Зинаида Павловна Вейсбах оказалась совсем еще не старой, очень миловидной женщиной с пышными русыми волосами и мягким взглядом больших зеленых глаз. Одета она была в простенькую белую блузку и темную юбку, и она действительно смотрелась строгой классной дамой.
— Зиночка, вы только взгляните, кто к нам пришел! — вводя в комнату полковника, проговорила Екатерина Львовна. — Это же полковник Кобылинский, тот самый, что сопровождал Их Величества в ссылку!
— Добрый день. Очень приятно, — глядя на полковника широко распахнутыми от удивления зелеными глазами, проговорила Зинаида Павловна, протягивая руку. — Откуда же вы? И какими судьбами к нам попали? Ох, простите меня! — спохватилась она. — Это я от неожиданности. Проходите, пожалуйста.
Они сидели втроем в маленькой, тесно заставленной комнате, пили чай, разговаривали, вспоминали. Но все это время полковник думал только о том, как лучше заговорить о деле. О том главном, ради чего он прибыл в Петербург.
— Флигель-адъютант Шимановский? — переспросила Екатерина Львовна, когда полковник наконец сумел задать мучивший его вопрос. — Я, право, затрудняюсь, но до меня доходили слухи, что они с женой уехали в Париж. Проверить их, конечно, невозможно, но… А вы, Зиночка, не слыхали ничего о Петре Константиновиче?
— Я тоже слышала, что он уехал. Кажется, они бежали через Финляндию. Но зачем он вам?
Евгений Степанович взглянул в глаза этим милым, хрупким, но стойким женщинам, пережившим две революции, потерявшим любимых, родных людей, выдержавшим голод, холод, экспроприации, попавшим из дворцов и поместий в тесные комнатушки, снизошедшим до работы прислугой, но все равно не сломленным, не забывшим, кто они есть. Эти женщины вызывали восхищение и доверие.
И он все им рассказал.
— Вы правы, Евгений Степанович. Вы не должны в одиночку нести такой груз, — проговорила Екатерина Львовна. — К сожалению, наших мужей уже нет с нами, но мы пока живы, и мы готовы вам помочь.
— Но риск, ответственность! — покачал головой полковник.
— Не волнуйтесь, — успокоила его Екатерина Львовна. — Мы не собираемся хранить карту дома и, разумеется, не будем болтать. Мы разделим ее на части и спрячем в разные тайники. А тайники эти зашифруем. И все, — улыбнулась она. — Так поступила моя прабабка со своим состоянием. Деньги она промотала, а роскошные драгоценности, которые веками принадлежали нашей семье, ей спустить не дали. Тогда она рассердилась на родственников и спрятала их, хитроумно зашифровав местонахождение тайника. Полвека искали. Правда, прабабка была сумасшедшая, это потом доктора официально подтвердили.
— Но как и куда вы собираетесь спрятать карту? В наше неспокойное время ни на что нельзя положиться, — горестно вздохнул полковник, понимая безнадежность своей затеи. Пропадут сокровища вместе с ним либо достанутся большевикам. Лучше уж первое.
На большевистское правительство он уже вдоволь налюбовался. На взрывы храмов, на поругание святынь, на голод и сиротство, на разруху, лишения. На сытых хамов у власти, на подлецов с наганами за поясом.
— Сохранять надо в таких местах, на которые даже у большевиков рука не поднимется, — хитро улыбнулась Екатерина Львовна.
— Например? — заинтересовался Евгений Степанович.
— Например… Петропавловский собор!
— Ну, допустим. А еще?
— Медный всадник! — включилась в игру Зинаида Павловна.
— Или Исаакиевский собор, — предложила Екатерина Львовна.
— Предположим. А дальше?
— Дальше места нахождения шифруются с помощью книг, и знаете, желательно на иностранных языках, чтобы эти хамы прочесть не смогли, а уже перечень книг, страниц и строк хранится как записка, между страниц. В случае вопросов всегда можно сказать, что это перечень любимых произведений и ничего более. И вообще, написано не вами, а вашей бабушкой, к примеру. Любила старушка любовную лирику.
— Екатерина Львовна, вы гений! — оживилась Зинаида Павловна. — Но как это осуществить?
— Книг у вас имеется множество, ими и воспользуемся. Сложнее всего устроить тайники. Но думаю, что и с этой задачей мы справимся. Например, бывший камердинер моего покойного мужа работает сейчас смотрителем в Петропавловском соборе. Очень порядочный человек. Мы у него даже жили полгода в девятнадцатом, когда нас с квартиры попросили. Завтра же пойдем к нему с Евгением Степановичем, скажу, что троюродный племянник из провинции приехал, хочу ему город с колокольни показать. Он пустит. Сам с нами не полезет, артрит у него, еле ходит, а нас пустит. Надо только подумать, во что положить карту, чтобы ни вода, ни огонь ее в случае чего не повредили.
Следующие три дня руководимый Екатериной Львовной Евгений Степанович обустраивал тайники, а затем они втроем, собравшись на кухне члена Петросовета, зашифровали указания.
— Ну вот. Даже если нам не случится дожить до возрождения России, — подняв к потолку светлые голубые глаза, перекрестилась Екатерина Львовна, — так Зиночкины дети вырастут и примут у нас эстафету, сохранят ценности.
Все вышло совсем не так, как надеялся Евгений Степанович, но все же ему удалось найти надежных людей и передать тайну сокровищ Императорской семьи, и теперь в случае его смерти они не пропадут, не сгинут, а рано или поздно будут возвращены законным владельцам, а ведь именно в этом заключалась его миссия.
И Евгений Степанович успокоенный вернулся в Рыбинск. А спустя полгода по инициативе уральских товарищей, вспомнивших о царских драгоценностях, он был арестован как подозреваемый в деле о сокрытии сокровищ. Из Тобольска в Рыбинское ГПУ пришел запрос, к которому по иронии судьбы были приложены выписки из книги учителя царской семьи Пьера Жильяра, где он писал, что Кобылинский был «лучшим другом» Императора в Тобольске. ГПУ предположило, что он может знать место сокрытия царских драгоценностей. Рыбинское ГПУ, полное горячего желания помочь коллегам, инспирировало «монархический заговор» и «обнаружило» связь Кобылинского с югославскими белогвардейцами. Следствие длилось с одиннадцатого июня по одиннадцатое сентября одна тысяча девятьсот двадцать седьмого года.
Полковник Кобылинский стойко вынес допросы и пытки. Душа его была спокойна, тайна сокровищ надежно хранилась в Ленинграде. Спустя три месяца полковник лейб-гвардии Петроградского полка Евгений Степанович Кобылинский вместе с восемью «белогвардейцами» был приговорен к расстрелу. Но ирония судьбы заключалась в том, что в спешке следователи Рыбинского ГПУ даже не удосужились расследовать главный вопрос, интересовавший их уральских и сибирских коллег, — вопрос о царских ценностях. На допросах он так и не всплыл.
Глава 10
9 Июня 2018 г. Санкт-Петербург
— Вы не беспокойтесь, Максим Сергеевич, мне не сложно. Работу новую я пока не нашла, — приговаривала, накрывая на стол, Ирина Григорьевна, — дочка моя с внуком на море уехала, с мужем мы в разводе давно. Так что не стесняйтесь, если надо чем-то помочь, я всегда с радостью. Только скажите. Вот эти пирожки с треской очень вкусные, папа ваш очень любил. Тут баклажаны с цукини и сладким перчиком соте. Мясо. Кушайте.
Ирина Григорьевны хлопотала возле Максима, приговаривая своим мягким, негромким голосом, и ему от этих хлопот и заботы становилось теплее и спокойнее. Прежнюю Анькину домработницу Максим уже уволил. Если честно, визиты Ирины Григорьевны очень его поддерживали, не давали завыть от тоски и одиночества. А еще хуже запить.
Уйти в запой Максим боялся потому, что до сих пор помнил своего деда по отцу, Петра Трофимовича, запойного пьяницу. Видел он его редко, но то, что видел, запечатлелось в памяти навсегда. Да и родители в пору его юности часто приговаривали: дурные привычки приобретаются легко, а искоренить их крайне сложно, не всем справиться удается, а у тебя наследственность. Да еще и папины воспоминания о «счастливом» детстве под одной крышей с алкоголиком и их с бабушкой Тамарой мученьях. Видимо, беседы родителей даром не прошли. С алкоголем Максим был крайне осторожен, с наркотиками тем более.
— Максим Сергеевич, ужин стынет, — ласково напомнила Ирина Григорьевна. — Ну как там, в ресторане, все уладили, меню согласовали? — присаживаясь возле него за стол, поинтересовалась домработница.
— Да, все в порядке, — приступая к еде, кивнул Максим.
— А Мария Сергеевна уже приехала?
— Сегодня прилетает, в десять поеду их встречать. Не было подходящего рейса, пришлось им с пересадкой лететь. Ирина Григорьевна, а где ключи от квартиры родителей?
— У меня с собой, — поспешила в прихожую домработница.
— Да нет. Ваши пусть пока у вас останутся, я про ключи родителей, надо будет Маше с Валерой по комплекту выдать.
— Думаю, они в квартире остались. Я их не брала.
— А квартиру кто закрывал?
— Меня отпустили до окончания осмотра, так что думаю, что полиция. Я, прежде чем убирать пойти, звонила этому майору, спрашивала разрешения.
— Хорошо, про ключи я сам уточню. А ведь еще у бабушки комплект был.
— Был.
— А где он сейчас, не знаете?
— Да вроде бы дома лежал. В больнице-то они ей ни к чему были. Туда ее Арина Николаевна отвозила, а уж обратно… — Она не закончила фразу, смутившись. — Баклажанчики-то как, ничего получились?
— Очень вкусные. Вы скажите мне, сколько я вам за продукты должен, и вообще, — сообразил спросить Максим.
— Да ничего не должны. Кушайте на здоровье.
Машу Максим встретил и, как они и договорились заранее, отвез в квартиру родителей. Здесь ничего не напоминало о случившейся трагедии. Обычный порядок, все вещи на своих местах, за исключением пропавших мелочей, но они Максиму не запомнились, а потому их отсутствие не резало глаз.
— Максим, а где это произошло? — тихо спросила у него Маша, неслышно подойдя к брату.