Помощник генерального директора засмеялся коротким, отрывистым смехом, будто заикал.
– Гага? – уточнил он.
– Ясно, Гага, кто же еще? Говорю ей, что еду на три дня в Альмерию, и валандаюсь там две недели. Через две недели звоню, что вернулся, и снова в дорогу, даже не повидавшись. Разве это хорошо? Скажи честно, Пако, думаешь, много найдется девушек, которые стерпят такое?
Помощник генерального директора опять рассмеялся сухим квохчущим смехом.
– Она тебе еще не выдвигает альтернативу: или кирка, или она?
– Да каждый день…
Близорукие глаза помощника генерального директора за толстыми стеклами очков, когда он смеялся, становились раскосыми, как у китайца.
– Пила передо мной эту дилемму десять раз на дню ставила. И, однако, видишь, чем все кончилось. С тремя сопляками дел хватает,
Херонимо выпустил руль и, размахивая руками, сказал:
– Это не то, Пако, не упрощай. Во-первых, мы с Гагой не собираемся обзаводиться детьми. Может, даже и не поженимся.
Помощник генерального директора все оттягивал большим пальцем ремень безопасности. Задумался и прикусил верхнюю губу.
– Не надо понимать буквально… но знаешь, Пила тоже не хотела детей. Одна мысль о них приводила ее в ужас. Она была чересчур хрупкая, таз узкий и всякое такое… А теперь вот, пожалуйста. Трое ребят за пять лет. Материнство – это инстинкт, а инстинкт срабатывает,
Херонимо покачал головой.
– Ты не хочешь понять меня, Пако. Гага совсем не хрупкая, и таз у нее не узкий. Просто она против семьи, хочет подавить в себе инстинкт материнства. Говорит, что с нее хватит и археологии; как поглядишь, так в чем-то она права.
Автострада кончилась; серая лента разбитого шоссе, не обсаженного деревьями, уходила за линию горизонта. По левую руку саманные домики, над которыми возвышалась церковь, вырисовывались, как вырезанные, на голубом небе, а впереди, за нежной зеленью хлебов и черного островка столпившихся среди них сосен, прерывистая линия холмов закрывала перспективу, Помощник генерального директора снова оторвал от сиденья свой объемистый зад.
– Жарко? – спросил Херонимо, протягивая руку к рычажку отопительной системы.
– Не надо. Все хорошо. Только спать хочется. Эта проклятая Тута каждую ночь просыпается и вопит, будто ее режут. Покоя от нее нет. Педро утверждает, что из-за телевизора ночные страхи у детей возросли на пятьдесят процентов, А может, и не в этом дело!
Помощник генерального директора распрямился, откинулся назад и положил голову на подголовник.
– Знаешь, неплохо бы немножко поспать, – добавил он.
Глазки его, когда он их закрыл, превратились в две полоски. Херонимо наклонился над приборной доской, вытащил еще один леденец и включил радио. Зазвучала музыка.
– Не мешает?
– Наоборот. Убаюкивает. А ты не заснешь?
– Не бойся. Уже привык.
2
Хотя в зале стояло всего десятка полтора столиков, гул голосов и грохот посуды мешали разговаривать. Херонимо придерживал локтем дверь, а удивленный взгляд его светлых глаз скользил по лицам сотрапезников. Он разглядел Паблито в той части зала, куда вели три ступеньки; волосы у него были прилизаны, сладкая улыбка на губах; а рядом рыхлый мужчина, лысый, круглолицый, раскорячился на краешке стула, будто намеревался укрыться скатертью,
– Вот они, – громко сказал Херонимо,
Поднялись на три ступеньки и подошли к столику. Навстречу встал сияющий Паблито и положил белую, словно выточенную из слоновой кости, руку на плечо сидевшего с ним мужчины,
– Лино, – улыбаясь, сказал он, – вот, позволь представить тебе сеньора помощника генерального директора, для друзей он – Пако, и Херонимо, моего мадридского коллегу. – Лысый, пытаясь встать, безуспешно боролся со стулом, затиснутым между столом и переборкой. Смешавшись, он протянул руку, тяжелую, большую руку крестьянина, помощнику генерального директора и потом Херонимо. Паблито добавил: – А это дон Лино Куэста Баес, он нашел клад.
Все сели. Дон Лино глядел на вновь прибывших с опаской, словно бы они приехали спросить с него отчет. Откинутое назад бескровное лицо Паблито под черными набрильянтиненными волосами, напротив, излучало полное удовольствие,
– Я заказал лягушачьи ножки и жареного барашка на всех, – сказал он, намеренно оттягивая разговор о деле, – Если кто хочет что-нибудь другое, еще можно переменить.
Помощник генерального директора впился своими маленькими глазками в лицо дона Лино, тот в смущении ерзал на стуле и, хотя еще ничего не ел и не пил, машинально вытирал губы салфеткой,
– Вы знали дона Вирхилио, Полковника? – обратился к нему Херонимо, разливая вино.
Дон Лино несмело, словно извиняясь, улыбнулся.
– Кто ж в этих краях не знал дона Вирхилио? Его все поголовно любили.
Херонимо отхлебнул вина.
– Полковник, как вы знаете, полжизни посвятил Арадасскому холму. И, уж конечно, за последние двадцать лет он больше времени провел там, чем в собственном доме. Знал каждую расщелину, каждый камень, каждую выемку. Он был всего-навсего дилетантом, но трудолюбивым, и, хотя работал сам по себе, всегда поддерживал контакт с университетом.
Дон Лино смущенно кивал, соглашаясь с Херонимо, помощник генерального директора загадочно посмеивался, и Паблито, первоначальная веселость которого постепенно сменялась тревогой, казалось, спрашивал себя: чего добивается Херонимо своими вопросами? А тот продолжал:
– Вот поэтому я удивился, когда помощник генерального директора сообщил о кладе, найденном на холме в Гамонесе, точнее – на месте раскопок Полковника. Я…
Паблито, стыдливо улыбаясь, попытался направить разговор в другое русло.
– И какой клад, Херонимо! Через несколько минут ты сможешь поглядеть на него. В половине четвертого у меня назначена встреча с управляющим банком, – он показал ключ, все три зубца которого были разной длины, и подмигнул. – Не извольте беспокоиться, все в надежном месте,
Дон Лино заерзал на стуле, наморщил лоб, словно бы мучительно старался заглушить не ко времени забурчавший живот. Голос у него стал глухой, говорил он невнятно и не очень убедительно:
– На самом деле клад я обнаружил не на холме, а на огнезащитной полосе, на горке, повыше крепости, – пояснил он, – Я поднялся туда на тракторе, потому что работник мой сказал, что полоса сильно заросла дроком и бурьяном. А когда такая полоса под сорной травой и хворостом, так это хуже, чем если бы ее и вовсе не было; схватывается как трут, понимаете?
Херонимо пристально глядел на него, не притрагиваясь к еде, которую только что подали. Когда дон Лино умолк, он с воинственным, обвиняющим видом нацелился на него подбородком.
– Но, по моим сведениям, этот холм общинный. Вы что же, собирались очистить эту полосу из любви к ближнему, только ради того, чтобы услужить общине?
Вымученная улыбка застыла на губах дона Лино. Взгляд его обратился к Паблито, словно за поддержкой,
– Вы не хотите меня понять, – сказал он наконец, поджав губы. – Конечно, холм общинный, но на южном склоне у меня есть собственность – сосняк, и если будет пожар, его, ясное дело, затронет. Вот поэтому я и поднялся. Очистить от бурьяна полосу и избежать риска,
Херонимо принялся за еду, ел быстро, краем глаза наблюдая за собеседником. Покончив с едой, отодвинул в сторону тарелку, безуспешно поискал салфетку и вытер губы краем скатерти.
– Значит, начинаете чистить полосу и – бац! – утыкаетесь в кувшин, вот как просто, – сказал он, словно продолжая с того места, где прервал свою речь, – Не кажется ли вам странным, что Полковник, который, как бы там ни было, свое дело знал, полжизни провел на этом холме без всякого практического результата, а в один прекрасный день являетесь вы, совершаете прогулочку на тракторе, и на тебе – клад?
Дон Лино раздул ноздри, словно собирался чихнуть, и, улыбнувшись, сказал уклончиво:
– Такие вещи случаются, сеньор, да, случаются. Нельзя скидывать со счета и удачный случай. Случай играет в жизни существенную роль, А кроме того, кто может точно сказать, не появилась ли после смерти дона Вирхилио на холме какая-нибудь новая трещина или оползень?
Паблито непрестанно гладил свою бородку, словно собирался заострить ее. Пожалуй, после приезда Херонимо и помощника генерального директора он как-то сник. Дон Лино, напротив, хотя и держался по-прежнему настороженно, но становился все самоувереннее и разговор вел теперь спокойно. Подошел официант, помощник генерального директора обвел вопрошающим взглядом всех присутствующих и поднял на официанта глаза, казавшиеся за очками еще меньше:
– Одно мороженое и четыре кофе, пожалуйста.
Херонимо снова повел осаду.
– И что же, вы очистили в конце концов эту полосу?
– Я хотел очистить, сеньор, да только времени не хватило. Едва начал, как заметил круглый край кувшина, который торчал из земли среди кустов. Я сошел с трактора, поскреб немного мотыгой и увидел золотой браслет. Это было первое, что я увидел. И очень разволновался, честно признаюсь. Не знал что и делать. Пробыл там с полчаса, разглядывал браслет со всех сторон, потом снова зарыл клад, спустился в деревню и поднялся на холм уже вместе с одним из моих работников. С собой мы взяли две кирки и две лопаты.
Херонимо улыбался насмешливо и ехидно.
– И вы, человек безо всякого археологического опыта, оказались способны разглядеть с трактора закраину черного кувшина на черной земле, среди густых зарослей кустарника и бурьяна?
– У вашего покорного слуги нет опыта, о котором вы толкуете, зато я почти полвека проработал на земле. Я умею на нее глядеть.
Помощник генерального директора улыбался, его забавлял спор, а Паблито, совсем утратив приподнятое, радостное состояние духа, в котором прежде пребывал, с отчаянием смотрел на спорщиков. Но Херонимо неумолимо продолжал гнуть свое.
– И чем же вас так привлекла закраина старого кувшина, что вы даже сошли с трактора? Обломки керамических изделий всех веков попадаются на полях Кастилии повсюду. Для профана в археологии тут нет ничего странного.