Покинув затхлый колодец, пожарный первым делом достал из кармана брезентовой робы револьвер и отдал Нетесову.
Пока начальник Пихтовского розыска изучал наган, лазивший в колодец вместе с водителем пожарной машины занялся своей второй находкой.
— Чугунок, — сказал водитель машины, верхонками обтерев грязный и мокрый округлый предмет. — Варом, что ли, залита горловина.
— Похоже. — Молодой пожарный воткнул острие складника в край запечатанной горловины чугунка, лезвием сделал круговой надрез. Сделал без больших усилий: под варом была кожа.
Добрую половину чугунка занимали скатанные в толстый рулон и обмотанные суровой ниткой деньги. Пожарный поддел лезвием нитку, слежавшиеся деньги не рассыпались. Пальцами он разлохматил рулон. Там пестрели вперемешку и пятисотки, и сотенные, и четвертные, и даже трехрублевки.
В нетерпении, пока молодой пожарный разглядывал купонные облигации военного займа, водитель пожарки перевернул чугунок. Монеты достоинством от гривенника до рубля просыпались на землю. Штук двести монет, и среди них — старинные дореволюционные награды. Две известные — Георгиевские кресты и какой-то совершенно незнакомый, ни разу не виденный даже на картинке орден: красный с двумя мечами, с бантом.
— Глянь, Сергей Ильич, — сказал Нетесову водитель пожарки, — Сашка клад нашел.
Нетесов, занятый разбирательством с горе-охранником и его свояком Григорием, подошел, из пачки выудил двадцатипятирублевку с портретом Александра Третьего. Толпа, до сих пор дисциплинированно стоявшая за церковной оградой, как по команде вдруг просочилась через проломы в ограде, окружила Нетесова и сидевших на корточках у чугунка. О Холмогорове с появлением чугунка разом как-то все забыли. Без толку было уговаривать разойтись. Со словами: «Был клад» — старший лейтенант протянул пожарному романовскую двадцатипятирублевку и, протиснувшись сквозь людское кольцо, опять оказался рядом с охранником и его свояком Григорием. Собственно, дальнейшее присутствие здесь не требовалось. Все как Божий день ясно. Мамонтов прекрасный сыскник, доведет дело до конца. А он может спокойно отправляться на отдых, на рыбалку.
— Зимин, — выкликнул он друга по фамилии.
Дважды звать Андрея не пришлось.
— Едем, — сказал Нетесов. — Без нас справятся. А мы — закончили.
Начальник розыска задержал взгляд на избитом лице охранника, на его вчерашнем собутыльнике и направился к мотоциклу.
— Много у вас таких, как Холмогоров? — первым, перекрикивая рев мотора, заговорил по пути Зимин.
— Скажи лучше, где их нет, — белозубая улыбка Нетесова сверкнула в секундном полуобороте. — Опять теперь зашевелятся, клад начнут искать.
— Какой клад?
— Золото.
— Что?
— Слухи у нас давние, будто колчаковцы в Пихтовой спрятали золото. Слышал?
— Про золотой запас знаю.
— Ну вот, часть его якобы у нас зарыта.
— А цель? Почему именно в Пихтовой?
— Не знаю. Вернуться, может, рассчитывали… — Нетесов прервал диалог и молчал до тех пор, пока не заглушил мотор у ворот своего дома.
— Все об этом кладе знают все и вразумительно — никто ничего. Но вот когда такое, как нынче, приключается, бум кладоискательства вспыхивает. Помню, у бабки одной, на Первом кабинете живет, обвалился погреб, кирпичная кладка старинная обнажилась — туда кладоискатели ринулись. Демидовский рельс, вертикально вкопанный и сверху распиленный, нашли в тайге, к золоту ведущий условный знак углядели… Да много чего было. — Нетесов слез с сиденья и пошел во двор.
Хотели только загрузить в мотоцикл рюкзаки и ехать, однако Полина, жена Нетесова, настояла, чтобы перекусили на дорогу.
— А вообще клады у вас находили? — возобновил за завтраком прерванный разговор Зимин.
— Давно. Еще в гражданскую. Но это кладом как назвать. У Орефьевой заимки отряд чоновцев разбил банду, при ней было несколько пудов золота и серебра.
— Из колчаковского запаса?
— Не знаю. Может быть.
— Далеко Орефьева заимка?
— Километров двадцать.
— Съездим туда.
— Зачем? Бой там был в двадцатом или двадцать первом году. Давно следов никаких не осталось.
— Просто побывать интересно.
— Там, куда мы едем, тоже интересно. Каменные древние идолы сохранились. Кстати, и там был бой. Главаря банды Игнатия Пушилина, — первый в Пихтовой богач был — убили. Поехали. — Нетесов встал.
Выехать на рыбалку в этот день, однако, было не суждено. У дома затормозил горотделовский «уазик», и сержант Коломников доложил начальнику розыска, что прибыл за ним: в Малой Серьговке и в Китате ночью подчистую ограбили магазины. В Китате сторож попытался было оказать сопротивление, сейчас в тяжелом состоянии, до сих пор в себя не пришел…
— Вот тебе и рыбалка, и идолы, — сказал Нетесов другу, глянув на валяющиеся посреди двора рюкзаки.
Опять Зимин, как и ранним утром, попросил взять с собой, но на сей раз получил отказ твердый.
— Слушай, Женя, — обратился Нетесов к сержанту, — у тебя дежурство скоро кончается?
— Да все вроде бы… Сдать осталось.
— Не в службу, свози Андрея Андреевича на Орефьеву заимку. Он историк. Интересуется.
— Это где золото нашли?
— Да.
— Так там что смотреть теперь?
— Ну просят тебя. Я обещал сам, но видишь, как складывается.
— Нет, я пожалуйста, — смутился сержант. — Для вас я… Сейчас Сергея Ильича отвезу и вернусь, — сказал Зимину.
— На моем мотоцикле поезжайте. — Нетесов с полминуты поговорил с женой, потом быстро зашагал к машине.
— Ждите. Я скоро, — бросил на ходу Зимину заспешивший к «уазику» сержант.
Он действительно долго ждать себя не заставил. Появился, едва успел Зимин рассказать в подробностях Полине историю «нападения» на охранника железнодорожных складов.
Быстро выехали из города, покатили по узенькому проселку среди многоцветья высоких трав, среди мелколесья, обдуваемые теплым августовским ветром.
— Хайская лесная дача, — указал Коломников рукой на стену хвойного леса впереди.
Они сделали петлю, прежде чем приблизились к еловому лесу. В сторонке от него мелькнула среди осота подернутая рябью вода пересыхающего Орефьева озера.
Сержант заглушил мотоцикл, повел Зимина к лесу. Чуть не доходя, сказал:
— Вот здесь заимка была… Я ж говорил, ничего нет.
— М-да. — Зимин не мог скрыть разочарования. Они стояли по пояс в траве.
— Лучше б вам с дедом Мусатовым повстречаться.
— Кто это?
— Единственный живой участник боя, который здесь был. В Пихтовом, по крайней мере, единственный, — поправился сержант.
— А возраст? Сколько лет ему? — спросил Зимин.
— Да в памяти он, хоть и за восемьдесят, — сказал Коломников. — Как Аркадий Гайдар, прибавил себе годы, пошел воевать.
— Конечно, хорошо бы увидеться, — сказал Зимин.
— Тогда к Мусатову?
— Да.
Ветеран гражданской войны, бывший чоновец и продразверстовец Егор Калистратович Мусатов жил в самом центре Пихтового в однокомнатной благоустроенной квартирке-панельке. Он был среднего роста, голубоглазый и горбоносый, со щеточкой седых усов. Он открыл дверь гостям, впустил. К вещам хозяин жилища был равнодушен. Диван, телевизор, трехстворчатый шифоньер, стол да несколько стульев — вся обстановка.
— Вот, дед Егор, — сказал Коломников, — привел к тебе человека. Из самой Москвы приехал. Интересуется историей гражданской войны в Сибири, ее участниками.
Зимин назвался.
— A-а, ну садись, — хрипловатым громким голосом предложил Мусатов. На экране включенного телевизора мелькали кадры хроники времен коллективизации. Мусатов углушил звук.
— Хорошо, что не забыли, — сказал, — но рассказывать-то что? Про меня уж все написано.
— Так уж и все.
— Все. А если что не написано, теперь о прошлом по-другому…
— Вон ты про что… — Коломников догадался о причине стариковой неприветливости. — Да ну, дед Егор, тебе-то на что обижаться. Ты у нас человек уважаемый.
Мусатов при этих словах сержанта смягчился.
— Ладно. — Он достал из шифоньера потертую кожаную папку, подал Зимину. — Вот. Нового не скажу, поди-ка.
В папке были вырезки из газет: с десяток вырезок, сколотых скрепкой. Некоторые уже пожелтели от времени.
Зимин просмотрел заголовки, не отличавшиеся оригинальностью: «Рядовой революции», «Рядовой боец революции», «На той далекой на гражданской», «В то тревожное время»… Выбрал одну из самых давних публикаций, довольно большую.
Прочитав первые два столбца, нашел строки об интересовавшем его бое.
«Отряд ЧОНа, в котором служил Егор Мусатов, только с января по декабрь 1920 года ликвидировал в районе четыре крупных группировки белобандитов, возглавляемых ярыми врагами Советской власти, такими, как колчаковский полковник-каратель Зайцев, богатый купец Шагалов, старообрядческий священник Леонид Соколов.
Особенно запомнился Егору Калистратовичу Мусатову бой с белобандитами полковника Зайцева. В этой банде насчитывалось около 140 человек. Бандиты засели в доме, бане и конюшне на заимке у Орефьева озера. Они находились в более выгодном положении, чем чоновцы, которым с одной стороны озеро, с другой — густой непроходимый лес мешали осуществить стремительную атаку. Пришлось ждать удобного момента. Через несколько часов атака осуществилась. Бандиты были перебиты. Чувствуя, что за их зверства пощады им не будет, сдаваться в плен большинство не хотели, отстреливались до последнего. Некоторые пытались уйти, но удалось немногим. В банде при ее ликвидации было изъято несколько пудов золота и серебра…»
Дальше говорилось о месяцах, проведенных в продотряде, работе на железной дороге.
Ничего нового, касающегося боя у Орефьевой заимки, Зимин не нашел и в других материалах.
— Вы не помните, Егор Калистратович, сколько именно пудов золота было, сколько — серебра? — спросил Зимин.
— А нам и не говорили, — ответил Мусатов. — Командир после боя выстроил, объявил, что среди трофеев, кроме оружия, много драгоценностей — серебра и золота. Пуды веса.