard.edu/chinaquestions/, где также указаны более специфические источники, использованные авторами этого сборника.
Cheek, Timothy. A Critical Introduction to Мао. Cambridge: Cambridge University Press, 2010.
Elliott, Mark. “The Case of the Missing Indigene: Debate over the ‘SecondGeneration’ Ethnic Policy.” The China Journal 73 (January 2015): 1–28.
Fukuyama, Francis. “Reflections on Chinese Governance.” Journal of Chinese Governance 1, no. 3 (September 2016): 379–391.
–. The End of History and the Last Man. New York: Simon and Schuster, 2006.
Leibold, James. Ethnic Policy in China: Is Reform Inevitable? Honolulu: East West Center, 2013.
–. Reconfiguring Chinese Nationalism: How the Qing Frontier and Its Indigenes Became Chinese. New York: Palgrave Macmillan, 2007.
Li, Cheng. Chinese Politics in the Xi Jinping Era: Reassessing Collective Leadership. Washington, DC: Brookings Institution Press, 2016.
Lü, Xiaobo. Cadres and Corruption: The Organizational Involution of the Chinese Communist Party. Stanford, CA: Stanford University Press, 2000.
MacFarquhar, Roderick, Michael Schoenhals. Мао’s Last Revolution. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2008.
Nathan, Andrew. “Authoritarian Resilience.” Journal of Democracy 14, no. 1 (2003): 6–17.
Pantsov, Alexander V., Steven I. Levine. Мао: The Real Story. New York: Simon and Schuster Paperback, 2012.
Pei, Minxin. China’s Crony Capitalism: The Dynamics of Regime Decay. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2016.
Perdue, Peter C. China Marches West: The Qing Conquest of Central Eurasia. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005.
Perry, Elizabeth J. Challenging the Mandate of Heaven: Social Protest and State Power in China. Armonk, NY: M. E. Sharpe, 2001.
–. “Reclaiming the Chinese Revolution.” Journal of Asian Studies 67, no. 4 (November 2008): 1147–1164.
“The Politburo’s Growing Number of Influential Leaders.” New York Times, November 15, 2012. http://www.nytimes.com/interactive/2012/11/14/world/asia/thepolitburosgrowingnumberofinfluentialleaders.html?_r=0.
Sautman, Barry. “Paved with Good Intentions: Proposals to Curb Minority Rights and Their Consequences for China.” Modern China 38, no. 1 (2012): 10–39.
Tang, Wenfang. Populist Authoritarianism: Chinese Political Culture and Regime Sustainability. New York: Oxford University Press, 2016.
Tullock, Gordon. Autocracy. New York: Springer Science & Business Media, 2012.
Xiang, Lanxin. China’s Legitimacy Crisis. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2017.
Zang, Xiaowei, ed. Handbook on Ethnic Minorities in China (Handbooks of Research on Contemporary China). Cheltenham, UK: Edward Elgar Publishing, 2016.
Art, Robert J. “The United States, East Asia, and the Rise of China: Implications for the Long Haul.” Political Science Quarterly 125, no. 3 (Fall 2010): 359–391.