— Ладно, — наконец послышался недоверчивый голос Витали. — Предположим, поверю я в твои байки. Предположим, ты и правда мент. Ну и какого рожна тебе тут нужно? Со своей зажигалочкой нашу базу брать навострился? Побереги свою молодую жизнь: завтра наша братва сюда должна нагрянуть, и тебя тут вовсе по стенке размажут, если на глаза кому попадешься. А вздумаешь выше жаловаться — тоже толку не добьешься. Инициатива наказуема! Проявишь излишнее служебное рвение — смотри, как бы тебе хуже не было. Наверху, чтоб ты знал, все схвачено, за все заплачено. Поэтому еще раз прошу, как человека, — двигай отсюда. Двигай на полной скорости и больше не суй сюда свой длинный ментовский нос.
— Хорошо, я уйду, — сказал Сергей, постаравшись вложить в это короткое слово максимум покорности судьбе. — Уйду… как только ты мне скажешь, где может быть старик.
— Да я не знаю, говорю же, что не знаю! — заблажил было Виталя, но осекся, когда до него донесся откуда-то сверху старческий голос:
— Я здесь! Здесь!
Сергей вскинул голову и какое-то мгновение созерцал серые, сочащиеся дождем небеса, как будто дед Никифор беседовал с ним уже из райских кущ, но тотчас обернулся и, забыв об опасности, выскочил из-за дерева. И тотчас увидел согбенную белесую фигуру на узенькой галерейке, окружившей башенку второго этажа, как раз рядом с прибитым крестом.
Старик! Точно, он! Жив… Ну, слава богу! И, судя по нечленораздельному изумленному воплю, который испустил Виталя, появление старика явилось полнейшей неожиданностью и для него. Теперь, пожалуй, можно отбросить как несостоятельную версию о том, что Виталя силком приволок деда в скит и удерживал его тут в качестве заложника.
Сергей застыл, с наслаждением ощущая, как отлегает от сердца. Ладно, главное, что дед жив… Теперь и в самом деле можно отступать перед превосходящими силами противника.
Стоп!
— Никифор Иваныч! — крикнул он. — Ты давно здесь? Наш разговор слышал?
— Слышал.
— Все слышал? Каждое слово?
— Да.
— Никифор Иваныч! Это правда… про Павла?
Старик помолчал, потом крикнул:
— Правда истинная.
Сергей схватился за голову и сел на дороге, где стоял, — прямо в грязь.
Спустя какое-то время скрипнула калитка, и из щели высунулась бритая голова Витали, прикрытая от дождя полиэтиленовым пакетом. Концы пакета торчали, подобно прозрачным рожкам карнавального чертика, и Виталя, как никогда раньше, напоминал норовистого бычка.
Однако Сергею было не до наблюдений. Он сидел, свесив руки меж колен, и тупо смотрел в лужу.
— Эй… — осторожно окликнул Виталя, пытаясь разглядеть его лицо за серенькой завесой, в которую постепенно превратился дождь. — Эй, ты чего, брателла?
Сергей не шевельнулся, и Виталя осторожно сделал шаг, другой, а потом пошел к нему все быстрее и быстрее, волоча за собой по грязи ремень автомата.
— Да ты что?!
Сергей поднял побледневшее лицо и какое-то время смотрел на Виталю незрячими глазами.
— Что же я, — слабо шевельнул наконец губами, — что же я наделал, идиот… Я же отправил Павла на своем джипе везти Петра в больницу — и Маришку вместе с ним. И, главное, сам еще настаивал, чтобы он ехал… А ведь Петр — это свидетель! Павел их пристрелит по дороге — и все!
— Не пристрелит, — хмыкнул Виталя. — Точно тебе говорю.
— Почему?
— А вот почему! — и, сунув руку в задний карман джинсов, Виталя жестом фокусника выхватил «беретту». — Видишь? Это типа его ствол, Пашкин. Когда я его по башке шандарахнул — ну, на дедовом крыльце — и он вырубился, я пистолетик прибрал на всякий случай. Думаю, все это время он его на лодыжке таскал, потому что где еще? За ремнем сзади — видно было бы, под мышкой в кобурке — тоже видно, да и лопатой не намахаешься. А уж вчера мы лопатами будь здоров работали, как ты помнишь. Не исключено, конечно, что у него на разных частях тела целый арсенал пришпандорен, но это вряд ли, я так думаю.
Сергей почувствовал, что дышать стало чуть легче. Он даже смог улыбнуться Витале.
— Ну, дай бог… Слушай, а у вас тут какая-нибудь связь с большой землей есть? Сотовый не берет, а рация имеется?
— Батареи сели, — вздохнул Виталя. — Но ты не переживай — завтра наши приедут и привезут.
— Завтра? — печально усмехнулся Сергей. — Завтра будет поздно. А бензин? Неужели у тебя не осталось запасной канистры с бензином?!
— Да я, блин, позавчера забыл заправиться, — стыдливо признался Виталя. — Главное дело, за этим и поехал в Арень: чтобы Змею выпивки привезти и заодно залить канистру. Но увидел в «Сириусе» Ирку — и забыл про все на свете. Поглядел и обалдел! Конечно, в баке что-то еще плескалось, так ведь твой тезка Бридзе от моей машинки сам видел что оставил. Рожки да ножки, да и от тех одни ошметки!
— Ну, что поделаешь! — Сергей тяжело поднялся, отряхнул сзади джинсы — грязь полетела ошметками. — Бывай здоров, Виталя. Побереги тут старика, будь ему, так сказать, ангелом-хранителем. И вот еще что… поговори с Ириной, а? Я так паршиво себя чувствую, будто пообещал ей что-то, да обманул… Но зря она себе всякое насчет меня навоображала, честное слово, зря.
— Да ты что? — потрясенно выдохнул Виталя. — Тебе что, Ирка не нравится?!
— Ну почему, она очень красивая девчонка, — довольно равнодушно пожал плечами Сергей. — Цветок душистых прерий! Только… только я полевые цветы люблю.
— То есть у тебя есть другая, — понимающе кивнул Виталя. — Ёлы-палы! Это ж надо! Да если б на меня такая девчонка только поглядела поласковее, я б до луны скакал, а тебе это все и на фиг не надо?! Не могу поверить!
— Да уж придется, — слабо усмехнулся Сергей и махнул старику, напряженно смотревшему на него со своего возвышения: — До свиданья, Никифор Иваныч! Очень мне хотелось с вами поговорить, да вот не сошлось как-то. Может, в другой раз. Будьте здоровы, не поминайте лихом. Чао-какао, Виталя. Давай краба!
— Ты куда намылился? — подозрительно спросил Виталя и на всякий случай спрятал руку за спину, как если бы Сергей бросился пожимать ее силком.
— Да так, пройтись. Тут недалеко. Километров шестьдесят.
— В Арень, что ли?!
— Догадливый! — Сергей махнул рукой, развернулся — и рысцой, подобрав локти, побежал по дороге, разбрызгивая грязь и на каждом шагу оскальзываясь.
— Серега, да ты что! Запалишься, не добежишь! — вскричал Виталя и в отчаянии оглянулся на башню: — Дедуля, хоть ты ему ска… — Осекся, минуту стоял, словно не веря своим глазам, и вдруг отчаянно заорал: — Серега! Посмотри! Что это со стариком?
Сергей обернулся, всмотрелся в серую морось. Белая фигура старика неловко повисла на перилах галерейки.
Громко чертыхнувшись, Сергей ринулся по дороге обратно, к скиту.
Впереди мелькал пятками Виталя. Наперегонки, мешая друг другу, они ворвались во двор, потом в дом, взлетели по неудобной лестничке на второй этаж и вывалились на балкон.
Через перила, чудилось, была перекинута не живая человеческая фигура, а вовсе бестелесная, вырезанная из бумаги.
— Никифор Иваныч! — Сергей подхватил на руки старика, поразившись легкости, вернее, невесомости его тщедушного тела. — Что с вами?
Голова старика запрокинулась. Лицо приобрело землистый оттенок.
— Помер?! — Виталя испуганно припал своей большой головой к груди старика, но тотчас вздохнул с облегчением: — Дышит. Обморок, наверное. Конечно, натерпелся он от Пашки… Вот что, я ему водочки сейчас. А еще лучше — коньячку. У нас где-то завалялся хо-ро-оший коньячишко… — Он тяжело загрохотал вниз по лестнице.
— Никифор Иваныч, — шепотом позвал Сергей. — Дедушка…
Морщинистые веки поднялись. Бесцветные губы шевельнулись.
— Ты кто? — сердито спросил старик. — Федька? Зачем разболтал, зачем…
— Я не Федор, — быстро проговорил Сергей. — Я внук Антонины Васильевны, Тонечки, вашей внучки, помните? У Федора была младшая сестренка, она…
— Тонечка? — Никифор Иваныч смотрел напряженно, как бы видя перед собою не лицо Сергея, а целую череду лиц, давно улетевших из его жизни под ветром времени, словно осенние листья в сентябре. — Девочка была… да, помню. Беленькая девочка, ласковая…
— Это моя мама. Я нашел письмо под порогом, дедушка, — вдруг начиная задыхаться от комка, стиснувшего горло, бормотал Сергей. — Я его прочел! Первокрест и дары мнози… На полнощь от земли Аввакума… Якоже сохрани Ноя в ковчезе… Жала птицы стерегися страха ради твоего… Я все прочитал!
Мгновение старик смотрел на него цепко, недоверчиво, потом вновь опустил веки — как бы с облегчением.
— Ну, вот я и дождался, — выдохнул слабо. — Вот ты и явился, странник! Неси меня вниз, неси. Время мне пришло. Только смотри, чтобы больше никого… чужих чтобы не было.
Сергей нерешительно оглянулся на дверь. Где-то внизу грохотали тяжелые Виталины шаги.
— Не сюда, — прошелестел дед. — Вон туда иди…
Он чуть заметно двинул рукой, и Сергей, проследив за его взглядом, увидел, что одна из трех досок, крест-накрест прибитых к стене, чуть сдвинута.
Держа старика на руках, поднялся, шагнул туда — да так и ахнул, увидев темное пространство, открывающееся по ту сторону креста.
— Скорее… перекладины раздвинь…
Помогая себе плечами и локтями, Сергей кое-как просунулся вместе со своей ношей в темное, пахнущее нежилым духом пространство, и перекладина креста опустилась за его спиной, отрезав от мира.
Как странно… как странно, что она не испугалась, не закричала, даже не вздрогнула. Только в горле вдруг пересохло.
Павел глубоко, с наслаждением вздохнул:
— А ты меня в самом деле не узнала, да? Конечно, нет, ты же моего лица не видела ни разу. Выходит, оба друг друга не признали, вот весело, правда?
Ирина механически кивнула. Рука, стиснутая Павлом, медленно холодела, как будто попалась в ледяные пальцы смерти. Ну что ж, в этом что-то было…
— Меня зовут Станислав Торопов, — буркнул Павел. — Но чаще называют просто — Стас. Слышала такое имя? Ого, как ручонка напряглась… конечно, слышала! Небось Виталя наболтал? И ты тоже поверила, что это — Сергей? Нет, это я. Но и Сергей тоже не лыком шит, знаешь ли! Кто вы, доктор Зорге? Мент!