Тимка переключил один язык на другой, вывел клавиатуру на миниатюрный экран и стал печатать тот текст, что висел перед его мысленным взором. Едва он закончил, как видение начало гаснуть. Скоро оно совершенно исчезло.
– Я всё записал. Сейчас попробую перевести. – мысленно сообщил Тимка бабушке Ане.
– Приедешь на место, позвони мне по телефону. Проверим, как работает связь в том районе?
– Хорошо.
– До встречи. – простилась Анна Ивановна. Ментальная связь прервалась.
Ехать до горного озера было ещё далеко. Нужные программы, на всякий непредвиденный случай, «сидели» в наладонном компьютере Тимки. Подросток сразу же взялся за дело.
Сначала, он запустил толмача с древнегреческого на речь людей современной Эллады. Полученный результат переложил на английский, с него перевёл на русский язык.
Надпись, с давно уже подводной, скалы-указателя сообщала парнишке нечто не очень понятное: – Тридцать девять стадий к богам и сорок восемь, куда укажет десница.
– Немного подумав, Тимка вспомнил о том, что, как думали древние люди, боги обитали на небе. Ну, а десница, это рука, которая находится справа. Насколько он помнил, стадией назывался сдвоенный шаг вооружённого воина.
То есть, шаг левой и правой ногой. Вместе они составляли приблизительно метр с половиной или, чуть больше. Значит, надпись можно было прочесть, приблизительно, так: – Шестьдесят метров вверх и семьдесят с чем-то направо.
Вопрос только в том, как считать расстояние к небу? Напрямую в зенит, или по склону горы? Теодолитов у древних греков тогда не имелось. Скорее всего, они протянули верёвку от указателя до входа в пещеру. Верёвку после измерили и записали на скале результат.
Если это не так, то нужно считать по вертикали. Тогда полость в горе окажется выше метров на двадцать. В общем, диапазон координат известен достаточно точно. Можно теперь приниматься за поиск пещеры. Будем надеяться, что Бойка учует «аромат катакомб», а бабушка Аня заставит его указать нам дорогу в пещёру.
Горный орёл
Скоро машина въехала в небольшое селение, состоящее из невысоких домов. Все они были с плоскими крышами. Стены сложены из обломочного дикого камня. Окна совсем небольшие. Двери удивительно низкие.
Сразу становилось понятно, зимой здесь часто бывают морозы, а дров не хватает. Деревья вокруг все срубили многие столетья назад. Все склоны голые. В лучшем случае, они покрыты короткой травой.
Всё вокруг, говорило о том, что здесь мало что изменилось с позапрошлого века. Разве, что кое-где виднелись столбы с электропроводкой, и машины советских времён. Да и те почти развалились.
На одном бедном здании Шнырь увидел древнюю вывеску с надписью на двух языках. Русский текст сообщал, что когда-то давно, здесь была «Чайхана». То есть, столовая, где подавался и чай двух сортов, зелёный и чёрный. На двери висел огромный ржавый замок. Было похоже, что его не снимали уже очень давно.
Возле убогой харчевни на плоских камнях сидело несколько старых мужчин в поношенных пиджаках и потёртых узбекских халатах. Они уныло смотрели на новенький джип. Всё очень усердно двигали челюстью.
– Видал Шнырь, вокруг все мужики, и старики, и молодые, постоянно жуют. И чего они так уважают «резинку»? У нас её покупают лишь дети, да кое-кто из студентов. Те, что косят под американцев из фильмов. И где, интересно, они её покупают? Мы уже долго в пути, а я не видел ни одного магазина и даже ларька.
– Наверное автолавки сюда приезжают. – от скуки откликнулся Шнырь. Он вспомнил, как однажды отец рассказывал про давнее советское время. Тогда в СССР не было «жвачки». Считалось, что весьма некультурно постоянно махать челюстями на людях. Мол, благодаря этой манере, ты становишься похож на корову.
В восьмидесятом году двадцатого века в Москве организовали всемирные Олимпийские игры. В город приехало полно иностранцев. Они ещё издали всем бросались в глаза. Их выдавали шмотки зарубежного вида: джинсы, бейсболки и разноцветные майки с рисунком или какой-нибудь надписью. В те времена в СССР одевались совсем по-другому. Не то что, сейчас.
Малолетние советские дети подбегали к туристам и громко кричали: – Мир! Дружба! «Жвачка»! – кто их научил побираться, никому неизвестно. Скорее всего, сами до такого додумались.
Гости столицы громко смеялись, давали ребятам «резинку» и снимали их на фотокамеры. У малышей появлялось необычное лакомство. Но милиционеры и взрослые люди были этим весьма не довольны.
– У них не «жвачка» во рту, а насвой. Это смесь табака и погашенной извести. Иногда, в неё добавляют разного рода приправы и немного масла растений. – вмешался Барлас.
– И для чего они это жуют? – удивился ошарашенный Шнырь.
– А для чего люди курят? Чтобы получить удовольствие! Кстати сказать, раньше табак не курили, а только жевали. – сказал проводник.
– И плевали вокруг, как верблюды. – вставил «высокообразованный» шеф. Он немного подумал и гордо закончил: – Я вот, к примеру, никогда не курил. Не нахожу наслаждения в этой отраве.
– А давай Шнырь попробуем этот насвой. Будет что рассказать пацанам по приезде в Москву. – предложил неожиданно Лом.
– Да, где мы его тут возьмём? Здесь тебе не базар. – сурово ответил начальник. Ему очень хотелось удержать подчинённого от дурного поступка.
– Купим у стариков. – нашёл выход, обычно, мало сообразительный Лом.
Шеф не успел даже слова сказать. Джип остановился. Охранник, вместе с узбеком, сразу покинул уютный салон. Они устремились назад к «Чайхане». Барлас о чём-то потолковал с ветеранами. Дал им сколько-то денег, а взамен получил маленький пакетик из пластика. Через минуту оба оказались на прежних местах. Машина резво продолжила путь.
– Надо же. – рассерженно выдохнул Лом: – За табак, разбавленный погашенной известью, слупили с меня, как за порцию марихуаны в Москве.
– Ты что, употребляешь подобную дурь? – резко вскинулся Шнырь. Ему совсем не хотелось находиться поблизости с наркоманом огромного роста. Мало ли, что ему вдруг померещится? Ещё, чего доброго, пришибёт невзначай.
– Нет, я ей не балуюсь. Мне друганы говорили, почём она стоит. – успокоил начальника Лом и с большим интересом добавил: – Ну-ка, что они тут жуют?
Напарник взял щепоть странной смеси зеленоватого цвета, положил её на язык и сделал десяток движений увесистой челюстью. Тупая физиономия Лома выражала целую бурю эмоций. Они с калейдоскопической скоростью сменяли друг друга. Глаза не успевали за всем проследить.
Шнырь напряжённо смотрел на охранника. Вдруг, восточный насвой значительно лучше, чем горький дым сигарет? Тогда можно будет и самому осторожно попробовать.
Массивный напарник вдруг побледнел. Он выпучил свои мелкие глазки и, открыв дверцу на полном ходу, свесился над извилистой горной дорогой. Из горла мужчины вырвалась обильная рвота.
Впереди появился очередной поворот. Машина неслась прямо к обрыву. Испуганный Шнырь правой рукой схватился за руль, отвернул джип к скале, а левой рванул ручник на себя. Раздался скрип тормозов. Автомобиль потащило юзом по щебню. За ним послышался крепкий удар железа о камни. Двигатель немедленно стих.
– Какая же гадость этот насвой. – отплёвываясь, выдавил Лом. Он захлопнул открытую дверцу, схватил бутылку из пластика и, обливаясь, выпил не менее литра воды. Лицо подчинённого приобрело зеленоватый оттенок. На коже вдруг появились капельки пота. Глаза Лома невидяще смотрели вперёд.
На соседнем утёсе сидел крупный чёрный орёл. Услышав подозрительный шум на дороге, птица спрыгнула в пропасть, расправила широкие крылья и почти сразу поймала восходящий воздушный поток. Она начала подниматься большими кругами.
Лом опять открыл переднюю дверцу. Он вышел наружу и сказал, повернувшись к Шнырю: – Ну, вы посидите пока, а мне нужно с орлом поболтать.
Пока проводник и начальник выбирались из джипа, прошло какое-то время. Лом дошёл до обрыва, раскинул длинные руки, как при игре в «самолётики» и, словно Кинг-Конг из кино, прыгнул вверх и вперёд. Раздался восторженный вопль: – Я горный орёл, я парю над землёй!
Наверное, Лом хотел устремиться к высокому небу, словно гордая птица. И он полетел, но только в обратную сторону, в пропасть. Ликующий крик продолжался недолго. Раздался шлепок, за ним подозрительный треск и всё сразу смолкло.
– «Разбился в лепёшку. Все кости поломались в кусочки!» – холодея от ужаса, сказал себе Шнырь.
Командир и узбек подбежали к обрыву. Опасаясь увидеть кровавое месиво, они осторожно глянули вниз. Провал под ними имел глубину в рост человека. В метре от верхнего края висел бледный охранник. Он ударился о выступ скалы и, зацепившись штанами, повис на нём, как карась на крючке.
Снова послышался треск. Ткань на заднице лопнула. Лом сорвался с небольшой высоты и рухнул плашмя на каменистое дно. Сквозь большую дыру виднелись трусы красного цвета в зелёный горошек. Напарник едва шевелился, но подняться не мог. Ноги его совсем не держали.
К счастью приспешников тьмы, в автомобиле оказалась верёвка на случай аварии. Вдруг придётся цеплять его к чьей-то машине? Молодой, ловкий узбек спустился в низину. Он обвязал громоздкого Лома толстым шнуром из нейлона, и вылез обратно.
Действуя в четыре руки, большого мужчину, с огромным трудом, подняли наверх. Он был в таком состоянии, словно напился до полной «отключки». Его положили в багажник. Иначе весь салон заблюёт. Шнырь весьма опасался, что напарник станет буянить со сна. На всякий случай, ему крепко связали все четыре конечности.
Разобравшись с непутёвым водителем, пассажиры осмотрели машину. От удара о камень, что-то случилось с передним мостом. Проводник печально вздохнул и пошёл обратно в кишлак, за подмогой. Хорошо, что уехали не так далеко.
Вернулся он с ишаком и лохматым двугорбым верблюдом. Из жителей небольшого посёлка с ним никто не пришёл. Как объяснил Барлас начальнику, молодёжь вся работала в городе. В домах остались лишь старый, да малый. Какая польза от них? Хорошо, хоть скотина у них сохранилась.