Стабилизирующим фактором является протестантский центр психологического программирования KYZH компании "Thornton & Thornton". По сути дела, все экономические и хозяйственные нити района давно сосредоточились в щупальцах этого духовно-промышленного концерна, и представители районной администрации от городского головы до начальника раймилиции находятся непосредственно на жаловании директора этой американизированной колонии. Они ездят туда дважды в месяц за получкой, выдаваемой в виде премий гуманитарного фонда развития культуры, а между тем ни для кого не секрет, что одним из источников финансирования фонда является конгресс Соединенных Штатов.
- Понимаете, чем пахнет? - Петров-Плещеев перегнулся через стол и обдал жаром своего рта самое ухо Бедина.
- К примеру?
- К примеру - Армагеддоном, войной всех против всех! Вот чем пахнет этот сгусток противоречий под названием Киж. Неужели вы, просвещенный человек, не понимаете этого? Неужели вы не понимаете, что долгом каждого патриотично настроенного журналиста является проникновение в ряды перечисленных сил с целью выяснения их намерений под видом... самих себя.
- Лично я рассматриваю долг журналиста несколько иначе, - раскраснелся Филин.
Бедин так и взвился:
- Э, нет, дорогие друзья. Не знаю, за что вы получаете зарплату в своей разведке, а мне в газете платят совсем за другое.
- Какая меркантильность! - всплеснул руками Петров-Плещеев.
- Между прочим, мы с майором Плещеевым и лейтенантом Соколовой еще не получили командировочные за отравление колодцев в ауле Самадха и станице Междуреченской, а эта варварская акция, если вы помните, была совершена мусульманскими фанатиками целых четыре месяца назад, - с тихой укоризной заметил Иванов-Мясищев. - Я во время этой операции немного оглох на левое ухо, а лейтенанта Соколову жестоко изнасиловали.
- Я обещал вам квартальную премию, а ей медаль за особые заслуги, и я все это выбью, - гибко посулил майор.
После такого откровения принципиальный Филин рванулся было уходить, но Бедин придержал его, кивнув на богатую закуску и две бутылки коньяка початую и целую.
- Вы же, насколько я понял, и выдаете себя за газетчиков из Калуги, дипломатично напомнил Феликс. - За кого же прикажете выдавать себя нам, реальным обозревателям настоящей газеты? За сотрудников рязанского областного отдела по борьбе с организованной преступностью?
- Как вы говорите? Рязанского?
Несколько секунд несложный ум Плещеева, налетевший в тумане на непредвиденную преграду, не выдавал ничего, кроме здоровенного вопросительного знака. Затем майор хлопнул себя ладонью по лбу, щелкнул пальцами и облегченно рассмеялся.
- Зачем же рязанского? Вам-то как раз и не надо себя ни за кого выдавать. Вам надо оставаться самими собой и честно выполнять свой долг журналистов, то есть интервьюировать каждого встречного-поперечного да выведывать всевозможные секреты, получая за это зарплату в своей редакции. А мы будем ехать следом и пользоваться вашей патриотичностью.
- За что же, извиняюсь, будете получать зарплату вы? - удивилась Глафира. - И для чего вам ваше собственное прикрытие?
- Да мы!.. - вспылил было Мясищев, но шеф зыркнул, словно цыкнул.
- Мы пытались это делать, узнав от руководства о вашей предстоящей командировке, - признался майор. - Мы ехали чуть впереди вас, но, к сожалению, средства массовой информации нагнетают негативное отношение к сотрудникам спецслужб и правоохранительных органов, а потому...
- Да нас узнают повсюду мгновенно, как будто таблички вывешены на наших шеях, - вспылил капитан. - Хорошо ведь, когда просто посылают куда подальше. А то и по мордам! По мордам! Думаете, приятно?
- Думаю, не очень. - Филин поднялся на этот раз всерьез.
- Журналистика - это, конечно, проституция, - за всех высказался Бедин. - Но по крайней мере не педерастия.
На лбу Петрова-Плещеева выступили капельки пота.
- Вы хотите сказать, что мы с товарищем капитаном педерасты?
- Да, - сухо подтвердил Бедин.
Теперь все шестеро противостояли друг другу по обе стороны стола: Бедин против Иванова, Филин против Петрова, Игрицкая против Соколовой. Они словно смотрели в собственные кривые отражения. Одно движение, одно опрометчивое слово - и эта немая сцена могла превратиться в безобразную потасовку.
Вне всякого сомнения, жилистый, резкий Бедин одним-двумя ударами кости-стых кулачищ уложил бы Иванова-Мясищева на месте, но Филин, пожалуй, был мягковат и тепловат для кровавой драки с подлым Петровым-Плещеевым, а Глафира и Соколова полностью соответствовали друг другу по физической, нравственной силе и весу. Короче, драка сулила быть жестокой и безрезультатной, что не входило в планы Петрова-Плещеева.
- К чему эта конфронтация близких по духу единомышленников? - елейно сказал он, протягивая руку Феликсу. - Вы хотите нашей Родине могущества и процветания, и мы добиваемся его. Вы не более чем слуги слепых обстоятельств судьбы, и мы ее орудия. Вы проституируете пером, мы орудуем шпагой.
- Не шпагой, а кинжалом, - не подавал руки Бедин.
- Ну, кинжалом, - извивался разведчик. - А кинжал перо-то и есть. Стало быть, и вы и мы пером. А дело-то одно, мокрое.
Эта мысль показалась хулиганистому Бедину забавной. Он извлек из кармана руку, кстати говоря, уже сжимавшую рукоятку выкидного ножа, и подал ее наискосок, через стол, Петрову. Крест-накрест, не очень охотно пожали друг другу руки Иванов-Мясищев и Глеб Филин. Глафира чмокнула лейтенанта Соколову в прохладную щеку.
- Мы предлагаем частным лицам бесплатное сотрудничество на добровольной основе, но никогда не навязываем его, - подытожил Петров-Плещеев. - К чему все эти байки о заказных убийствах и слухи о провокациях, в которые перестали верить даже их изобретатели? Мы стали такой же открытой гуманитарной организацией, как Христианская армия спасения или тимуровская команда, только методы и дисциплина у нас немного жестче, правда, лейтенант?
Соколова мелко закивала.
- И слово "нет" в лексиконе контрразведчика практически отсутствует, только "так точно". Правильно я говорю, капитан?
- Так точно!
- А коли так, притараньте-ка нам бутылочку ОСОБОГО, того, что на посошок.
Мгновенно, как из рукава, откуда-то явилась расписная бутылка иноземного вина, откупоренная самим Петровым-Плещеевым с ловкостью профессионального официанта.
- За процветание независимой прессы под невидимым крылом дружественной разведки! - Осушив бокал до дна и убедившись, что все последовали его примеру, Петров-Плещеев достал из коробочки крошечные желтые пилюльки, проглотил одну сам и раздал подчиненным.
- Хорошо пошла! - Закусив вино пилюлей, Иванов-Мясищев неожиданно развеселился, что при его постоянной угрюмости выглядело почти угрожающе.
- А это у вас что? - поинтересовался Глеб Филин, указывая на коробочку с пилюлями. Он страшно опасался всевозможных снадобий после неудачных опытов с наркотиками.
- А это у нас пилюли, - с нескрываемой наглостью ответил Петров-Плещеев.
- Пилюли против слова "нет", - молвила лейтенант Соколова человеческим голосом.
* * *
- А нам-то по таблеточке! - В отличие от Филина фармацевтически опытный Бедин мгновенно раскусил смысл происходящего и потянулся за противоядием.
- Нет-нет, я не принимаю незнакомых лекарств, - пролепетал отплывающий голос Филина, а ширина стола, отделяющая Бедина от майора, капитана и лейтенанта, разверзлась непреодолимой ширью, целым Гибралтаром, на другом его берегу бесовски кривлялись, дрожали и таяли зыбкие шпионы.
- Да я тебе! - Бедин попытался поразить майора кулаком сквозь меркнущий разлив дурноты, но действия его катастрофически затормозились, словно завязли в густеющей смоле.
- Так точно! - одновременно отдали ему честь с того берега три марио
нетки. - Ты - нам!
Бедин усилием воли попытался удержать ускользающие крупицы рассудка, и эти крошечные волевые молекулы приказали ему сунуть пальцы в рот. И вдруг вместо рвоты из его чрева неудержимо полезли внутренности: все его тело вывернулось наизнанку через рот, как резиновая перчатка.
- Меня вывернуло наизнанку, - догадался Бедин.
Все это было бы только забавно, если бы половые органы также не вывернулись и не глядели теперь наружу розовой дыркой. Пол сменился на противоположный!
Бедин хихикнул и стал изучать непривычное новое качество своего тела,
вернее - антитела, представляющего собой подобие географической карты с реками и дельтами вен, ручейками кровеносных сосудов, перевалами мышц и долинами связок. Это зрелище оказалось настолько увлекательным, что Бедин не мог от него оторваться и взгляд его разума стал обшаривать квадрат за квадратом, участок за участком, словно под микроскопом.
"Это ваш внутренний мир", - лекторским тоном пояснил отчужденный буквалист в его мозгу.
Откуда-то сбоку Феликс почувствовал слабую, но неприятную болевую пульсацию. У него болела голова! Стало быть, у него была голова, а не только упоительно свободный, всепроникающий ум. А вслед за пульсирующей головой к нему неохотно вернулись руки, ноги, туловище и в последнюю очередь стесненное, ноющее сердце. "Я где-то лежу. Я был без сознания. Я не умер", с сожалением подумал Бедин.
При подъеме его тело жестоко швырнуло в сторону, и, пытаясь удержаться на ногах, он пробежал несколько шагов, пока не повис на кстати подвернувшемся дереве. Улегшаяся было боль от этого резкого движения расплескалась и хлынула на мозг, так что Феликс со свистом втянул воздух ноздрями.
- Мать честная! - произнес он вслух и огляделся сквозь густую пелену одури, не отпуская при этом своей опоры, как ребенок не отпускает штанину отца, не совсем еще полагаясь на свои валкие ножки. - Где я?
Понемногу припоминая предшествующие события, Феликс не узнал вокруг ничего. То место, куда забросило его сейчас, определенно, не напоминало ни одного из известных ему мест. Был ли это город Бездна, который они покинули некоторое время назад? Нет, это не был город Бездна с деревенскими домишками, домом культуры, стеклобетонным магазином и падающей водокачкой. Это вообще был не город, не поселок, не деревня или другой населенный пункт, потому что этот пункт не был населен.