— В гостиной, — со вздохом ответил он.
— Я дверь туда закрою. Не хочу ходить мимо и представлять… И спать нам с Валерой постелю в бабушкиной комнате, а детей положу в своей детской.
— Ты ключи отыскала?
— Да. Мамины в ее сумочке на подзеркальнике, а еще один комплект на крючке возле зеркала.
— Слушай, Маш, тебе мама или бабушка никогда не говорили, что у нас остались какие-то старинные драгоценности? — как бы между прочим спросил Максим, когда они остались в комнате вдвоем. Валера тактично пошел укладывать детей, чтобы дать им побыть наедине со своим горем.
— Нет. Я думала, все, что оставалось, в блокаду продали, чтобы с голоду не умереть.
— Да, я знаю, но может, у нашего семейства клад какой-то был, знаешь, зарыли под фундаментом в имении, в блокаду его было не достать, так и лежит себе, если, конечно, колхозный тракторист лет сорок назад нечаянно ковшом не задел, когда развалины под коровник зачищали.
— Это что, шутка такая или тебе деньги нужны? — нахмурилась Маша. С юмором у нее с детства было не очень.
— Деньги мне не нужны, просто бабушка перед смертью какие-то намеки отпускала, вот я и подумал.
— Отродясь от бабушки такой ерунды не слышала, — пожала плечами Маша. — И потом, если бы что-то и было, она бы наверняка маме рассказала, та отцу, и он бы нашел способ этот клад достать. Просто из спортивного интереса.
Маша была права. Но из-за чего-то же родителей убили?
— А что, если это не наш клад был, а мы его прикарманили, или бабушка хранила чужую тайну. Могла тогда и не рассказать, — подумал он вслух.
— Знаешь, Максим, или ты влип в историю, или ты просто бездушная сволочь. Родителей убили, а он про какие-то сокровища сидит рассуждает! — сердито отчитала его Маша. — И вообще, ехал бы ты домой. Я устала и спать хочу. А завтра, между прочим, похороны.
— Добрый день, Елена Владимировна, — галантно поклонился молодящейся брюнетке Станислав Дмитриевич. — Мой коллега из Следственного комитета договаривался о встрече с вами. Разрешите представиться, майор Авдеев.
— Майор? — В грудном голосе Елены Владимировны звучали едва уловимые насмешливые нотки. — Что ж, проходите. Выпить не желаете? Я, знаете ли, только что с похорон. Тягостное мероприятие.
Она действительно все еще была облачена в черное стильное платье без единого украшения.
— Присаживайтесь. Хотите говорить об Арине? — устраиваясь в мягком, массивном кресле, спросила хозяйка и сразу же, не дожидаясь ответа, приступила к рассказу. — Мы знакомы лет двадцать пять, может, больше. Наши мужья вместе начинали карьеру в бизнесе.
— Насколько вы были близки с Ариной Николаевной?
— В последнее время не так, как прежде. А раньше мы, бывало, и в отпуск вместе с детьми ездили. Мой Олег ровесник ее Маши.
— Расскажите мне о личной жизни Арины Николаевны. У нее были связи, увлечения? — На счастье Станислава Дмитриевича, дама не стала жеманничать и скрытничать:
— Теперь, когда они оба с Сергеем мертвы, скрывать что-либо смысла уже нет. Да, у Арины случались увлечения. Она удивительным образом сочетала в себе прагматизм и страстность. Меня всегда такая смесь поражала, а мужчин, очевидно, зачаровывала. Сама я таким успехом у мужчин похвастаться не могу, хотя внешне гораздо симпатичнее покойной Арины. Но в любовных делах это совершенно не важно, — как показалось Станиславу Дмитриевичу, с некоторым сожалением проговорила Елена Владимировна. — Вы видели передачи с ее участием? Нет? Обязательно посмотрите, хотя бы две. Она была необычным человеком и интересной женщиной. Всегда плыла против течения. В моде прямые волосы — она делала завивку, все красились в блондинок — она была рыжей, потом брюнеткой, а когда все стали брюнетками, перекрасилась в блондинку. И так во всем. Любила независимые суждения, ярких людей, и любовники у нее были все под стать. Слышали о таком театральном режиссере Зиновии Леопольдове?
— Да, слышал. Говорят, его постановки пользуются успехом не только у нас, но и на Западе, — кивнул Станислав Дмитриевич.
— Именно. У них с Ариной был короткий, но очень бурный роман, при том, что она старше его на несколько лет. А еще был дирижер Ларгиев и знаменитый тенор Ольховский. Но все это были легкие романы, без взаимных обязательств и претензий. Арина любила своего мужа и никогда бы не поставила под удар свой брак.
— Вы меня извините за старомодные суждения, но вам не кажется несколько странным подобное выражение любви? Разве измена не считается своего рода предательством? — без нажима спросил Станислав Дмитриевич.
Дама взглянула на него с интересом, все же майор, несмотря на звание и должность, был мужчиной привлекательным, молодым, подтянутым и пользовался определенным успехом у женщин, хотя и не злоупотреблял им, как супруги Пановы.
— Хм. Возможно, что я с вами и согласна, а возможно, мое соглашательство, как в той басне про «зелен виноград». Лично я своему мужу не изменяю, а вот у него случаются интрижки. Укрепляет ли наш брак моя верность? Вряд ли. Во мне копятся обиды, досада, неудовлетворенности, и каждая новая история, о которой я узнаю, понемногу, незаметно убивает мои чувства. К тому же все это время от времени вырывается наружу. Безобразные скандалы надоедают мужу, вызывают раздражение или жалость, что еще противнее. И я после таких вот сцен теряю свои позиции, каждый раз скатываясь все ниже в его глазах, и в конце концов я задаю себе один и тот же вопрос: а как долго все это будет продолжаться и кому из нас первому это надоест? — Лицо Елены Владимировны во время этого монолога погасло и словно постарело, очевидно, обиды действительно копились в ней годами, а положение в обществе и гордость красивой женщины не давали ей излить душу подругам или вообще хоть кому-то. Вероятно, Станислав Дмитриевич, которого она видела первый и, очевидно, последний раз в жизни, вызвал у нее определенное доверие и жгучее желание облегчить душу.
— Арину подобные размышления не тяготили, — справившись с нахлынувшими чувствами, продолжила Елена Владимировна. — Она знала, что у Сергея случаются романы, и не ревновала. Жила яркой насыщенной жизнью, позволяла себе необременительные увлечения. Они помогали ей держать себя в тонусе. Она никогда не терзала мужа ревностью и упреками, а он не догадывался о ее романах. Во всяком случае, я так думаю. И возможно, они даже вносили свежую струю в их взаимоотношения. Не знаю. Иногда я ей завидовала.
Да, интересные люди эти Пановы, подумал про себя Станислав Дмитриевич, но вслух комментировать рассказ не стал.
— Скажите, все увлечения Арины Николаевны носили столь легкий и необременительный характер или же были случаи, скажем так, с тяжелыми моральными последствиями для одной из сторон?
Елена Владимировна едва заметно улыбнулась одними уголками губ. Очень красивых губ с очаровательным изгибом.
— Да, один такой случай был, как вы верно заметили, с тяжелыми моральными последствиями. Это было около года назад, Арина рассказывала мне, что на каком-то приеме познакомилась с интересным молодым человеком. Он был музыкантом. Еще малоизвестным, увлекался модерном, что-то сам сочинял, я, признаться, в этом направлении не разбираюсь и вообще равнодушна ко всем этим экспериментам со звуком. Но суть не в этом. Роман начинался как всегда весело и необременительно, недели через две молодой человек, ему было около тридцати, наскучил Арине, и она хотела как всегда тихо по-дружески расстаться. Не тут-то было. — Елена Владимировна, рассказывая о романе подруги, не без злорадства улыбалась, очевидно, неприятности удачливой, пользующейся свободой и популярностью у мужчин Арины ее несколько утешали. — Парень начал преследовать ее, требовать продолжения романа, грозился обо всем сообщить мужу, шантажировать. Лично мне кажется, он надеялся на ее протекцию в определенных кругах, хотел с Арининой помощью продвинуть карьеру. Но Арина не выносила корыстных отношений.
— И чем же закончилась эта история?
— О, все закончилось благополучно. При необходимости Арина умеет за себя постоять. Она заявила ему, что если он не оставит ее в покое, его карьера на этом закончится и даже ни одна областная филармония не возьмет его на работу. И она не шутила. У Арины были такие возможности. К тому же она записала несколько сцен, когда он угрожал ей физической расправой, и пообещала передать все это с соответствующим заявлением в полицию. Мальчик отстал.
— Вы говорите, он угрожал ей физической расправой?
— Да, но это был пустой треп. Я видела это истеричное самовлюбленное создание, он способен только на болтовню, — небрежно махнула рукой Елена Владимировна. — Я вообще не понимаю, что Арину могло в нем привлечь. Ну, естественно, кроме молодого тела. Больше она подобных ошибок не совершала.
— Ясно. А у вас нет предположений, кто мог так жестоко расправиться с вашей подругой и ее мужем?
— Я так понимаю, что грабители, — удивленно проговорила Елена Владимировна. — Разве это было не ограбление?
— Ограбление, — вставая, подтвердил Станислав Дмитриевич. Распространять сенсационные слухи в светской тусовке он не собирался.
В дверях, прощаясь с хозяйкой дома, глядя на стройную, красивую женщину с потухшим, словно мертвым лицом, он вдруг неожиданно для самого себя проговорил:
— Елена Владимировна, послушайтесь моего совета. Найдите себе занятие. Любое. Идите работать, займитесь благотворительностью, отправьтесь в экстремальное путешествие в джунгли Амазонки. Что угодно! И чем больше в вашем новом увлечении будет впечатлений и нагрузок, тем лучше. Не губите себя, вы действительно очень красивы, все еще молоды, не разрушайте свою жизнь.
И она не обиделась. Только посмотрела на него тоскливыми, полными надежды и благодарности глазами и улыбнулась дрожащей, смущенной улыбкой.
Станислав Дмитриевич едва удержался, чтобы из жалости не потащить ее в спальню. Но он был женат, и его принципы подобных реанимационных мероприятий не позволяли.
Никита Грязнов вслед за криминалистом Сергеем Устюговым ползал по чердаку. Серега не был звездой криминалистики, он был простой парень в замызганных джинсах, с бородой и несолидным чубчиком на макушке. Лазанье по чердаку его не утомляло.