Развернувшись и не слушая возмущенных воплей норвежца, я вышел из каюты. Знал старпом «Алеута» куда меня отправлял, сволочь толстая! Ну ничего, я ещё им всем устрою! С такими мыслями я отправился в кубрик матросов, планируя хоть немного подремать и успокоиться.
Но спокойно отдохнуть мне не дали. Только я расстелил бельё и устроился отдыхать, так за мной явился кок, которого походу тут начальство использовало в качестве посыльного, с требованием срочно явиться в кают-компанию. Похоже Питерсон не успокоился и всё же стуканул на меня начальству.
На манеже всё те же. Питерсон, капитан, старпом и кок. И чай в стаканах на месте. Несмотря на то, что за иллюминаторами набирает свою силу ночь, похоже спать они ещё не собираются, решая какие-то свои начальственные дела.
— Жохов! Питерсон жалуется на тебя, говорит, что ты отказываешься исполнять его распоряжения! Это так?! — начинает старпом — Жохов, с огнём играешь! Суток не прошло, а ты уже успел подраться, и теперь это! Ты что? Совсем охамел?! Ты думаешь мы на тебя управы не найдём?!
— Распоряжения Питерсона, выполнять не отказываюсь, но выполнять буду только те, что непосредственно касаются моей работы — отвечаю я, внутренне закипая — во внеслужебное время я буду заниматься своими делами, а не за ним дерьмо убирать!
— Объяснись! Чего это такого попросил тебя сделать гарпунёр, что ты его матом послал?! — старпом похоже тоже удила закусил — может убираться в каюте гарпунёра и не твоя обязанность, но у нас так принято! Не тобой заведено, не тебе и менять!
— Убираться в его каюте, носить ему еду, стирать его вещи и выполнять другие распоряжения, которые не касаются обслуживания гарпунной пушки и всего гарпунного хозяйства я не буду. Я советский моряк, а не слуга! Не зато в революцию наши отцы боролись, чтобы их дети и внуки прислуживали капиталистам! Я шёл во флотилию служить в качестве штурмана, и только благодаря произволу со стороны вышестоящего начальства, сейчас переведен в помощники гарпунёра! Хочу отметить, что наказан я был абсолютно по надуманному поводу! Вы же меня хотите вообще в камбузёры разжаловать?! Я работать не отказываюсь, но не кажется ли вам, товарищ старший помощник капитана, что вы слишком сильно заигрываете перед представителем загнивающей буржуазии? Вы готовы ему комсомольца в услужение передать?! Можете посадить меня под арест и отправить обратно на «Алеут», только вот там, я к комиссару новому пойду! Пусть этот случай на комсомольском и партийном собрании разберут и скажут — я прав, или вы неправы! Третьего тут не дано! — Пусть делают что хотят, но никто меня не заставит шестерить, пусть лучше сразу стреляют!
— Не ори Жохов! — вмешался капитан, вид он имел злой, но при этом и слегка обеспокоенный — никто тут не собирается в услужение или в рабство тебя сдавать. Просто один заслуженный моряк, вежливо попросил тебя о помощи, которую ты, как более молодой, мог бы ему и оказать. Стыдно тебе должно быть, Жохов! Но твоя позиция нам понятна, не сознательный ты и тёмный человек! Пролетарий не должен чураться никакого труда! Мы выводы сделали, а ты иди и подумай, о своём поведении!
Нихрена себе, так оказывается меня просто «попросили»? А чего тогда на правёж дергали? Похоже они тут поделены по принципу «плохой-хороший полицейский», где старпом всем раздаёт звездюлей, а капитан молчит и в крайнем случае вмешивается, если старпом перегнёт палку. А палку он сильно перегнул, не везёт мне с начальством. Припомнят они мне ещё мой демарш, у них возможностей сделать мою жизнь почти невыносимой полно, а мне придётся туго, но оно того стоит! Расстроенный и злой я убрался в кубрик и завалился спать. Утро-вечера мудренее, война план покажет
Амортизационная система на китобойных судах — одно из важнейших устройств, которое позволяло удержать загарпуненного кита и безопасно подтянуть его под полубак, «выводить» подобно спиннингу, подобрать, а при натяжении потравить. Уже второй день я с амортизационного отсека не выхожу, надраивая и смазывая пружины и блоки. Все Питерсону не нравиться как система отлажена. То подшипники скрепят, то желоб для линя ржавый, то пружины ослаблены. Я этот гадский отсек уже до последней заклёпки изучил и света белого не вижу. Тут холодно и жутко воняет. В качестве смазки используется продукт переработки китового жира, и я уже весь с ног до головы в ней, потому что весь отсек, даже петли люка я смазал уже не один десяток раз. «Линь, на котором мечется кит, проходит через блоки, а они, связаны с пружинами. Девушка любит ласку, а сталь — смазку» — так в своё время мне Томас про амортизационную систему рассказывал — и сейчас я на практике учусь разбирать и смазывать пружины, сращивать и укладывать настоящий линь в тросовый ящик, изготовлять чекели, оклёпывать цепи. Тяжёлая и нудная работа, но я не жалуюсь и не возмущаюсь, эта кодла от меня только этого и ждёт!
Не только я этим занимаюсь, марсовый ещё мне иногда помогает, но у него и другие дела на судне есть, так что он тут бывает набегами. Толик Ашуров, молодой матрос, смотрит на меня волком. Ведь теперь именно он выполняет для Питерсона его «просьбы», от которых я отказался. Как его «уговорили» я не знаю, но он в своих бедах винит исключительно меня, но никак не Питерсона. Лошара! Я даже умное слово про него знаю — Стокгольмский синдром кажется, это психическое расстройство называется.
К пушке меня Питерсон не допускает, но гарпуны я тоже сейчас зачем-то ежедневно смазываю маслом, хотя насколько знаю, этим вообще никто и никогда не занимался и не планирует. Обычно эти штуки ржавые всё время и за ними особо никто не ухаживает, только если выправить, если погнётся. Это расходный материал, в каждом плавании их теряют по несколько штук все китобойцы. Ну а я занимаюсь и этим бессмысленным делом — норвежский рабовладелец ищет для меня любую работу, лишь бы я задолбался.
Гарпунов на китобойце много. Их целых пятьдесят штук и каждый весит дохрена и больше! Двадцать штук принайтовны к центральной надстройке, с обоих от неё сторон, по десять штук с каждой стороны. Пять гарпунов стоят привязанные к стойке ограждения на баке, а остальные складированы в трюме. Я теперь каждый день их всех достаю и протираю промасленной ветошью! Три с половиной тонны железа в день! Вечером я просто падаю от усталости. Вся команда с интересом и азартом наблюдает за нашим противостоянием.
— Витька, тебя там Питерсон зовёт — Толик Ашуров, с вечно недовольным лицом не говорит, а выплёвывает в мою сторону слова. И добавляет злорадно — на гарпуны с правого борта чайки насрали.
— А ну ка пошёл нахер, шнырь! — я уже почти впадаю в бешенство, скорее бы выйти в море! Тут этих чаек и бакланов разных, как волос на моих мудях, и теперь мне снова снимать тяжёлые гарпуны и драить их промасленной тряпкой, очищая от биоудобрений, а это как не крути — больше полутоны веса! Так я скоро или в Шварценеггера превращусь, или, что более вероятно, радикулит себе заработаю. Я махнул в сторону злорадствующего Ашурова, гаечным ключом — Изиде, чудовище!
Толян испуганно отшатнулся от открытого люка и скрылся из вида, а я не торопясь стал крепить металлические крышки желоба, который опять чистил от ржавчины, на место. Подождёт «пидер», да и гуано с гарпунов никуда не денется. Я всё больше и больше стал понимать родителей моего «шефа», которые назвали своего сына таким подходящим ему именем. Это же надо так предугадать характер и сексуальную ориентацию их будущего отпрыска! Не иначе его мама ведьмой была, а папаша вообще «чертила» какой-то! А может тут как раз работает та схема, что типа как корабль назовёшь так он и поплывёт? Да уж, хорошо моя служба начинается, друзей я себе тут пока не завёл, даже с мужиками пообщаться некогда, а недругов уже четверть команды: гарпунёр, марсовый, старпом, капитан и конечно же Бивнев, который пока никак себя не проявляет, но подвоха от него надо ждать в любой момент.
Судно уже почти готово к плаванию. Сейчас механики что-то там ещё проверяют и испытывают, а так китобоец почти сверкает чистотой и ухоженностью. Скорее бы уже в путь! По проверенной информации, «Энтузиаст» сразу после ремонта отправиться к плавбазе, для пополнения запасов, и экипажу будет дан выходной. Может у меня получиться как-то на «Алеуте» остаться, тут, судя по всему, я просто не выгребу, Питерсон и Ко, меня рано или поздно доконают.
— Чё Витька, может «козла» забьём? — когда я едва притащил свои ноги в кубрик, обратились ко мне свободные от вахты мужики, которые вовсю резались в домино. Среди них сидел и незаметный Дед.
— Не братва, в другой раз — заплетающимся от усталости языком пролепетал я, мне сейчас не до игр, меня и первоклассник сейчас выиграет, потому что я так хочу спать, что кости просто не увижу, сразу засну за столом.
— Да давай! Мы просто так играем, без интереса — загудели мужики. Им интересно, новый человек на борту, уровень игры которого они ещё не знают, да и новости последние у него узнать можно, истории и анекдоты послушать. Ну а я не знаю правил этой игры, только и помню, что в какой-то момент надо кричать «Рыба!».
— А. Ладно. Только я пока пару партий просто посижу, посмотрю. Нужно немного отойти, а то руки трясутся — согласился я, нужно же когда-то и с командой начинать общаться, а более непринуждённой и подходящей атмосферы, чем общая игра — не найти. Хотя я правил и не знаю, но думаю, что ничего там сложного нет, надо только присмотреться. Тут главное не говорить, что я в домино никогда не играл, меня просто не поймут, игра очень популярная на флотилии, в неё играют все и везде.
— Ха-ха! — ржут мужики, освобождая мне место за столом — запястные гарпуны из трюма до конца рейса обычно не достаются, а ты их за два дня, три раза, да в одну харю, с места на место переложил. Не любит Питерсон, когда ему перечат.
— Ничё, будет и на моей улице праздник, дайте только до «Алеута» добраться. Там мы разберемся, почему рабочий класс на отдельно взятом китобойце угнетают — успокаиваю я смех мужиков. Пусть смеются, а я ведь говорю совершенно серьёзно, сейчас мне не до смеха, если не приму мер, то так и буду ишачить все несколько месяцев плавания. Ну и расчёт на то, что мои слова дойдут до ушей начальства, конечно присутствует. Не может быть, чтобы у капитана или старпома своих стукачей на судне не было.