— Держись Витька, сейчас согреем тебя. Это же надо, почти пол часа в воде, зимой! Главное, чтобы яйца себе не отморозил, остальное херня. Сейчас Митрич спирта ещё принесёт, враз на ноги встанешь — непрерывно кто-то бубнит у меня над ухом — и нахрена ты только с этим гарпунером возишься? Амортизационную систему постоянно надраиваешь, артогреб тоже, а он тебя так к пушке и не подпустил ни разу. Жлоб он, одно слово, капиталист. Ты же штурман, чем тебе в штурманской плохо? Поработаешь несколько лет, на ходовой мостик, может быть, переберёшься.
Вдруг, жуткий холод сменился вначале приятным, а потом и почти нестерпимым жаром. Кто-то явно хочет меня омолодить до неприличия, как в сказке — холодный котёл, горячий, только молочного коктейля на мою голову не хватает. Между тем от непереносимого пекла на моей голове уже начинают подгорать волосы, пахнет палённым.
— Ну куда ты дурень его пихаешь?! Ты его ещё в топку сунь! Да на нем уже одежда дымиться! Положи его рядом, только от топки подальше. Бестолковые все, где вас только понабирали таких! — новый голос в моей коллекции. Этот просто брызжет ядом. Такое впечатление, что он готов стукнуть чем-то тяжёлым, человека к которому сейчас обращается. Надеюсь это не я.
— Где наш молодой? Ага, голову ему держите — совершенно без предупреждения в мой полуоткрытый рот вливается ракетное топливо, никак иначе я эту жидкость назвать не могу. Стакан в меня влили, не меньше. От неожиданности я делаю глоток и тут же захожусь в мучительном кашле, из глаз ручьем льются слёзы.
— Дурак ты что ли Митрич?! Ну куда ты в него сразу всё залил?! Видишь, не зашло ему, только продукт переводим, понемногу надо было!
— А я что? Мне сказали стакан, я стакан и принёс! Да чего тут пить то? Ой ё! Я же его не разбавил! Бля… — сокрушается какой-то там мудак по имени Митрич — это что же получается, почти фанфурик в него вошёл? Ну и горазд же наш третий штурман пить, даже не поморщился почти. Уважаю! Ну ладно, дальше вы сами, ужин сам себя не приготовит.
А между тем в моей голове стремительно развивались события, вызванные алкогольным отравлением. Вот мне стало хорошо и приятно, вот появились первые приятные образы, а тело расслабилось, тут же прилетел Рембо на своём вертолёте и меня сильно замутило и чуть опять не вырвало, а потом наступила спасительная темнота. Ну и приснится же такое!
Голова раскалывается с перепоя, жёсткая и узкая койка под моей спиной раскачивается так, что я едва не вываливаюсь со своего странного ложа, что конечно же не добавляет мне приятных ощущений, на меня напал жёсткий «бодун» и никак не хочет отпускать. Я открываю глаза, перед моим носом, буквально в нескольких сантиметрах над головой стальной потолок, покрашенный в белый цвет. Тусклая, почти желтая лампочка болтается в треснутом плафоне, на расстоянии вытянутой руки. Мой левый бок упирается в что-то жесткое и холодное. Я с трудом скашиваю вниз глаза, передо мной как на ладони открывается тесный кубрик, почти шкаф, и я лежу в нем на верхней полке двухэтажных нар, кроватями эти устройства язык не поворачивается назвать.
Это где это я? А чего это я вообще вчера так напился? Что за повод был? Ничего не помню, хоть убей. Да уж, никогда я ещё так не нажирался, чтобы очнуться неизвестно где и ничего не помнить. Впрочем, судя по всему, я до сих пор пьяный почти в умат. Пора немного притормозить, наверное, так и до белой горячки недалеко. Но вопрос остаётся открытым, где я сейчас мне совершенно не понятно. Слезть бы с этой пародии на кровать, только вот как? Тут и сесть то невозможно, чтобы потом спрыгнуть вниз, да и на живот перевернуться, а потом потихоньку спустить ноги, наверное, не получится, та железная хрень, что упёрлась мне в правый бок, это ограничитель, и только он сейчас не даёт мне свалится вниз — качка просто сумасшедшая. Качка?
Не понял, я что на корабле? Перед глазами в сумасшедшем калейдоскопе промелькнули события минувшей ночи. Твою мать! Нас же японский китобой раздавил к чертовой матери. Борке точно звезда, я хорошо помню, как стальной трос рассёк ему лицо! Это получается меня выловили и спасли? А Ленка? А моя лодка? Да к каким херам собачим лодка! Нас же получается спалили и один из нас стопроцентный труп!
Я застонал от осознания ужаса произошедшего. Я в нахимовском училище учился, и нам хорошо вбили в мозг, что капитан, даже если и маломерного судна, всегда и во всем виноват, если случаются какие-то происшествия на борту. А я капитан и есть, лодка моя, я ей управлял. Звезда мне, к гадалке не ходи! Интересно, отец сможет меня вытащить и из этой задницы? Помнится, с ментами, когда меня ловили пьяным за рулем, он лихо разбирался. Денег и связей у него хватает, возможно в родном городе у него и получится, только вот я похоже совсем не в городе, я мать его на корабле!
Неужели меня японцы выловили и в карцер на своём судне заперли? Эти могут. И если меня доставят в Японию и будут судить там, мне отец точно помочь не сможет. Вряд ли он каждую пятницу бухает в сауне с японскими прокурорами и судьями так же, как и во Владивостоке.
Как слезть с койки я догадался через несколько минут мучительных попыток. Оказывается, ограничитель закрывал не всю койку, а только ту половину, где лежала моя голова и туловище, ноги же были абсолютно свободны.
Я с трудом сполз на холодный пол и застыл не зная, что мне делать дальше, я был абсолютно голый, а моей одежды нигде не наблюдалось. Шкаф он и есть шкаф, тут с трудом одному можно развернуться, а койки две. Я знал, что япошки не прихотливы, но как тут двоим то жить? Если кто-то стоит на полу, второй должен лежать или выйти. По-другому тут никак.
Всё бы ничего, но ссать мне хочется просто нестерпимо, а в этой ходящей ходуном тюрьме, гальюн почему-то не предусмотрен.
Увидев на нижней койке брезентовую штормовку, я накинул её на своё голое тело, и попытался открыть дверь. На удивление у меня это получилось с первой попытки, хотя пару раз я чуть было не упал, от ходящей ходуном под моими ногами, палубы. Так, я не заперт, это уже хорошо, теперь бы гальюн найти.
Я сделал шаг вперед, и оказался в полутемном, тесном коридорчике. На той палубе, где была расположена каюта из которой я вышел, было всего четыре двери. Чем больше я открывал дверей, тем больше я убеждался что я в музее, что-то на подобии крейсера Авроры, только в миниатюрных размерах. Это старинное судно — точно пароход. Пахнет дымом. На правом борту дверь одна, это явно каюта капитана: кабинет, совмещенный со спаленкой, и душевая с санузлом азиатского типа; по левому борту лобовая каюта была заперта, вторая же каюта, была один в один копией моей временной тюрьмы. Тряхнув головой, отгоняя наваждение, я наконец-то догадался взглянуть в маленький иллюминатор, который увидел в капитанской каюте.
Судно было низкими, его заливало, как подводную лодку, даже при небольшой волне. Совсем скромного размера, величиной с прогулочный катер, метров, наверное, сорок длиной. Но не это меня поразило, в иллюминаторе я четко увидел гарпунную пушку.
Старой конструкции пушка, установлена на баке, возле неё стоял мужик в брезентовой штормовке и шапке ушанке и чистил её банником. С правого борта, прямо из воды выглядывал хвост огромного кита, притянутый тросом к кораблю. Прямо передо мной торчала фок-мачта, и на самой её верхушке, в «вороньем гнезде» сидит человек.
Судно приближалось к огромной плавбазе. В тупо срезанной корме виднелось огромное отверстие с наклонным полом. Это слип для подъёма китов на палубу, догадался я. Над слипом, во всю корму, огромными буквами были написаны два слова: «Алеут» и «Владивосток». На юте развивался флаг страны принадлежности этого плавучего завода — красный флаг с серпом, молотом и пятиконечной звездой, флаг Советского союза!
Глава 2
Позади меня скрипнула несмазанными петлями железная дверь и я обернулся на шум. В проёме стоял молодой парень, в ватных штанах, ватнике, валенках и с шапкой ушанкой на голове, с круглыми глазами и открытым от удивления ртом он смотрел на меня. В руках мужик держал большой тюк с чем-то мягким, но довольно объемным. Я же уставился на него с ни меньшим удивлением. Это что тут за ретро-пати?
— Витька! Ты что, творишь? Ты какого к капитану в каюту забрался?! — наконец то отмер парень.
— Ты кто? — задал я вполне резонный вопрос.
— Витя! Не шути так! Ты что? Ещё пьяный что ли? Лешка я Шапкин! Радист, с тобой в одной каюте живу! Выходи быстрее, если Рог узнает, что ты сюда заходил, он тебя в позу печального краба быстро поставит! — парень схватил меня под локоть и потащил прочь от иллюминатора — одевайся скорее, твоя одежда высохла, я её с кочегарки принёс. Рог тебя видеть хочет, на "Алеут" он тебя собрался отправлять, в лазарет. Я сам радиограмму отправлял. Пока разгружаемся тебя доктор посмотрит.
— Да, доктор мне действительно нужен… — пролепетал я, разглядывая ворох брошенной на нижнюю койку в моем «шкафу» одежды. Те же валенки, ватный набор из брюк и куртки, растянутый свитер грубой вязки, какой-то китель со стоячим воротничком, черного цвета брюки и нательное бельё, явно без резинки.
— Да чего ты стоишь то! — растерянно уставился на меня парень — ты же знаешь, что Рог ждать не любит!
— Ссать хочу — ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
— Так вот ты чего к Рогу в каюты сунулся… Ну да, с голой жопой по палубе до гальюна пока добежишь, все подробности себе отморозить можно — заржал Шапкин — но всё равно, запомни салага, ссать в каюте капитана, можно только сам капитану! Давай одевайся, я тебя снаружи подожду.
Несколько раз открыв и закрыв входную дверь, Шапкин запустил в относительно тёплую каюту жуткий холод, который мне живо напомнил моё первое пробуждение на этом корабле. Бред какой-то. Я что, ещё сплю? Но как же холодно! Я с сомнением посмотрел на груду странной одежды и вздохнув начал одеваться. Другого тут ничего нет, а замёрзнуть в этом адском холоде раз плюнуть.
С трудом разобравшись с завязками на кальсонах, я худо-бедно оделся. Повертел в руках серого цвета портянки и засунул их в карман, одев валенки на босу ногу. Как предки только ими пользовались? Это же надо придумать, тряпки на ноги вместо носков наматывать! Двигаться приходилось очень аккуратно, и не столько из-за тесноты «шкафа», в котором я одевался, сколько из-за полного мочевого пузыря, который грозил вот-вот взорваться.