Парня потянули за рукав, и он сел.
«Ошибся», – успокоился Сашка.
В перерыве Сашка кинулся купить себе и Кате мороженое. Тут он опять вспомнил про Лёльку и подумал, что не плохо бы и ей снести туда хотя бы эскимо. Он словно увидел её у стены – куртку на тонких ножках.
«Да нет, она домой ушла, – подумал Сашка. – Не будет она столько дожидаться».
Дальше стало ещё лучше. Катя даже локтем его пихнула два раза.
Матч шёл к концу, и счёт стал уже 4:0. Борька скис, сидел как убитый и уже ничего не говорил умного.
И тут случилось что-то странное.
Сашка увидел, что какой-то человек упрямо пробирается между рядами.
Он нагнулся к кому-то, и тут снова вскочил всё тот же длинный в тельняшке. Тогда уж Сашка точно разглядел, что это Серёжа-машинист со «Степана».
Серёжа, подхватывая падающую с плеч куртку, стал стремительно пробираться к выходу. Он перелезал прямо через лавки, раздвигая людей. А какого-то короткого человечка Серёжа пригнул книзу и перешагнул через него.
Почему-то началась суматоха. Какие-то люди вставали и уходили. Они пробирались между рядами, застилая свет, мешая глядеть. Тут Сашка увидел среди них ещё и Семёныча с папкиного катера.
«И Семёныч тут! – удивился Сашка. – Интересно, а катер куда же они подевали?»
– Наша взяла, – сказала Катя Борьке. Она так и сказала: «Наша».
– О, безусловно, – ответил Борька. – Кто спорит? Но учтите, герцогиня, футбол – игра для тех, кому ноги важнее головы.
– Ну и глупо, – обиделась Катя.
В толпе их стиснули, сжали. Сашка сразу почувствовал себя маленьким. Сидел, как человек, смотрел с Катей футбол. А тут он кому-то еле доставал до плеча. Носом его ткнули в чей-то рукав. Вон и Катин помпон торчит у локтя здоровенного дяди.
Вместе с толпой их вынесло на площадь. Сашка незаметно скосил глаза вправо, где они оставили Лёльку.
Лёльки не было. У стены стояла толстая девчонка в красном пальто и лизала мороженое острым, треугольным языком.
«Не дождалась…» – сжалось что-то в Сашке.
На остановке один за другим стояли сразу три пустых троллейбуса.
Обычно у троллейбусов тут же начиналась толкотня, вырастала очередь.
Водители надрывались, прося «остаться на следующий».
И на этот раз кто-то бегом бросился к остановке. Но таких было только несколько. И они тоже постепенно замедлили бег и растерянно остановились. И все они тоже почему-то смотрели в сторону реки.
– Там! – возбуждённо сказал высокий дядя, протянув руку с портфелем.
– Интересно, – сказала Катька. – Может, задавило кого? Только если кровь, я смотреть не могу, – добавила она и зажмурилась.
– Хлеба и зрелищ, – пробормотал Борька.
Глава восьмаяНа обрыве
Народ валил вниз с холма. Те, кто постарше, чинно шли по узким тропинкам. Но большинство спускались прямиком, как-нибудь, прямо по бесцветной прошлогодней траве. Мальчишки перепрыгивали ямы, где ещё лежал грязный снег с чёрными корочками.
Сверху была видна голубая крыша и столики кафе.
Кафе стояло на обрыве, над самой рекой. Оно так и называлось красиво: «Волна». Круглые жёлтые столики сверху были похожи на блюдечки.
Но никто ничего не пил и не ел. Все толпились на краю обрыва. И те, кто сбегали с холма, старались тоже пробраться к самому краю, и толпа на обрыве всё росла.
– Ну скорей, скорей, – торопила Катя. – Опоздаем к самому интересному. Мальчики, давайте за руки – и бегом. Только держите меня, а то я упаду.
Сашка сжал Катину мягкую руку. И они побежали вниз с холма.
Катя визжала. Холодный ветер пел в ушах. Сашка споткнулся, и они чуть не полетели кувырком все трое. Солнце нестерпимо блестело посреди реки. Кружилась голова от неба и облаков, которые бежали кверху…
Это было замечательно, только быстро кончилось. Сашка бы согласился бежать с этой горы целый год. Но Катя уже зашевелила пальцами, высвобождая свою руку из Сашкиной руки.
Все толкались, стараясь пробраться поближе к обрыву. Счастливчики, стоявшие на самом краю, переговаривались, вскрикивали, ахали.
– Смотрите-ка, смотрите-ка, лежит на боку!
– Ну, голубчики! Ну, распотешили!
– Доигрались!
– За такое по головке не погладят!
– Ай! Ай! Ноги едут! Падаю!
– С ума сошли, граждане, не напирайте!
– Здесь же глина, глина! Мы все попадаем!
– Половодье – вещь очень непростая, – рассуждал хитрый седенький старичок, стоявший перед Сашкой. – За час вода сойти может. А что молодёжь сейчас? Думают, всё сами знают.
– У вас всегда молодёжь виновата!
– А как же, а как же! – оживился, даже обрадовался хитренький старичок. – Посудите сами. Видите, канатом к дереву привязали, а сами куда? Известно куда! В кафе. На футбол. А ответственность где? Вон она!
Старичок с трудом высвободил одну руку и грозно протянул её в сторону обрыва.
– Там что-то интересное, – выходила из себя Катя и пихалась остренькими кулачками.
– Ох, господи, страсть какая… – печально сказала старушка в тёмном платке и подалась назад от края.
Сашка и Катя тут же протиснулись на её место. Сашка вытянул шею, глянул вниз и обмер.
Никогда ещё ему не было так страшно и нехорошо.
Внизу, прямо под обрывом, на узком пляжике лежал на боку «Степан Разин».
Он выглядел жалким и нелепым, лёжа на боку на песке. Голубые буквы так и лезли в глаза, и каждый, каждый мог прочесть: «Степан Разин». Он казался каким-то беспомощным, наверно, оттого, что был виден весь до самого киля. Торчал гребной винт с прилипшим пучком водорослей. Дверь в каюту была распахнута.
Все вещи лежали кучей, привалившись к одной стене. В темноте белели подушки, на них опрокинутый графин. Книги, сковородка – всё вместе.
Кто-то засмеялся совсем рядом, обдавая теплом Сашкино ухо. Сашка повернул голову, тупо глянул.
Это смеялась Катя. Сашка увидел её сощуренные светлые глаза.
– Ха-ха-ха! – негромко смеялась Катька.
Сашка чувствовал, как трясётся её плечо. И каждый звук её голоса с мучительной болью входил прямо в Сашкино сердце.
– Кажется, это транспорт твоего отца, – сказал Борька.
– Надо же! – ахнула Катя и полезла ещё ближе к краю, так что комья сырой глины зашлёпали вниз.
Какой-то парень с гитарой спрыгнул с обрыва и стал танцевать вокруг катера, увязая в мокром песке. Ноги у него были всё время согнуты в коленях. Он так и не разгибал их и от этого здорово походил на обезьяну.
Вслед за ним стали спрыгивать вниз и другие, тоже здоровые, ногастые.
Обезьяний парень перекинул гитару на спину и неуклюже полез на катер. Он лез грубо, будто это была куча металлолома. Цеплялся руками за что попало. Его ноги чертили серые полосы на краске палубы, такой белой, такой свежей.
Он вскарабкался на борт, потопал ногами, прочно ли.
Приложил руки к груди и, кривляясь, закричал глупым голосом:
– Кто-то потерял пароходик! Потерявшего прошу обращаться ко мне. В противном случае находочку считаю своей!
И затопал ногами, заплясал какой-то дурацкий танец. Как он так может? Ведь беда. А они ещё смеются…
– Вон твой отец, – безжалостно сказал Борька.
Сашка стал искать папу глазами. Сашка выглядывал его в толпе, а сердце у Сашки замирало. Его мучил страх, а вдруг папа плачет, или рвёт на себе волосы, или стоит, схватившись за голову.
Папа стоял в сторонке. Лицо его было спокойным. И только фуражка лежала около него на земле, и он её не поднимал. Позади него, сбившись в кучу, стояла вся команда катера «Степан Разин».
Серёжа-машинист низко опустил кудрявую голову. Всё было виноватым в его сильной фигуре: и вислые плечи, и опущенные руки, и даже полоски на тельняшке.
Сашка подбежал к папе.
– И ты тут, – рассеянно сказал папа и погладил Сашку по голове, чего не случалось уже много лет. Папа считал, что Сашка уже мужчина и отношения у них должны быть строгие, мужские.
– Виктор Николаевич, – дрожащим голосом сказал Серёжа-машинист, подходя сзади. Лицо у него было багровым. Даже глаза были красными. – Мы что, знали, что вода спадёт? Ну, думали, пришвартуемся тут, футбол посмотрим. Ну, на часок запоздаем. Мы что же, знали, что такое получится? Что ж, под суд, значит, за это?
Визгнув тормозами, около кафе остановилась «Волга». Из «Волги» вышли сразу четверо. Двое военных, строгая женщина в больших очках с толстым портфелем в руке и ещё совсем седенький старичок. У него было доброе лицо и довольно длинная белая борода. Ветер тут же занялся его бородой, и старичок сжал её в кулаке, будто боялся, что она оторвётся и улетит.
Все засуетились, давая им дорогу к обрыву.
Сашка с болью смотрел на их спины, заранее переживая: сейчас они увидят… Сейчас они увидят…
И правда, они подошли к краю да так и замерли. Только седенький старичок не подошёл близко, а, прижимая бороду к пальто, вытянул шею и издали посмотрел на «Степана».
Сашка как-то сразу понадеялся, что этот старичок что-то придумает и поможет.
– Н‑да… неприятности… – сказал старичок тонким голосом.
Сашка стиснул зубы. Неприятности… Проклятье!
Папа шагнул было к ним, хотел что-то сказать, но высокий военный остановил его холодным жестом.
– Ваше мнение? – обратился он к остальным.
– Крайне сложное положение, – сказал военный пониже.
– Дикость какая-то, – сказала строгая женщина. Она сняла очки, посмотрела вниз на «Степана Разина» и снова их надела. – Распущенность. Разгильдяйство.
– Может, применить катки? Смазать салом доски и спускать на воду.
– А как вы его поставите на катки, интересно?
– А домкраты?
– Вы посмотрите, каков грунт! Мокрый, можно сказать, жидкий песок.
– В том-то и дело.
Старичок наклонил голову набок, сунул клок бороды в рот и пожевал его. При этом лицо его сморщилось, как будто борода была кислой.
– я скажу вот что. Проще всего оставить катер здесь до следующего года. Весной половодье само снимет его с мели.