Именно это делает таких людей как Дюк настолько страшными. Они так строят формулировки, что создают наистраннейшие заявления.
Сенатор Джозеф Дюк, пятьдесят с хвостиком, трудноопределимый образец выходца со среднего запада, как парень с «Американской готики», но на двадцать фунтов тяжелее, сидел на другом конце стола, так далеко от меня, как только возможно, но мог и всё ещё дотягиваться до микрофона. По бокам от сенатора стояли телохранители-«близнецы». Один из них достал оружие и держал на сгибе скрещённых рук. Сенатор отказался находиться со мной в одной комнате без телохранителей. Я поинтересовалась: «серебряные пули?». Конечно.
После огромного количества людей, объявивших, что шоу и моя личность обман, часть тщательно продуманной стратегии ради рейтингов или больная шутка, игра на легковерных поклонниках, несомненная вера Дюка в мою природу почти освежала. Он чуть не отказался придти на шоу вообще — по первоначальному расписанию он должен был появиться на следующей неделе после нападения Кормака. Пришлось отложить.
Я была вынуждена согласиться на телохранителей.
— Следующий гость, пожалуйста. Люси, привет.
— Привет, Китти. Сенатор, я хочу знать, как после всех ваших разговоров о каре язычников и избавления страны от нечестивого влияния неверных (кстати, вы открыто заявили, что туда входят и оборотни), вы можете сидеть в одной комнате с Китти, как ни в чём не бывало?
Я не смогла оценить тон Люси. Возможно, это был сарказм, попытка разозлить сенатора или, возможно, она спрашивала всерьёз.
— Люси, Господь Иисус Христос учил нас не отворачиваться от неверных. Даже самый страшный грешник может быть спасён, если только пустит свет Христа в своё сердце. Я рассматриваю своё присутствие на этом шоу как окончательный шанс обратиться к нечестивцам.
По моему опыту, обращение в оборотня больше смахивает на несчастный случай, чем воздаяние за грехи. И всё же не могла оскорблять его веру или чувства. Он не защищал массовые убийства оборотней, что делало его лучше некоторых. За месяцы моя папка с угрозами расправы сильно потолстела.
— Так, Китти, он обратился к вам? — поинтересовалась Люси.
В голове родились парочка невежливых ответов, но на этот раз я их не озвучила.
— Ну, как я уже говорила, я могу не быть самой безгрешной сучкой на радиоволнах, но определённо не чувствую себя особенно нечестивой. Но, вероятно, я использую это слово немного по-другому, чем сенатор. Позвольте нам просто сказать, что я слушаю внимательно, как обычно.
Звукооператор замахал мне через окно в кабину, давая знать сколько осталось времени. Не Мэтт. На этой недели я находилась Альбукерке на общественной радиостанции, которая крутила шоу. Здесь не было моей кабины или моего микрофона, а стул казался слишком новым, не таким мягким как в КНОПКЕ. Я скучала по тому стулу. Я скучала по Мэтту.
— Ладно, верные слушатели — и заметьте, вероятно, я использую слово «верные» в другом смысле, чем сенатор Дюк. У нас осталось только пару минут до конца передачи. Сенатор, у меня есть ещё один вопрос для вас, если вы не возражаете.
— Задавайте.
— Ранее на шоу мы обсудили малоизвестный отчёт, опубликованный отделением ЦИЗ, правительственное исследование в виде эмпирической экспертизы сверхъестественных существ, таких как оборотни и вампиры. Я хотела бы спросить вас, если могу: если американское правительство почти готово объявить ликантропию и вампиризм болезнью — под этим я имею в виду идентифицируемое физиологическое состояние — как это соотносится с позицией, занятой многими религиозными доктринами, что эти состояния — метки греха?
— Ну, мисс Норвиль, как и вы, я ознакомился с тем отчётом. И вместо того, чтобы противоречить моей позиции по этим… состояниям, как вы их называете, я полагаю, он поддерживает меня.
— Как?
— Я уже говорил, что хочу обратиться к людям, страдающим от этих ужасных недугов — мы как общество должны обратиться к любому страдающему от болезни. Мы должны помочь им найти свой путь к истинному пути света.
И что вампиры подумают о том, чтобы их повели к пути света?
— Как вы это сделаете, сенатор? — спросила я немного более дипломатично.
Сенатор оживился, готовясь произнести целую речь, словно ждал этого момента, этого самого вопроса.
— Множество болезней, таких как ликантропия и вампиризм в частности очень заразны. Фольклор учил нас этому многие века, и теперь это подтверждает современная наука.
— Я поспорила бы со словом «очень», но продолжайте.
— Как и с любой заразной болезнью, первый шаг — изолировать жертв. Предотвратить распространение болезни. Предприняв решительные действия, я верю, что мы могли бы избавиться от их недугов навсегда, всего через несколько лет.
В животе поселилось смутное топкое ощущение.
— Значит вы... и пожалуйста, поправьте меня, если я вас неправильно поняла... вы предлагаете собрать всех оборотней по возможности и загнать их, во что? Больницы, поселения… — Осмелюсь ли я это сказать? Конечно. — … Гетто?
Дюк полностью пропустил удар.
— Думаю, больницы в этом случае будут самым подходящим вариантом. Я уверен, что вооружившись временем и ресурсами, наука найдёт способ уничтожить метку зверя, что лежит на этих загубленных душах.
Если бы всё не было настолько грустно, я бы рассмеялась. Проблема в том, что я общалась с подобными людьми довольно часто, чтобы знать – таких никогда не переубедишь.
— Ясно. Думаю, я и моя загубленная душа нуждается в питье. Это должно означать, что у нас почти закончилось время. Ещё раз, сенатор Дюк, огромное спасибо за то, что пришли на шоу.
— Спасибо, что пригласили. И я хочу, чтобы вы знали, что я молюсь за вас. Вы можете быть спасены.
— Спасибо. Я ценю это. — Ещё одна беда с такими людьми в том, что они совершенно неспособны распознать сарказм. — Да, думаю, теперь у меня осталось много пищи для размышления. И так как все слушатели прекрасно знают, как я рассматриваю проблему, и что я никогда не стесняюсь выражать своё мнение: думаю, мы должны обратиться к урокам истории, когда мы касаемся вопросов, как правительство должно решать подобные проблемы. Я из тех, кто не хочет, чтобы люди в чёрных повязках пришли по мою душу посреди ночи.
Это моё шоу. Последнее слово я всегда оставляю за собой.
— Спасибо, что слушали. С вами была Китти Норвиль, Глас Ночи.
Сигнал на волчий вой. Ещё один в записи.
Я откинулась на спинку стула и вздохнула.
Сенатор Дюк уставился на меня.
— До этого не дойдёт.
Я пожала плечами.
— Тоже самое говорили в Берлине в тридцатых.
— Я думал, такие как вы хотят помощи.
— Проблема в том, что у слова «помощь» слишком много значений. Все думают, что именно у него правильный ответ. И я серьёзно, хотя… я ценю, что вы пришли на шоу, сенатор. — Я встала и протянула руку для рукопожатия. Дюк нахмурил брови. — Я не могу причинить вам вред одним рукопожатием. Честно.
Решительно кивнув телохранителям, он повернулся ко мне плечом и ушёл.
Я выдохнула. Это было грубо. Но никогда не позволю сказать, что моё шоу односторонне.
Я прошла в аппаратную, где инженер вручил мне телефон.
— Привет, Мэтт.
— Привет, Китти. Звук хороший.
Мэтт всё ещё работал над шоу удалённо, натаскивая местных парней как всем управлять: проверять, что номер телефона передан и все такое.
— Круто. Спасибо. Ты лучший.
— Поверю только, когда Оззи даст повышение. Эй, говоря о дьяволе. Поговорим позже, Китти.
В трубке раздались помехи, пока телефон передавался Оззи.
— Отличное шоу, Китти. Просто отличное. Уверяю, с этого мужлана семь потов сошло.
— Ты все мои выпуски называешь отличными, Оззи.
— Они такие и есть. Я твой самый большой поклонник. Ты на следующей неделе ещё в Альбукерке или уезжаешь?
— Уеду, наверное. Я не решила. Сообщу позже.
— Мне жаль, что ты не можешь рассказать, почему ты в бегах.
— Ты не захочешь знать. Поверь мне.
— Просто помни, что если тебе что-нибудь понадобится, что угодно, просто позвони мне.
— Спасибо, Оззи. Дай Мэтту повышение.
Он заворчал, и я рассмеялась.
Кто сказал, что в стае должны быть только оборотни?
Я купила автомобиль, небольшой «хэтчбек» с огромным расходом бензина: я ведь удвоила свою зарплату, когда прекратила платить Карлу. Может, я даже прикуплю себе новую одежду. С автомобилем я могла отправиться куда угодно. Путешествовать на своей скорости. Путешествовать и путешествовать.
Я связалась с родителями, прежде чем покинула Альбукерке; выходила с ними на связь каждую неделю. Они купили мне сотовый телефон, чтобы я могла позвонить им, где бы ни находилась — и они всегда могли найти меня. Они не были довольны моей ситуацией. Продолжали приглашать остаться у них на любое время. Я ценила их помощь. Но не могла согласиться.
Я продолжала следить за Илайджей Смитом и церковью Чистой Веры. Их история ещё не закончилась. Моя конечная цель — получить самого Смита как гостя на шоу. Маловероятно, но мечтать не вредно. Время от времени я находила флаер, или кто-нибудь присылал мне рекламу автоприцепа. Казалось, я всегда отстаю от него на неделю.
Детектив Хардин держала меня на связи через Бена О'Фаррелла. Боже помоги мне, я наняла адвоката за предварительный гонорар. Отправила ему мой э-мейл, и у него была моя контактная информация. Он был спокойным и прямолинейным в ночь смерти Зана. В часы дневного света, вне напряжения полицейского участка, он оказался таким же прямолинейным. О'Фаррелл всегда был готов предоставить совет относительно чего-то столь же приземлённого как автострахование.
Но лучше всего то, что Хардин должна была сначала поговорить с ним, прежде чем связаться со мной. Но даже О’Фаррелл не мог удерживать её вечно. Я поговорила с Хардин по телефону во время недели, когда я жила в Альбукерке.
— Мы нашли вашу ДНК на теле первого оборотня, во рту и под ногтями. Это делает вас жертвой насилия. Ещё мы нашли вашу ДНК в слюне на ранах второго тела, и это уже проблема. Но мы готовы перевести дело на самооборону, так как у убитого также была ваша кровь под ногтями.