Мазин понимал, разумеется, что подобные деформации ни лично он, ни даже тысячи подобных ему предотвратить не могли, но и освободить себя от ответственности зато, что, как ни боролся он с бывшим профессором-убийцей Филиным и с бывшим продажным милиционером Денисенко и оба получили, как казалось, по заслугам, ни того, ни другого жизнь ничуть не изменила, прямые сошлись и пересеклись. В лучшем случае он сможет вновь поставить их перед лицом закона, когда случится то, что должно случиться. И Мазин подумал о том высшем суде, идея которого так увлекает писателей и философов и вызывает ироническую усмешку у тех, кто связал жизнь с составленным людьми уголовным кодексом.
Подумал и вспомнил слова из любимого когда-то романа Дюма: «Если ты вернешься домой цел и невредим, то я буду считать, что Господь простил тебя…» Так сказал убийце Кадруссу бывший Эдмон Дантес, ставший графом Монте-Кристо. Но Господь не простил Кадрусса.
Мазин обернулся. Только что дремавший водитель успел проснуться и двинулся в противоположную от Мазина сторону. Однако отъехал он всего на несколько метров и номер машины еще был виден…
— Вас ждет женщина в приемной — вот первое, что услышал он по телефону, войдя в кабинет.
— Кто такая?
— Она сказала, что фамилию ее вы не знаете, зовут Дарья.
— Выпишите пропуск.
Пока Дарья оформляла документ, Мазин пытался предположить, что привело ее в управление. При любом варианте получалось что-то важное.
— Разрешите, Игорь Николаевич?
На этот раз выглядела она предельно скромно — беленькая кофточка и умеренной длины юбка без всяких разрезов. Усевшись напротив, Дарья поправила юбку и спросила:
— Не ждали?
— Нет.
— И повидаться не хотелось?
Мазин ответил сухо:
— Боюсь, пришлось бы.
Она вздохнула без всякого кокетства.
— Я сразу поняла. Подумала, если гора все равно начнет искать Магомета, не лучше ли выйти навстречу?
— Спасибо за любезность.
— Никакой любезности. Только необходимость. У меня к вам просьба. Если хотите, условие. Только не отвечайте что-нибудь милицейское, вроде — условия ставлю я. Условие чепуховское. Для вас. А для меня совсем наоборот.
— Слушаю ваш ультиматум.
— Хорошо, что у вас есть чувство юмора. Но я, поверьте, прошу очень серьезно. Я боюсь, что наши отношения… Вас не смущает это слово?
— Я понимаю наши отношения как служебные.
— Конечно, конечно. Хотя и жаль… Простите. Вот дурацкий характер, правда?
— Не знаю.
— Все-то вы знаете, потому и пришла просить. Умоляю. Мой муж не должен знать, где мы впервые встретились.
— Боитесь мужа?
Дарья посмотрела очень серьезно.
— Любому другому сказала бы — да. И не соврала бы. Он очень ревнивый и скор на руку. Даже убить может. Но это мои дела. Мои грехи и наказание мое. Не за себя я боюсь. Я за него боюсь. Я ему не хочу боли… Не говорю уж о том, что он себе же убийством жизнь сломает. Ну, короче, люблю я его. Вам этого не понять. Поверьте на слово. Можно у вас закурить?
Мазин не любил, когда у него курили. Много лет назад первый шеф в своем кабинете вывешивал плакатик, состряпанный художником-самоучкой, — череп с папиросой, зажатой между беззубыми челюстями, и элегическая надпись: «Я мог бы жить еще». Мазин уже не помнил, как влияла на него эта наглядная агитация, в основном она вызывала шутки молодых сотрудников, но не курил он никогда, скорее все-таки природа распорядилась, а не шеф.
— Курите, — кивнул он Дарье.
— Вижу, вам это не нравится, но я имею право на волнение.
— Считайте, что ваше условие принято. Сейчас я вижу вас впервые. Зачем же вы пришли к незнакомому должностному лицу?
С каждым словом Дарья интересовала его все больше.
— Мне бы не хотелось, чтобы и Саша, Александр Дмитриевич, пострадал.
— От вашего мужа?
— Нет, от вас, конечно. Вы же не зря лично явились к нему с этими снимками?
— Формальность.
— Ну зачем вы так? Я ведь в вашей профессии кое-что понимаю. Немножко, но понимаю. Год на юрфаке проучилась.
— Простите, коллега.
— Не коллега я вам. Ушла.
— Чем же мы вам разонравились?
— А чем мне у вас заняться? Розыск — дело не женское. В адвокаты я по характеру не гожусь, в суде на взятку могу клюнуть. Что ж остается? В нотариальной конторе юбку протирать или с дебилами в детской комнате? Нет уж, баба с завязанными глазами не по мне. Я открытые предпочитаю.
Мазин засмеялся.
— Не сошлись с Фемидой?
— Слишком строг закон, «дура лекс». Ну а я не такая уж дура. Но хитрости не люблю. Приемчики не люблю.
— Зачем же вы поступали на юридический?
— У отца друг в приемной комиссии был. А я тогда еще отца побаивалась. Вот и проявила послушание. Временно, как видите.
— Что же вы предпочли нашему бесперспективному делу?
— Командно-административную систему.
— Неужели? Ее-то вовсе хоронить собираются.
— Мыши кота собирались хоронить, — ответила Дарья.
— Понятно. Занимаете ответственный пост? Привлекает кабинет?
— Не кабинет, а туалет. Там у нас такие шмотки бывают, что и бывшей «Березке» не снились. Общий рынок. Послушайте, почему вы занялись моей анкетой, а делом будто и не интересуетесь?
— Я сам из системы. Куда ж нашему брату без анкетных данных!
— Я вам нужна? — перебила Дарья.
— Конечно. О том, что погибший у колодца человек известен Александру Дмитриевичу, вы знали до моего прихода или он вам потом сказал?
Дарья засмеялась.
— До или после? Послушайте! Мой папаша страшно любил глупые анекдоты времен своей молодости. Вот… Приходит девушка на консультацию и спрашивает, как ей предохраниться. Врач говорит: «Пейте минеральную воду». А она: «Когда — до или после?»
— Вместо, — ответил Мазин. — Неужели смешно?
— Смешно то, что я долго не могла понять, что же тут смешного. Маленькая была, представляете? Ну ладно. Короче, не до и не после, а вместо. Я сама узнала, без него. Еще сигаретку можно? Сейчас самое интересное начнется.
Мазин вырвал лист из блокнота, не отрывая фломастера от бумаги, изобразил череп с папиросой, подписал внизу: «Я могла бы еще жить», — и показал Дарье.
Она посмотрела.
— Забавно. Так вы мой труп после эксгумации представляете?
— До эксгумации еще есть некоторое время.
— Спасибо, тогда закурю.
Дарья чиркнула спичкой.
— А вы молодец, умеете снимать напряженку. Мне ведь не хочется влезать в эту историю. Скверная история, правда?
— Не исключено. Говорите, пожалуйста.
— Короче, за день или два до этого несчастного случая был у нас на фазенде междусобойчик.
— Отмечали что-нибудь?
Мазин помнил, что пили по поводу приезда мужа, но было любопытно узнать, что скажет Дарья.
Ей вопрос не понравился.
— Какая разница! Ну, скажем, деда поминали. Девятый день вас устроит? Я вам по делу, а вы…
— Дело точность любит.
— Пожалуйста. Приезд мужа праздновали. Могу я отметить приезд собственного мужа? — спросила она с вызовом.
— Еще бы! Весело было?
Дарья затянулась.
— Как всегда. Шашлык, сивуха, умные разговоры, потом дурная башка. Злят меня пьяные мужики. Как заведутся со своей политикой. Они и раньше такие были, а уж при свободе! Неси что хочешь, бояться некого. Ну а мой после Афгана вообще взрывной. Тут еще покупатель явился. Я же дом продаю…
— Я знаю. Кто же покупает?
— Да это не по делу! Валера какой-то. Его сосед направил. Короче, они с моим завелись, слушать тошно. Я к окну отвернулась, а Саша вообще вышел. Ну, мне и показалось, что он с кем-то во дворе разговаривает. Я тоже вышла — никого нет. Я злая была, всех обругала. Потом, понятно, мировую пили, потом жарко мне стало, а эти опять за свое. Я взяла полотенце и пошла к речке. Окунулась, поплавала, вроде бы полегчало. Одеваюсь, вижу поодаль на берегу вроде мужик сидит на корточках. Я испугалась и бегом. А прибежала — думаю: ну и дура. Может, он по нужде присел, а я панику устрою? Таки выбросила из головы, пока вы не появились.
— Человек был похож на погибшего?
— Этого утверждать не могу.
Мазин ожидал большего хотя бы потому, что Дарья пришла вступиться за Пашкова, отвести подозрения, а пока только осложняла его положение.
— Как я понимаю, это была присказка, а сказка впереди?
— Правильно. С тем, что могло по пьянке померещиться, я бы не пришла. Я сразу увидела — дело серьезное. Поговорили мы вроде бы коротко и ясно, труп опознать не можем. О чем же вы с Сашей еще говорить остались? Не просто же так, о погоде. Подумала. Ничего придумать не смогла и решила поехать на дачку. Все-таки почти хозяйка. Имею право. Правильно я говорю?
— Безусловно.
— Приехала. Все спокойно, птички поют, речка течет. Я, правда, боялась, что под колодцем лужа крови…
— Ранения были специфические.
— Понимаю, из головы много крови не набежит, а малую дождем смыло. Короче, вижу, крови нет, спокойнее на душе стало. Ведь когда не видишь страшного, его вроде и нет, правда?
Мазин согласился с этим житейским наблюдением.
— Тогда я дом осмотрела, а вдруг бродяга там поорудовал? Нет, все на месте. Но хозяйский зуд покоя не дает. Что значит собственник? Страшное дело! Вот нас сейчас к рынку тянут. Народ не позволит, правильно?
— Ни за что. Рынок только в вашем министерстве в туалете решением Моссовета останется.
— Не издевайтесь над бедными женщинами! Примерочной-то у нас не предусмотрели, а по всем комнатам мужики-бездельники. Обжили офис, как тараканы. Им бы на завод, а они окопались покомфортнее. Как же мы с такими людьми коммунизм построим, а?
— Дарья, может быть, о коммунизме потом?
— Ну вот! Строили-строили, а теперь — потом? Нет, народ верит. Идеалы же должны быть? Светлое будущее! Иначе куда идем?
Она горестно вскинула глаза.
— Лучше скажите, куда вас собственнический зуд привел.
— В сарай, — ответила Дарья. — У деда везде был полный порядок. И ключи на месте. Смотрю, от сарая одного ключа нет. Было два, хорошо помню. Кому понадобился? Я взяла ключ, подошла к сараю. Там вроде тоже порядок, на замок заперт. Но я отперла на всякий случай. Смотрю и сразу вижу, кто-то там ночевал.