Клад вишнуита — страница 3 из 8

1

Наступил месяц бойшакх, однако Хорболлоб не торопился вернуть взятые в долг деньги, хотя его положение значительно улучшилось. Он легко мог бы собрать необходимую сумму, но, похоже, не собирался делать этого. Его медлительность в столь важном деле не на шутку обеспокоила Броджешора. Он не однажды пытался поговорить с отцом, но тот всякий раз останавливал его, не желая обсуждать этот вопрос. Броджешор решил не отступать и в конце концов вынудил отца сдаться.

— Ладно, — заявил Хорболлоб, — можешь не тревожиться. Я поеду за деньгами.

Он сел в паланкин и покинул дом, захватив с собой повара-брахмана, слугу и двух телохранителей.

Хорболлоб действительно отправился хлопотать о деньгах, но делал это совсем не так, как предполагал Броджешор. Он поехал в Рангпур к сборщику налогов, на котором в те времена лежала обязанность поддерживать спокойствие во вверенной его заботам местности.

— Дайте мне ваших сипаев, и я поймаю Деви Чоудхурани, — предложил ему Хорболлоб. — А вы наградите меня за такую услугу.

Сборщик охотно принял это предложение. Он уже не раз пытался захватить разбойницу, наводившую ужас на всю округу, но безуспешно. К тому же он знал, что под ее началом состоит большое воинство, и не хотел упускать случая расправиться заодно и с ее ратниками, как их тогда называли. Поэтому они договорились быстро.

— Пошлите со мной отряд в пятьсот человек, — попросил Хорболлоб.

Ему дали сипаев. Командовать ими поставили лейтенанта Бренана.

Хорболлоб объяснил ему, как найти Деви, — об этом сын подробно рассказал Хорболлобу. Предполагалось, что она будет ждать встречи на баркасе, и поэтому лейтенант снарядил пять длинных быстроходных лодок, на которых отчалил вместе с частью своего отряда. Другую часть он отправил посуху, через лес, чтобы организовать засаду у реки и перехватить разбойницу, если та вздумает бежать в джунгли. У Деви оставался еще один путь к спасению — плыть вниз по реке, и, чтобы преградить и его, Бренан приказал группе солдат пройти мили на четыре вперед, туда, где обмелевшую в это время года Тисту можно было перейти вброд, и ждать там. При появлении баркаса им следовало войти в воду и остановить судно.

Все эти решительные и тщательно продуманные шаги предпринимались для того, чтобы захватить праведницу. Однако власти отнюдь не считали их излишними, ибо кем бы ни была сама Деви, в подчинении у нее находилась тысяча ратников. Их дубинки не раз обращали в бегство солдат Компании. Ох уж эта дубинка! Прошло ее время, а прежде, изготовленная из самого обыкновенного бамбука, она в умелых руках была всесокрушающим оружием. Сколько мечей она перебила надвое, сколько щитов превратила в клочья! Даже ружья и штыки не могли ей противостоять. Солдаты бросали их и с переломанными руками, вопя во все горло, пускались наутек. Именно дубинка помогала бенгальцам отстаивать свою честь и достоинство, охранять состояние, защищать родных и близких. Она нагоняла ужас на пришельцев-мусульман, приводила в смятение грабителей, заставляла бросать свои поместья владельцев плантаций индиго. Именно она олицетворяла в старину уголовный кодекс — наказывала и правого, и виноватого, обрушивалась на Шьяма за проступок Рамы. Она значила гораздо больше, чем нынешний свод законов, и никаких обжалований не допускала. Ах, дубинка! Миновали дни твоей славы. Правопорядок покончил с тобой, захватил твое законное место, отнял у тебя возможность вершить суд и устанавливать справедливость. О дубинка! Изжила ты себя, потеряла все свое былое величие. Превратилась в обычную трость изнеженного трусливого бабу, который в страхе роняет ее, стоит какой-нибудь шавке тявкнуть на него. А прежде, говорят, ты годилась на все случаи жизни. Мне приходилось слышать от известных специалистов по части человеческой психики, что «дубинка излечивает всякую глупость». Теперь такую чудодейственную силу приписывают словам «милый», «дорогой» и им подобным. Однако все эти сантименты не способны урезонить дураков. Многие из твоих собратьев, госпожа дубинка, верой и правдой служивших его величеству Гневу, стяжали себе достойную славу. Я воздаю должное и палке, и камню, и простому кому земли. Но всем им далеко до тебя. И вот ты исчезла. Надеюсь, ты обрела положенное тебе воздаяние и теперь стоишь где-нибудь в цветущем саду Индры возле своих сородичей деревьев. Дочери богов время от времени берут тебя в руки и сбивают с древа желаний плоды веры, богатства, страсти и вечного счастья. И случается так, что какой-нибудь из них ненароком закатывается к нам на землю.

2

А та, в страхе перед которой подняли на ноги столько солдат, сидела безоружная, безо всякой охраны, на своем баркасе. Он стоял на том самом месте, где когда-то держали в плену Броджешора. Ночь только что наступила. На первый взгляд все здесь осталось по-прежнему, однако это впечатление было обманчиво. Ни лодки, в которой прошлый раз разместилось пятьдесят молодцов, ни самих мастеров по части дубинок теперь здесь не было. Да и на баркасе не осталось ни одного мужчины — ни рулевых, ни гребцов. Деви отослала даже Ронгораджа. Но все четыре паруса были подняты, хотя из-за безветрия они не трепетали, как прежде, а бессильно повисли.

Сама Деви тоже выглядела по-другому — ее роскошный наряд сменило простое сари из сурового полотна, а украшениями служили не драгоценности, а цветы: на голове — небольшой венок, на руках вместо браслетов цветочные гирлянды. Щеки, лоб и руки она натерла сандаловой пастой, распространявшей легкий аромат.

Рядом с Деви сидели две женщины — Ниши и Диба. Все трое негромко беседовали.

— Разве можно увидеть всевышнего? — спросила Диба, женщина необразованная, о чем не следует забывать читателям.

— Увидеть нельзя, — ответила Профулла, — но я совсем не это имела в виду. Я говорила о другом — как его познать, а не увидеть. А это совсем иное дело. Познавать можно по-разному, существует шесть способов. К примеру, с помощью зрения — ты об этом уже говорила, или благодаря слуху. Я произношу слова, а ты их слышишь, потому что твои уши воспринимают звуки. Или возьми запахи. Чувствуешь, как пахнут цветы у меня на руках?

— Да, чувствую, — подтвердила Диба.

— Это происходит оттого, что у тебя есть обоняние. Оно тоже является восприятием, а значит познанием. А если я потреплю тебя по щеке, ты своей кожей почувствуешь мою руку. Это будет другой вид восприятия, которое возникает благодаря способности человека осязать. А если теперь Ниши вздумает есть тебя поедом, то дело дойдет и до языка. Тогда она воспримет твой вкус.

— Что же, — усмехнулась Диба, — она останется довольна. Только ведь всевышнего нельзя ни увидеть, ни услышать, ни на вкус попробовать, ни запах определить. Как же тогда его познать?

— А вот как, — вмешалась Ниши. — До сих пор мы с тобой говорили об органах чувств человека, так? Их у него всего шесть. Глаза, уши, нос, язык, кожа — это пять. Какой же шестой, как ты думаешь?

— Зубы? — предположила Диба.

— Замолчи, негодница! — возмутилась Ниши. — Вот я дам тебе сейчас по зубам как следует, будешь знать.

— У человека существует пять органов чувств, — улыбаясь, разъяснила Деви. — Глаза, уши и так далее. Кроме того, есть пять органов действий — руки, ноги и прочее. Все они, и те и другие, подчиняются разуму. Значит, он и есть наш высший орган. Разум и позволяет людям познать всевышнего. Вот и получается, что и его мы тоже можем воспринимать — благодаря разуму.

— Благодаря особому постижению всевышнего — без прямых доказательств, — процитировала Ниши на санскрите.

Читатели, знакомые с системой санкхья и комментариями к ней, поймут намек, заключенный в этих словах.

— Без прямых доказательств потому, что у автора этого изречения отсутствуют необходимые органы, — заметила Деви тоже на санскрите.

— Оставьте вы свои премудрости, — в сердцах проговорила Диба. — Я всевышнего и в уме никогда не видела.

— Опять ты заладила свое! — строго промолвила Деви. — Говорят же тебе, что видеть можно только глазами, и ничем больше. Видят форму, внешний вид. А умом, разумом — постигают. Поняла? Постигают, а не видят. Всевышнего нельзя увидеть.

— Но ведь я умом никогда его не воспринимала, — настаивала Диба.

— Это и не удивительно, — согласилась Деви. — Естественные возможности человека ограниченны, и без особой подготовки и помощи он не может воспринимать все сущее.

— Почему? — возразила Диба. — Я, к примеру, прекрасно вижу все, что здесь находится, — эту реку, деревья, ветки с листьями, звезды… Никакой помощи мне тут не требуется…

— Ты ошибаешься, — улыбнулась Деви. — Доказать тебе?

Диба недоверчиво посмотрела на нее.

— Ты знаешь, что сегодня англичане решили схватить меня? — спросила ее Деви.

Та тяжело вздохнула:

— Знаю.

— Ну и что же, ты видишь их тут?

— Нет, — ответила Диба. — Но если они появятся, то обязательно увижу.

— А ведь они уже здесь, хотя мы и не можем разглядеть их, — заметила Профулла. — Вот, возьми это себе в помощь и посмотри.

Она протянула Дибе подзорную трубу и указала, в какую сторону следует ее направить.

— Ну а теперь видишь? — поинтересовалась она.

— Вижу посреди реки лодку, а в ней много людей. Очень много, — сообщила Диба.

— Это солдаты. А теперь погляди в другое место. Вон туда.

Она указала Дибе еще на пять лодок, выстроившихся друг за другом.

— Но они стоят у берега, — удивилась Диба. — Почему же англичане не плывут сюда, раз они пришли за тобой?

— Возможно, еще не все солдаты подошли, — предположила Деви. — Вот они и поджидают их. А к нам не спешат потому, что не хотят спугнуть меня раньше времени.

— Но ведь так мы можем убежать от них, верно?

— Они не знают, что у нас есть подзорная труба, и думают, будто мы их не видим, — объяснила Профулла.

— Послушай, сестра, — заволновалась Диба. — Давай уйдем отсюда, пока не поздно. Воспользуемся тем, что солдаты не подошли, и уйдем через джунгли! А со своим мужем ты успеешь увидеться. Будешь жива — встретитесь.

— Как ты думаешь, сидела бы я здесь, если бы заботилась только о своей жизни? Отослала бы отсюда своих людей? У меня ведь тысяча ратников! Зачем бы тогда я отправила их прочь?

— Если бы мы знали о твоих планах, то помешали бы тебе, — растерянно проговорила Диба.

— Не обольщайся на свой счет, — промолвила Деви. — Никто не может ни помешать мне, ни удержать меня, если я что-нибудь задумала. Сегодня я обязательно увижусь со своим мужем, испрошу у него согласия на свой поступок и спокойно пойду на смерть, надеясь встретиться с ним в другой жизни. А вас обеих прошу об одном — уходите вместе с ним. Вы не захотели покинуть меня, когда я отсылала ратников, так уезжайте теперь с ним, в его лодке. Я одна понесу за все ответ, одна пойду на виселицу. Поэтому-то я и отправила всех отсюда. Прошу вас, не откажите мне в этой просьбе — уезжайте.

— Ни за что, — твердо ответила Ниши. — Умирать, так вместе.

— Ну что ж, — заметила Деви, — как знаешь. Однако о чем мы говорили? Да, вот о чем. Для того чтобы ум человека мог познать всевышнего, ему нужна своя подзорная труба.

— Какая еще такая труба? — удивилась Диба.

— Простая. И называется она йога.

— Что? — вскричала Диба. — Эти трюки и фокусы с дыханием?

— Ну нет, — ответила Деви, — все это я йогой не считаю. Конечно, йога — это определенная система упражнений и выработка необходимых умений, но не всякое умение является йогой. К примеру, ты можешь приучать себя пить молоко или есть топленое масло, но это вовсе не значит, будто ты занимаешься йогой. Йога предусматривает три вида особых умений.

— Каких же? — полюбопытствовала Диба.

— Джняна, карма и бхакти.

— Сейчас нам предстоит проверить другие свои умения и способности, — заметила Ниши, глядя в подзорную трубу на реку.

— О чем ты говоришь? — не поняла Профулла. — Какие другие способности?

— А вон, видишь, лодка приближается? — указала Ниши. — Наверное, это английский лазутчик.

Деви отобрала у нее трубу и посмотрела в нее.

— Нет, — сказала она, — это не лазутчик, а мой муж. Идите обе вниз.

Женщины ушли. Тем временем лодка подплыла к баркасу и остановилась. Из нее поднялся Броджешор. Он легко вспрыгнул на палубу судна и приказал лодочнику привязать лодку у берега.

Броджешор подошел к Профулле, и та с низким поклоном приняла прах от его ног. Они сели.

— Сегодня я не мог привезти денег, — сказал Броджешор. — Верну дня через три-четыре. Где мне тогда найти тебя?

Ах, Броджешор, Броджешор! Так-то ты разговариваешь с Профуллой после десяти лет разлуки!

— Больше вы меня не увидите, — проговорила Деви, и голос ее дрогнул. Она вытерла глаза. — Но выплатить мне свой долг вы сможете. Раздайте эти деньги беднякам — когда это вам будет удобно, — и вы рассчитаетесь со мной.

Броджешор взял ее за руки.

— Профулла! Твои деньги…

Опять он заговорил о деньгах! Но какое это имело теперь значение? Стоило ему взять Профуллу за руки, как панцирь сдержанности, в который она пряталась все эти десять лет, рассыпался в прах. Слезы хлынули из глаз. Знаменитая разбойница плакала, как дитя. Броджешор растерялся. Он совсем не был готов к подобной сцене, считал, что преступница, живущая разбоем, не способна растрогать его. А теперь у него защипало глаза. Боясь выдать себя, он не решался поднять руку, чтобы вытереть их. Соленая влага потекла по его щекам и упала на руку Профуллы.

И тогда построенная им стена отчужденности рухнула, словно песчаная плотина. Броджешор хотел сурово осудить Профуллу за ее преступную деятельность, собирался назвать дурной, низкой женщиной, живущей в грехе, произнести другие горькие, но справедливые слова и уйти от нее, теперь уже навсегда. Но мог ли он сказать что-то подобное той, чью руку окропил собственными слезами?

Броджешор отер глаза и сказал:

— Не удивляйся, Профулла, что я говорю о деньгах, беспокоюсь о своем долге. Ведь, казалось бы, не все ли равно, твои это деньги или мои. Но мысль о них действительно мучает меня. Знаешь, все эти десять лет ты одна была в моем сердце. Ты по-прежнему владела им, хоть мне и сказали, будто ты умерла. У меня есть еще две жены, а я совсем забыл о них, они перестали для меня существовать. Все мои мысли были только о тебе. Не знаю почему, но это именно так… Когда мне сообщили о твоей смерти, я с горя сам чуть не умер. Наверное, было бы лучше, если бы ты в самом деле умерла или я… По крайней мере, мне не пришлось бы слышать о тебе все эти ужасы. Ведь теперь мне надо бы радоваться, что я наконец снова обрел тебя, вернул сокровище, утраченное десять лет тому назад, а я страдаю. Вместо счастья ты принесла мне горе. У меня даже в голове не укладывается: моя Профулла — и такое занятие!

— Какое же? — спросила Профулла. — Разбой?

— А разве нет? — с горечью ответил Броджешор.

Профулла могла бы рассказать ему, как его отец выгнал ее навсегда из своего дома и посоветовал беспомощной отчаявшейся девушке жить грабежом. Она отличалась хорошей памятью и не забыла эти слова. Она могла бы напомнить Броджешору этот наказ его отца и сказать: «Да, я действительно разбойница, но тебе ли упрекать меня за это? Твои же родители посоветовали мне заняться воровством, вот я и выполняю их волю». Однако она не стала этого говорить и тем самым проявила высшую добродетель. Вместо такого признания она умоляюще сложила руки и сказала:

— Клянусь тебе, я никогда не занималась разбоем. Ни разу в жизни я не воспользовалась ни одной чужой пайсой. Я всегда поклонялась одному-единственному богу — тебе. Пыталась обратиться в другую веру, но не смогла, все мои помыслы принадлежали только тебе. Я никогда не была разбойницей, хотя все меня так называют. Для того я и решилась встретиться с тобой сегодня, чтобы рассказать, почему обо мне идет такая слава. Узнать об этом ты можешь только от меня. Слушай же…

Она поведала ему обо всем, что случилось с ней за последние десять лет, начиная с того злосчастного дня, когда свекор указал ей на дверь. Броджешор слушал жену с удивлением, испугом, смущением и не мог не восхищаться ею.

— Ты веришь мне? — спросила она, закончив свое повествование.

Броджешор ничего не ответил, но его просветлевшее лицо сказало ей все о его чувствах — каждое ее слово проникало ему в самое сердце.

— А теперь разреши мне навсегда проститься с тобой, — сказала Профулла. — Заклинаю тебя, немедленно уходи отсюда, дольше оставаться здесь очень опасно. Ты сам должен понять, какая беда грозит тебе, если я, наконец нашедшая тебя после десятилетней разлуки, умоляю расстаться со мной. Уезжай и захвати с собой моих подруг. Они достойные женщины, я их очень люблю. Довези их до своего дома, а там пусть идут куда пожелают. Не забывай меня и передай Шагор, чтобы она тоже помнила обо мне…

Броджешор, пораженный ее словами, не сразу нашелся что ответить.

— Я тебя не понимаю, — проговорил он наконец. — Объясни мне, пожалуйста, что тут происходит? У тебя в подчинении столько народу, куда все подевались? Даже гребцов не видно. Только две женщины на всем судне, да и тех ты хочешь отправить со мной. Говоришь о какой-то опасности, запрещаешь оставаться с тобой, прощаешься… Ничего не могу понять… Скажи наконец, в чем тут дело и что за беда угрожает тебе. Я должен знать всю правду. А тогда и решу, уезжать мне или нет.

— Незачем тебе все знать, — сказала Профулла.

— Разве я чужой тебе? — возразил Броджешор.

И в это время раздался ружейный выстрел.

3

Броджешор и Профулла вздрогнули, взглянули друг на друга, а потом посмотрели на реку. Вдали показалось пять длинных лодок, они шли к баркасу В лунном свете вода холодным блеском вспыхивала при взмахе весел. Вот уже можно было различить солдат, сидевших в них. Очевидно, выстрел послужил им сигналом к наступлению. Он означал, что подошло подкрепление и пора действовать.

Профулла повернулась к мужу:

— Больше медлить нельзя. Прыгай в лодку и уходи.

— А ты? — спросил он и поинтересовался: — Что это за лодки и почему оттуда стреляют?

— Тебе обязательно надо все знать?

— Конечно.

— Это солдаты Компании. С берега им подали сигнал другие солдаты.

— Зачем они плывут сюда? Чтобы схватить тебя?

Профулла не ответила.

— Выходит, ты знала, что они затевают? — догадался Броджешор.

— У меня везде есть лазутчики, — подтвердила Профулла.

— Ты узнала обо всем, когда приплыла сюда, или раньше?

— Раньше.

— Тогда что ты здесь делаешь? — удивился Броджешор.

— Я должна была еще раз увидеться с тобой.

— А где твои люди?

— Я приказала всем уйти отсюда. Зачем им погибать из-за меня?

— Значит, ты решила сдаться? — уточнил Броджешор.

— А зачем мне теперь жить? — ответила Профулла. — Все, что могла, я сделала, мои желания исполнились — я увиделась с тобой, открыла тебе душу. Убедилась в том, что ты любишь меня. Чего же мне желать еще?

— Как чего? Вернуться ко мне и жить со мной!

Профулла внимательно посмотрела на него.

— Ты в самом деле хочешь этого? — спросила она.

— Ты только что поклялась мне, что все сказанное тобой правда, — промолвил Броджешор. — Так вот, я тоже клянусь тебе — если ты останешься жива, ты станешь хозяйкой моего дома.

— А как посмотрит на это мой свекор? — спросила Профулла.

— Я с ним договорюсь, — решительно заявил Броджешор.

— Ах! — воскликнула Профулла. — Почему ты не сказал мне этого прежде?

— Что бы это изменило?

— Тогда сегодня никому бы не удалось захватить меня.

— А теперь?

— А теперь уже поздно. Садись в лодку и скорее уезжай отсюда вместе с Ниши и Дибой.

Броджешор кликнул лодочника. Тот не замедлил отозваться.

— Видишь, сюда направляются лодки с людьми? — Броджешор указал ему на реку. — Это солдаты Компании, так что поторопись убраться отсюда. Стоит им заметить тебя, и ты пропал. Они тут же схватят тебя. Меня не жди, я не вернусь. Остаюсь на баркасе.

Лодочник не стал терять время на ненужные вопросы, немедленно отвязал лодку и тотчас же исчез. О причитающейся ему плате он не беспокоился — лодочник хорошо знал Броджешора.

— Почему ты не уехал с ним? — спросила Профулла, когда челнок скрылся из виду.

— Ты считаешь, что одна способна смотреть смерти в лицо? — ответил Броджешор. — Конечно, я мог бы оставить тебя и уехать, нимало не беспокоясь о твоей судьбе. Но ведь я твой муж и должен охранять тебя. Шастры обязывают мужа защищать жену. Неужели ты полагаешь, я брошу тебя, раз не в состоянии уберечь?

— Ну, раз так, — сказала Профулла, — то я постараюсь сделать все, что в моих силах. Может быть, нам и удастся вырваться.

Она пристально всмотрелась в небо, и, казалось, у нее появилась надежда. Однако что-то, видимо, смущало ее.

— Есть, правда, одно обстоятельство, — заметила она. — Дело в том, что мое спасение повлечет за собой беду.

— Какую? — удивился Броджешор.

— Я не хотела говорить тебе об этом, но придется, — с трудом промолвила Профулла. — Понимаешь, там среди солдат находится мой свекор. Если мне удастся уйти, ему несдобровать.

Догадка молнией сверкнула в мозгу Броджешора.

— Значит, он донес на тебя?

Профулла ничего не ответила, но ее молчание красноречивее всяких слов свидетельствовало о справедливости его подозрения. Броджешор понял — это его отец привел сюда солдат. Иначе откуда бы тем узнать о замыслах Деви Чоудхурани и зачем заблаговременно прибывать из Рангпура к Черным солончакам? Сообщить им о ее планах мог только Хорболлоб, а их он узнал от своего сына. Броджешор сам рассказал ему о предстоящем свидании. Теперь он понял, куда отправился его отец и почему он не спешил с отдачей долга. И тем не менее сын не посмел осудить отца.

Он помнил:

Да будет отец тебе дороже всего!

Да святится для тебя имя его!

— Да, прежде всего необходимо позаботиться об отце, — согласился Броджешор. — Я умру — невелика утрата, да и ты тоже, хотя твоя жизнь для меня дороже моей.

— Не тревожься о нем, — успокоила его Профулла. — Будешь ты меня просить об этом или нет, я не стану навлекать на него неприятности, а потому не буду хлопотать о своем спасении. Так что не волнуйся, я его не подведу. А тебе он, возможно, сумеет помочь — выручит из беды.

Профулла говорила искренне. Она действительно не желала зла Хорболлобу, хотя он уже дважды обрекал ее на гибель: первый раз — десять лет тому назад и второй раз — теперь. И тем не менее она беспокоилась о нем. Но в том-то и состояла сущность Профуллы, что она никогда не думала о себе. Тот, кто исповедует бескорыстие, печется не о собственном благе, а о благе других.

В это время из лесу раздался громкий звук рога. Профулла и Броджешор насторожились.

4

— Ниши! — позвала Деви.

Та поднялась на крышу.

— Кто это подал сигнал?

— Думаю, наш бородач, — ответила Ниши.

— Ронгорадж?

— Он самый.

— Как же так? — удивилась Деви. — Ведь я еще утром отправила его в Девигор!

— Наверное, он вернулся с полдороги, — предположила Ниши.

— Позови его! — приказала Деви.

— Он не услышит вашего зова, — вмешался Броджешор. — Звук рога доносится издалека. Лучше я сам сойду на берег и поищу сигнальщика.

— В этом нет никакой нужды, — остановила его Деви. — Ниши прекрасно справится с поручением. Можешь пойти с ней и посмотреть, какая она мастерица.

Броджешор последовал за Ниши. Та спустилась к себе, взяла флейту и исполнила на ней грозовую рагу. Ниши прекрасно играла — она овладела этим искусством во дворце раджи. Она и Деви обучила игре на вине.

Вскоре на баркас поднялся Ронгорадж. Он подошел к Деви и почтительно приветствовал ее.

— Ступай наверх, — велел Броджешор Ниши. — Они не станут таиться от тебя. Ты все узнаешь, а потом расскажешь мне.

Ниши поспешила наверх, но тут же вернулась.

— Гляньте, что там творится, — сказала она.

Броджешор вышел из каюты и увидел, как из лесу к реке устремляется бесконечный людской поток.

— Кто это? — обратился он к Ниши. — Солдаты?

— Нет. По-моему, это наши ратники. Их привел Ронгорадж.

Деви внимательно рассматривала приближавшихся воинов.

— Почему ты оказался здесь? — спросила она Ронгораджа.

Тот не сразу ответил своей повелительнице. Ей пришлось повторить свой вопрос:

— Утром я послала тебя в Девигор. Почему ты ослушался меня и не пошел туда?

— Да нет, — проговорил наконец Ронгорадж, — я направился было туда, но по дороге встретил нашего тхакура-джи…

— Бховани-тхакура? — уточнила Деви.

— Да. Он мне сказал, что солдаты Компании собираются схватить вас и уже выступили в поход. Мы с тхакуром собрали ратников, и я вернулся с ними обратно. Укрыл их в лесу, а сам пробрался к реке и стал наблюдать. Как только заметил, что лодки с солдатами направились к баркасу, протрубил в рог.

— В лесу тоже есть солдаты? — спросила Деви.

— Есть. Но мы их уже окружили.

— А где тхакур-джи?

— Вон он, выходит из лесу вместе со всеми.

— И сколько человек вы привели с собой?

— Почти тысячу…

— А солдат сколько, знаешь?

— Слышал, будто около пятисот.

— И сколько из этих полутора тысяч человек может погибнуть в сражении? — спросила Деви.

— Наверное, человек триста-четыреста, — предположил Ронгорадж.

— Ну так вот, — решительно заявила Деви. — Иди к тхакуру-джи и передай ему, что вы сегодня очень огорчили меня своим неповиновением.

— Почему? — удивился Ронгорадж.

— Вы что же, совсем совесть потеряли, если готовы пожертвовать столькими людьми только для того, чтобы спасти жизнь одной-единственной женщины? — гневно спросила Деви. — Мое время пришло, и я намерена покончить свои счеты с жизнью сама и одна. К чему губить столько народу? Неужели вы думаете, я пойду на такое злодейство?

— Но ведь, оставшись в живых, ты потом спасешь многих, — попытался переубедить ее Ронгорадж.

— Стыдись! — с нескрываемым презрением к нему проговорила Деви.

Ронгорадж в отчаянии опустил голову.

«О мать-земля, разверзнись и скрой меня от позора», — подумал он.

— Слушай, Ронгорадж, — проговорила Деви дрожащим от негодования и возмущения голосом, — ступай к тхакуру-джи и передай ему мое повеление — немедленно уходите отсюда сами и уводите ратников. Если вы промедлите хоть самую малость, я кинусь в воду. Никто из вас не остановит меня.

— Хорошо, — с тоской повиновался Ронгорадж. — Я передам твои слова тхакуру-джи, и пусть он решает, как нам быть. Как он скажет, так мы и сделаем. Вы оба мне повелители…

Он ушел. Ниши, стоявшая поблизости и слышавшая весь разговор, подошла к Деви.

— Послушай, — сказала она ей, — ты, конечно, вольна распоряжаться собой как тебе заблагорассудится. Никто не заставит тебя поступать так, а не иначе. Но о своем муже ты подумала? Ведь и он тут, рядом с тобой…

— Подумала, сестра, — ответила Деви. — К сожалению, я ничем не могу помочь ему. Пойми, я не имею права обрекать на гибель столько людей ради его спасения. Мне он очень дорог, но им-то он кто? Теперь я уповаю только на всевышнего. Будь что будет.

В душе Ниши не могла не восхищаться благородством и мужеством Деви. «Рядом с такой праведницей и смерть можно считать за счастье», — призналась она себе.

Она вернулась к Броджешору и рассказала ему обо всем, что услышала.

«А я, презренный, собирался бранить ее за разбой! — с раскаянием подумал Броджешор. — Она само воплощение самоотверженности и бескорыстия. Неземная женщина, настоящая богиня!» Ему даже неловко стало думать о ней как о своей жене.

Между тем солдаты почти вплотную подошли к баркасу. Однако Профулла не обращала внимания ни на них, ни на ратников. Она неподвижно, словно каменное изваяние, сидела на крыше и сосредоточенно смотрела на маленькое облачко, появившееся в небе. Сначала оно не менялось в размерах, а потом как будто стало расти.

— Слава создателю! — вздохнула Профулла.

Она поднялась и направилась в каюту.

— Что же ты намерена теперь делать? — спросила ее Ниши.

— Спасать своего мужа, — ответила Профулла.

— А себя? Что с тобой будет?

— Обо мне не беспокойся, — заверила ее Профулла. — Выполняй то, что я велю, только действуй осмотрительно. Прежде всего, нам нужно спасти моего мужа, Дибу и свекра. А что касается нас с тобой, то тут придется положиться на судьбу.

Она взяла в руки раковину, поднесла ее к губам и протрубила.

— Вот это хорошо, — заметила Ниши.

— Посмотрим, хорошо ИЛИ плохо, — проговорила Профулла. — Теперь все зависит от тебя. Выполняй все, что я прикажу.

5

Множество ратников в красных чалмах, с копьями и дротиками в руках, один за другим, точно туча муравьев, появлялись из лесу и устремлялись к Тисте. Кое-кто из них держал в руках ружья, а за спиной у всех красовались дубинки — излюбленное оружие бенгальцев, без которого они чувствовали себя совершенно беспомощными. Все были босы, ибо сражаться им предстояло в воде, с высоко подвязанными дхоти.

Заметив, что вражеские лодки приближаются к баркасу, ратники с криком «Да здравствует рани!» бросились в реку и, окружив судно плотной стеной, загородили его от противника. Часть защитников забралась на корабль как раз в тот момент, когда Деви протрубила свой сигнал. Это были гребцы и рулевые Они не собирались принимать участие в битве, а спешили занять каждый свое место — кто схватился за весла, кто за шесты или канаты от парусов, другие взялись за ружья. Кроме собственной команды среди прибывших оказалось довольно много воинов. Человек триста-четыреста, оставшись на берегу, атаковали солдат Компании с суши. В них со свистом полетели дубинки и увесистые палки. Некоторые солдаты мигом прыгнули в воду и, приладив к ружьям штыки, кинулись на нападавших врукопашную. Другие бросились на тех, кто держал оборону баркаса. Завязалась отчаянная схватка. Шум поднялся невообразимый. Слышался лязг оружия, стук дубинок, ружейная пальба, крики и вопли сражавшихся… Противники дрались беспощадно.

Ратники не продержались бы долго, если бы им пришлось вести бой на расстоянии, — брошенные ими дубинки летели недалеко, но, сойдясь с врагом лицом к лицу, они показывали все свое мастерство. На берегу штыки солдат потеснили их немного, но на реке воины Деви одерживали верх, обрушивая на неприятеля всю мощь своих ударов. А солдатам негде было развернуться — лодки мешали им и сковывали движения.

Баталия началась вскоре после того, как Профулла протрубила в раковину.

«Что же это означает? — с недоумением думала она, глядя на происходящее. — Одно из двух: или Бховани-тхакуру не передали моего распоряжения, или он пренебрег им. Полагает, что я его только запугиваю. Ну что ж, придется, видно, доказать ему мои слова делом». За то время, пока Деви повелевала разбойниками, она многому научилась и стала очень предусмотрительной. Она всегда держала под рукой самые неожиданные предметы, полагая, что в любой момент они могут понадобиться. Ее практичность не раз выручала ее из беды. Помогла она ей и теперь. Она обратилась к своим запасам и достала… белый флаг. Взяв его, Деви вышла из каюты на палубу и подняла его высоко вверх.

Бой немедленно прекратился. Противники замерли, сжимая в руках оружие. Так вдруг неожиданно стихает и превращается в спокойную водяную гладь бушующее море, когда внезапно прекращается шторм.

Деви глянула по сторонам и увидела Броджешора, который, не желая оставлять ее одну, неотступно следовал за ней с самого начала сражения.

— Держи этот флаг, вот так, — сказала она ему. — А я пойду посовещаюсь с Ниши и Дибой. Если появится Ронгорадж, передай ему, чтобы он шел ко мне.

Она вручила ему полотнище и ушла, Броджешор послушно поднял его над головой. Вскоре к нему подскочил Ронгорадж.

— Ты зачем выставил белый флаг? — с гневом накинулся он на него.

— Рани приказала, — спокойно ответил Броджешор.

— Рани? — удивился Ронгорадж. — А ты-то сам кто?

— Не узнаешь?

Ронгорадж внимательно посмотрел на него.

— Так-так, — проговорил он. — Значит, Броджешор-бабу? Зачем же ты пожаловал сюда? Отцу своему помогать? А ну-ка, связать его! — крикнул он ратникам.

Он был совершенно уверен в том, что оба они, и отец и сын, стремились любой ценой выдать рани врагам.

Тут же подскочили двое молодцов. Броджешор не стал сопротивляться.

— Можете вязать, — сказал он, — только объясните мне, почему при виде этого флага все прекратили драться?

Ронгорадж насмешливо посмотрел на него.

— Ты что же, дитя малое? — спросил он его. — Не знаешь, что англичане всегда прекращают бой, если противник выкинет белый флаг?

— Не знаю, — честно признался Броджешор. — Но все равно я тут ни при чем. Я только выполнял приказ рани. Можешь пойти к ней и проверить. Она, кстати, велела тебе немедленно идти к ней.

Ронгорадж отправился к Деви. Дверь ее каюты оказалась запертой.

— Рани-ма! — крикнул он.

— Это ты, Ронгорадж? — спросила Профулла.

— Я. На нашем баркасе подняли белый флаг, и сражение прекратилось, — сообщил он своей повелительнице.

— Это я приказала, — ответила Деви из-за двери. — Ты возьми этот флаг и отправляйся с ним к господину лейтенанту. Передай ему, что я сдаюсь.

— Пока я жив, этому не бывать! — гневно крикнул Ронгорадж.

— А как мне быть, когда ты погибнешь? — поинтересовалась Деви. — Кто тогда станет меня защищать?

— Все равно, я не допущу этого, — решительно заявил Ронгорадж.

— Не говори глупости, — пристыдила его Деви. — Рассуди сам, долго ли мы с дубинками продержимся против их ружей?

— Может, и продержимся, — упорствовал тот.

— Во всяком случае, кровопролития я больше не допущу, — твердо сказала Деви. — Скорее с собой покончу, чем соглашусь, чтобы гибли люди. Выйду и подставлю грудь под пули. Ты знаешь, никто меня не удержит. Но ты не бойся. Я сдаюсь для того, чтобы вырваться от них и уйти, только не ценой гибели людей. Тут ты должен мне помочь. Ты ведь знаешь, у меня много денег, а служащие Компании падки на золото. Им только покажи его. Никто из них не заподозрит обмана и подвоха.

Все это Деви говорила, чтобы успокоить Ронгораджа. На самом деле она не допускала и мысли о том, чтобы подкупить кого-нибудь. Однако она знала, что ее прямодушному полководцу никогда не постичь всех тонкостей ее замыслов, и потому не стала с ним откровенничать. Понимала она и то, что с англичанами ей следует быть осторожной и осмотрительной, чтобы те не расстроили ее планов. Она решила встретиться с лейтенантом, вступить с ним в переговоры и непременно добиться от него обещания свободы и безопасности для мужа, свекра и подруг. Она прекрасно все рассчитала и заранее отчетливо представляла себе, что и как произойдет, словно видела все последующие события в волшебном зеркале.

— Ты, однако, не забывай, что золото, которым ты собираешься подкупить англичан, находится на этом баркасе, — напомнил ей Ронгорадж. — Стоит им захватить корабль, как они станут хозяевами твоего богатства.

— Нет, судно не должно оказаться в их руках, — заявила Деви. — Договорись с ними, чтобы они не трогали ни баркаса, ни тех, кто на нем. Они получают только меня. На этих условиях я и сдаюсь.

— А если они не согласятся и вздумают разграбить баркас? — предположил осмотрительный Ронгорадж.

— Тогда сражение возобновится. Предупреди лейтенанта, что стоит им ступить сюда, как наши ратники вновь возьмутся за оружие. Если он согласен на такие условия, то я сдаюсь, а иначе — нет. Скажи ему, чтобы не думал, что его обманут. Я сама явлюсь к нему.

Тут только Ронгорадж сообразил, что у Деви есть какой-то хитроумный замысел, и перестал с ней спорить.

— Где Бховани-тхакур? — спросила его Деви.

— Был тут. Дрался вместе со всеми. Я передал ему твое повеление, но он отказался его выполнить. Наверное, он все еще на берегу, среди ратников.

— Тогда вначале иди к нему и скажи, чтобы он забирал людей и уводил их берегом. Пусть все уходят. Мне вполне хватит тех, кто на баркасе. Биться за меня теперь никому не придется, сам создатель пришел мне на помощь. Если же он начнет возражать, посоветуй ему глянуть на небо. Он поймет.

Ронгорадж поднял глаза и увидел, что черная туча заволакивает небосвод.

— Хорошо, мать, — согласился он. — Дозволь только сперва связать Броджешора, сына этого доносчика Хорболлоба Рая. Я только что застал его тут. Он явно что-то затевает.

Ниши и Диба не удержались от смеха.

— Нет, вязать его не надо, — ответила Деви. — Отведи его наверх, на крышу, и пусть сидит там до тех пор, пока Диба не позовет его вниз.

Ронгорадж так и поступил. Препроводив Броджешора к месту его заключения, он отправился к Бховани-тхакуру и слово в слово передал ему приказ Деви. Бховани взглянул на потемневшее небо и пошел к своему войску. Собрав всех ратников — и тех, кто еще не вышел из воды, и тех, кто был на берегу, он приготовился не мешкая уходить вдоль Тисты.

Тем временем Диба с Ниши подошли к бородачам-гребцам, тоже одетым в форму ратников, и шепотом что-то сказали им.

6

Поговорив с Бховани, Ронгорадж взял белый флаг и отправился к лейтенанту. Его беспрепятственно впустили в лодку сахиба — белый флаг служил ему пропуском.

— Вы что же, сдаетесь? — спросил его англичанин.

— Почему мы? — возразил Ронгорадж. — Сдается только та, за кем вы охотитесь.

— Деви Чоудхурани?

— Да. С этим она и прислала меня к вам.

— А остальные?

— Какие остальные? — переспросил Ронгорадж.

— Ну, ее сообщники?

— Мы не сдаемся, — ответил посланник Деви.

— Но ведь я прибыл сюда для того, чтобы поймать и ее, и всех ее пособников! — воскликнул сахиб.

— Полагаете, вам это удастся? — насмешливо спросил Ронгорадж. — Здесь тысяча человек. Как вы определите, кто из них ее пособник?

В это время Бховани-тхакур со своим отрядом еще оставайся на берегу, готовясь к отходу.

— Здесь все злодеи, — заявил лейтенант. — Раз они помогают разбойникам воевать против властей, значит, они соучастники преступления.

— Но они больше не воюют, — возразил Ронгорадж. — Смотрите, они уходят.

Англичанин глянул на берег.

— Как! — вскричал он. — Вы отступаете? Значит, вы мне голову морочите? Выходит, ваш белый флаг — это просто обман?

— Кто же вас обманывает? — с негодованием возразил Ронгорадж. — Пока что все люди Деви здесь. Можете хватать их. А белый флаг я бросаю. Вот!

Он отбросил белое полотнище в сторону. Никто не поднял его. Солдаты не двигались с места, ожидая приказа своего командира.

«Преследовать их не имеет никакого смысла, — рассудил лейтенант. — Они укроются в джунглях, и нам их не найти. Им тут каждая тропинка знакома, не то что нам… К тому же ночь наступает. Вон как потемнело вокруг. Да и гроза вот-вот начнется. Нет, в такой обстановке моим солдатам не добиться успеха…»

— Ладно, — решился он и повернулся к парламентеру, — ваши ратники мне не нужны. Обсудим твое предложение. На баркасе все сдаются?

— Только одна рани, — повторил Ронгорадж. — Кроме нее — никто.

— Ха! — презрительно скривил губы сахиб. — Вас почти не осталось. Как же вы надеетесь устоять против пятисот солдат? Защищать-то вас теперь некому! Смотрите, ваша гвардия уходит! Они уже вступили в лес.

Ронгорадж глянул на берег и убедился, что воины Бховани действительно уже двинулись в путь.

— Насчет этого я вам ответить ничего не смогу, — сказал он лейтенанту, — я расчетов Деви не знаю. Передал только то, что велено было. Вам достанется только одна рани. Кроме нее, вы ничего не получите — ни баркаса, ни его команды.

— Почему же? — поинтересовался сахиб.

— Этого я не знаю.

— Ну, знаешь ты или нет, а баркасом я все-таки завладею, — уверенно заявил англичанин. — Он теперь мой.

— Послушай, сахиб, — предупредил его Ронгорадж, — говорю тебе, не трогай судна. Не поднимайся на него, не то худо будет.

— Ты меня еще пугать вздумал? — нахмурился сахиб. — Что вы, горстка людей, можете мне сделать, когда у меня пять сотен солдат?

Он поднял белый флаг и швырнул его в воду. Потом скомандовал:

— Окружить баркас!

Лодки тотчас расположились вокруг судна.

— Теперь поднимитесь на него и разоружите охрану!

Приказ этот он отдал достаточно громким голосом, чтобы Деви его услышала.

— У кого есть при себе оружие? Бросьте его в воду! — распорядилась она.

Все, кто был на баркасе, немедленно повиновались. Ронгорадж последовал общему примеру.

Сахибу понравилось такое добровольное разоружение.

— Теперь мы можем смело подняться на баркас, — сказал он. — Пошли!

— Сахиб, я вас предупредил и теперь ни за что не отвечаю, — сказал ему Ронгорадж. — Смотрите, не вините меня потом.

— С какой стати мне винить тебя? — недоуменно спросил англичанин.

Он поднялся на судно при оружии, но в сопровождении всего лишь одного солдата. Лейтенант считал себя в безопасности, так как воочию убедился в том, что разбойники остались безоружными. Он не подозревал, что главное оружие Деви, самое надежное и верное, находилось при ней — ее острый и решительный ум.

Ронгорадж проводил его в каюту Деви. Дверь отворилась, они ступили за порог и оба замерли в удивлении.

Приемная рани была убрана точь-в-точь как в тот день, когда сюда привели плененного Броджешора: стены ее украшали те же великолепные картины, пол покрывал чудесный ковер, а на нем стояли золотая ваза с цветами и прекрасные сосуды для благовоний и розовой воды. В золотой чаше, как и в прошлый раз, лежал табак с мускусом, по углам стояли серебряные фигуры со светильниками, а с потолка на золотой цепи свисала золотая лампа. Однако вместо одного царского места теперь здесь возвышалось два. Там на мягких подушках расположились две красавицы, все в шелках и драгоценностях. Это были Ниши и Диба.

Сахиб уселся в приготовленное для него серебряное кресло. Ронгорадж посмотрел по сторонам, ища Деви, и увидел ее возле стены. Она стояла простоволосая, в своем обычном сари из сурового полотна, с единственным — свадебным — браслетом на руке.

— Кто тут Деви Чоудхурани? — спросил сахиб. — С кем мне разговаривать?

— Со мной, — ответила Ниши. — Я Деви.

Диба засмеялась.

— Ты, видно, решила подшутить над англичанином, — проговорила она. — Но сейчас не время для шуток. Господин лейтенант, моя сестра любит позабавиться, не судите ее строго. Деви Чоудхурани — я. Обращайтесь ко мне.

— Вот наказанье-то, — вскричала Ниши. — Ты что же, вместо меня на виселицу собралась? Господин сахиб, не верьте ей. Она все выдумывает. Любит меня очень, вот и обманывает вас. Хочет спасти меня. Но разве могу я допустить, чтобы моя сестра погибла из-за меня? Спасти себе жизнь ложью! Что такое жизнь в этом мире? Ничто! Тем более для нас, бенгалок. Мы легко расстаемся с нею. Я — Деви Чоудхурани и готова последовать за вами, куда прикажете. Идемте.

— Сахиб! — вмешалась Диба. — Клянусь твоим Иисусом Христом, тебе говорят неправду. Она здесь ни при чем. Деви — это я.

— Что это за комедия? — раздраженно спросил лейтенант у Ронгораджа. — Говори, кто из них действительно ваша предводительница?

Ронгорадж ничего не понимал, но догадался, что женщины что-то затеяли, и, решив по мере сил способствовать им, указал на Ниши.

— Вот настоящая Деви Чоудхурани, господин мой, — почтительно сказал он.

Тут вмешалась сама Деви, до сих пор молча наблюдавшая происходящее.

— Наверное, мне не следовало бы признаваться, — сказала она, — но я не хочу, чтобы из-за меня пострадали невиновные. Эта женщина лжет. — Деви показала на Ниши. — Она не рани. Выдает себя за нее потому, что очень ей преданна. Готова собой пожертвовать, лишь бы спасти ее.

— Кто же тогда рани? — спросил лейтенант.

— Я.

Тут поднялся невообразимый шум. Ниши твердила: «Я Деви», Диба настаивала: «Нет, я», Ронгорадж, указывая на Ниши, упрямо повторял: «Она Деви», а настоящая Деви утверждала: «Деви — это я».

Англичанин решил положить конец этому издевательству.

— Кто-то из вас, безусловно, настоящая Деви Чоудхурани, — сказал он, обращаясь к Ниши и Дибе. — Эта женщина, — он кивнул на Деви, — в счет не идет. По всему видно, что она служанка. Вы пытаетесь одурачить меня, но вам это не удастся. Я заберу с собой вас обеих, а там мы установим, кто есть кто. Дознаемся, которая из вас злодейка, и повесим ее. А если нам это не удастся, казним обеих.

— Зачем же совершать такую роковую ошибку? — вскричали в один голос Диба и Ниши. — Вы можете легко все выяснить. У вас, наверное, есть шпион? Так позовите его. Он вам сразу скажет, кто из нас двоих Деви Чоудхурани.

Деви во что бы то ни стало хотела заполучить Хорболлоба, ибо в первую очередь заботилась о его безопасности, а о собственном спасении думала в последнюю очередь.

«Пожалуй, они правы», — подумал лейтенант и повернулся к сопровождавшему его солдату.

— Где шпион? Позвать его!

— Позвать шпиона! — крикнул солдат в сторону ближайшей лодки.

— Шпиона требуют! Где он? — пронеслось по лодкам.

Кто он и где находится, никто не знал.

7

Хорболлоб и в самом деле был здесь, но он попал сюда не по своей воле, а в силу обстоятельств. Сначала он предпочитал держаться подальше от сражающихся. Памятуя мудрое наставление Чанакьи: «Остерегайся того, кто держит оружие», он не отважился сесть в лодку к солдатам, а сопровождал их на небольшом челноке. Добравшись наконец до назначенного Деви места и указав лейтенанту на ее баркас, он вернулся по реке мили на две назад и стал ждать конца схватки, намереваясь сохранить в целости и сохранности не только свою персону, но и лодку. Однако вскоре небо потемнело, надвигалась буря. Страх овладел Хорболлобом.

«Зачем только я ввязался в эту историю? — в отчаянии думал он. — Потонет теперь моя лодка, а вместе с ней и я. Никто не совершит над моим телом священного обряда…»

Хорболлоб поднялся на берег, но и там оказалось не лучше. Место было дикое, безлюдное, самое подходящее для змей и тигров… Да и разбойникам тут ничего не стоило напасть на него… Слезы навернулись у него на глаза.

«Какую же глупость я совершил!» — сокрушался он.

Вдруг он заметил, что шум битвы утих — прекратилась ружейная пальба, смолкли крики ратников. Хорболлоб решил, что солдаты одержали победу и захватили злодейку-разбойницу. Ничем другим он не мог объяснить неожиданно наступившего безмолвия. Он воспрял духом и, невзирая на страх перед ночной тьмой и джунглями, решил присоединиться к победителям.

— Послушай, друг, — обратился он к лодочнику, — сможешь ли ты теперь доставить меня к сипаям?

— Почему же нет? — ответил тот. — Вы не сомневайтесь, садитесь. Я вас мигом довезу Только вдруг они снова начнут палить?

— Солдаты меня не тронут, — с важностью заявил Хорболлоб. — Да и драться больше не станут — они уже покончили с разбойниками. Но видишь, какие тучи на небе? Вот-вот гроза начнется. Выдержит твоя лодка непогоду?

— Не тревожьтесь, — успокоил его лодочник. — Моему челноку никакая буря не страшна. Не подведет.

Волей-неволей пришлось Хорболлобу вверить ему свою судьбу. Забравшись в лодку, он велел ее хозяину держаться вдоль берега и смотреть в оба. Тот в точности выполнил наказ. Вскоре они добрались до баркаса, и, так как Хорболлоб знал условный пароль, их беспрепятственно пропустили. Именно в этот момент и начались розыски шпиона. Хорболлоб поднялся на баркас и обратился к ординарцу лейтенанта:

— Вы ищете шпиона? Так это я.

— Тебя требует господин лейтенант, — сообщил ему ординарец.

— Где он?

— Там, в каюте. Иди к нему.

Услышав, что Хорболлоб нашелся, Деви решила действовать.

— Пойду похлопочу об угощении для господина офицера, — сказала она и вышла.

Хорболлоб подошел к каюте и в нерешительности остановился на пороге. Роскошное убранство помещения, красота Ниши и Дибы, великолепие их нарядов ошеломили его. Он так растерялся, что, вместо того чтобы приветствовать сахиба, поклонился Ниши.

— Здравствуйте, уважаемый сахиб! — улыбаясь, ответила ему Ниши. — Все ли у вас благополучно?

— Здравствуйте, господин сахиб! — вмешалась Диба. — Почему же вы мне не кланяетесь? Это я здесь рани!

— Скажи мне, кто из них двоих рани, — приказал ему англичанин. — Они нас морочат. И та, и другая выдают себя за предводительницу. Для того я и послал за тобой, чтобы разобраться.

Хорболлоб оказался в очень затруднительном положении, поскольку никогда в жизни не видел знаменитой разбойницы. Подумав немного, он указал на Ниши. Та весело засмеялась. Хорболлоб понял, что ошибся, и повернулся к Дибе. Та тоже залилась смехом. Хорболлоб совсем растерялся и снова показал на Ниши.

Сахиб рассердился.

— Негодяй, свинья! — закричал он на него. — Ты что же, не знаешь, которая из них рани?

— Не гневайтесь, сахиб, — сказала Диба. — Он в самом деле не знает. Зато это известно его сыну. Он здесь, на баркасе, сидит на крыше. Прикажите привести его сюда, и он вам поможет.

Хорболлоб оторопел:

— Мой сын?

— Да, — подтвердила Диба. — Так, во всяком случае, он себя называет.

— Броджешор?

— Он самый.

— Где же он? — всполошился Хорболлоб.

— Здесь, на крыше.

— Как он тут оказался?

— Пусть он сам вам все объяснит, — сказала Диба.

— Привести его! — повелел сахиб.

Диба дала знак Ронгораджу. Тот тут же поднялся на крышу к Броджешору.

— Ступай вниз, — сказал он ему. — Госпожа Диба тебя требует.

Броджешор спустился в каюту.

Деви заранее распорядилась, чтобы он без промедления выполнил приказание Дибы.

— Тебе знакома рани Деви? — спросил его сахиб.

— Да, — подтвердил Броджешор.

— Она присутствует здесь?

— Нет.

— Как так? — в ярости воскликнул сахиб. — Значит, ни одна из них не рани?

— Они ее прислужницы, — объяснил Броджешор.

— Вот как! А ты действительно знаешь ее?

— Да, и очень хорошо, — подтвердил Броджешор.

— Она, безусловно, скрывается на баркасе, — заметил лейтенант. — Возможно, та служанка и есть Деви. Идем осмотрим судно. Ты мне ее опознаешь.

— Если тебе нужно обыскивать судно, иди и обыскивай, — дерзко ответил Броджешор, — а я помогать тебе не стану.

— Ах ты, мерзавец! — закричал англичанин. — Ты, видно, забыл, что ты шпион?

— Я не шпион, — возмутился Броджешор и, размахнувшись, дал ему пощечину.

— Ай-яй-яй! Что ты натворил! — в ужасе всплеснул руками Хорболлоб. — Теперь мы погибли!

Но тут в каюту вбежал сержант.

— Господин сахиб! — закричал он. — Начинается буря!

Снаружи послышался яростный свист и вой ветра, внезапным шквалом налетевшего на баркас.

Снова прозвучал сигнал раковины, на этот раз дважды, — как раз в тот момент, когда Броджешор ударил англичанина.

Я уже упоминал о том, что баркас не стоял на якоре, а удерживался на месте толстым канатом, привязанным к небольшому столбу, врытому в берег. Как только Деви протрубила в раковину, два молодца, сидевшие подле столба, молниеносно перерубили канат, а сами одним прыжком вскочили на баркас. Солдаты, сторожившие судно с берега, вскинули ружья, но, прежде чем они успели прицелиться, произошло нечто невероятное. Находчивость Деви помогла ей в мгновение ока разделаться с пятьюстами солдатами.

Читатель знает, что паруса на баркасе были подняты, а Ниши и Диба о чем-то предупредили гребцов. Поэтому-то двое из них и дежурили на берегу возле столба. На самом баркасе у канатов, закреплявших паруса, тоже сидели четыре человека. Когда Деви подала сигнал, гребцы сразу отпустили паруса, они развернулись, и ветер ударил в натянувшиеся полотнища. Кормчий схватился за руль. Баркас резко повернулся, накренившись всем корпусом так, что казалось, вот-вот ляжет на воду, потом выпрямился и рванулся вперед.

Я довольно долго описывал происшедшее, а на самом деле все случилось в считанные секунды. Солдаты на берегу так и застыли с поднятыми ружьями. Прежде чем они успели прийти в себя, судно было в пятидесяти локтях от них.

Лейтенант, замахнувшийся на Броджешора, когда тот наградил его оплеухой, покачнулся и как был, с поднятой рукой, сжатой в кулак, повалился в ноги Дибы. На него упал Броджешор, а на Броджешора — Ронгорадж. Хорболлоба сперва бросило на Ниши, а потом он покатился по полу, пока не зацепился за изогнутый носок туфли Ронгораджа. Он не издал ни звука, решив, что все уже кончено и незачем призывать Дургу на помощь.

Однако судно не пошло ко дну. Оно выпрямилось и стрелой понеслось по Тисте. Все упавшие поднялись на ноги. Сахиб снова сжал было кулаки, но тут сообразил, что остался без войска. Баркас прошел прямо по его лодкам и смял их, а солдат разбросал во все стороны. Никто, правда, не погиб. Одни англичане, увидев, что баркас разбойников движется прямо на них, попрыгали в реку, другие пустились наутек. Кое-кто пострадал, но не серьезно. Даже те, кого выбросило в воду, не утонули. Река тут была неглубокой, а течение — слабым, поэтому все остались живы. Между тем самого баркаса и след простыл. Никто не успел разглядеть, куда он скрылся. Недаром Деви сказала, что на помощь ей пришел сам создатель. Она мгновенно разбила своего неприятеля и исчезла.

А лейтенант и Хорболлоб стали ее пленниками.

8

Баркас летел как метеор, кренясь то на один бок, то на другой, и с шумом рассекал бушующие волны. Порывы ветра обрушивались на баркас, но он противостоял натиску стихии, поскольку был крепким судном, а его команда — опытной и умелой. Его пассажиры поневоле, кубарем катавшиеся по полу каюты, пришли в себя. Хорболлоб Рай был счастлив, что избежал неминуемой гибели. Он намотал на большой палец священный шнур и принялся сосредоточенно повторять имя Дурги, благодаря ее за спасение и моля и впредь быть ему заступницей. Лейтенант снова бросился на Броджешора с кулаками, но тот перехватил его руку и отвел в сторону.

— Ты что же это, поднимаешь руку на англичанина? — всполошился его отец.

— Кто на кого поднимает руку? — воскликнул Броджешор.

— Ах, господин, — обратился Хорболлоб к сахибу, — не судите его строго. Он еще дитя малое, не набрался ума-разума. Не вините его за дерзость.

— Он негодяй, — хмуро ответил сахиб. — Но если он нижайшим образом попросит у меня прощения, то я, так и быть, извиню его.

— Бродж, ты слышишь? — кинулся Хорболлоб к сыну. — Немедленно поклонись сахибу и скажи, что признаешь свою вину.

— Господин сахиб, для нас, индусов, родительская воля закон, — проговорил Броджешор. — Поэтому я вынужден повиноваться отцу. Простите меня.

Довольный таким проявлением сыновней почтительности, лейтенант великодушно простил его. Он взял Броджешора за руку и сильно тряхнул ее. Броджешор, отроду не знавший, что такое рукопожатие, немного испугался.

«Кто его знает, вдруг опять полезет драться», — подумал Броджешор и решил держаться подальше от англичанина. Он вышел на палубу и сел возле каюты. Дождь уже прекратился, но ветер по-прежнему свирепствовал вовсю.

Следом за ним появился Ронгорадж. Закрыв за собой дверь, он уселся перед нею. Так они и устроились на ночь, словно два стража. Впрочем, это было не лишним, ибо судно стремительно неслось вперед и каждую минуту могло случиться непредвиденное.

Диба поднялась к Деви — теперь ей незачем было оставаться среди мужчин. С ними осталась одна Ниши, женщина смелая, какой и полагается быть поклоннице Вишну. У нее имелись веские причины предпочитать мужское общество.

Лейтенант с самодовольным видом снова уселся в кресло и стал размышлять над случившимся.

«Как бы мне вырваться от этих разбойников? — думал он. — Надо же, попал к тем, кого преследовал. Да еще к женщине. Позор! Теперь мне нельзя будет показаться среди своих. Прямо хоть назад не возвращайся…»

Хорболлоб посмотрел по сторонам и, не найдя, где бы присесть, примостился возле подушки Ниши.

— Может быть, вы поспите? — спросила та.

— До сна ли тут? — со вздохом отозвался Хорболлоб.

— Вряд ли вам еще когда-нибудь доведется отдохнуть, — заметила Ниши.

Хорболлоб насторожился:

— Почему?

— Вы ведь выдали Деви Чоудхурани, не так ли? — спросила у него Ниши.

— Ну, в… в… общем… — замялся тот.

— Вы представляете, что бы с ней сделали, если б схватили?

— Ну, ее бы… ее бы…

— Ее бы повесили, — подсказала Ниши.

— Если бы… я… если бы я знал…

Язык с трудом повиновался Хорболлобу.

— Деви не причинила тебе никакого зла, — строго проговорила Ниши, неожиданно перейдя на «ты». — Напротив, она сделала тебе добро — дала пятьдесят тысяч рупий, чтобы ты выплатил свой долг. Спасла твой род и твою честь. И как ты отплатил ей за ее милость? Отвечай же, какое наказание следует тебе за предательство?

Брахман молчал.

— Ну так вот, — заявила Ниши, — ложись и постарайся заснуть. Потому что больше тебе спать не придется. Знаешь, куда мы плывем?

От страха Хорболлоб не мог вымолвить ни слова.

— Ты когда-нибудь слышал про наше кладбище? Мы отвозим туда свои жертвы и там расправляемся с ними. К нему-то мы теперь и держим путь. Сахиба мы повесим, так приказала рани, а тебе уготовано… Знаешь, что велено сделать с тобой?

Хорболлоб заплакал.

— Спаси меня, — попросил он Ниши, умоляюще сложив ладони перед грудью.

— Да какой же богоотступник станет помогать тебе? — презрительно ответила Ниши и добавила: — Тебя велено посадить на кол.

Хорболлоб зарыдал так громко, что только буря помешала Броджешору и Деви расслышать его вопли. Зато они достигли ушей сахиба, который, не разобрав, о чем тот причитает, грубо прикрикнул на него:

— А ну-ка прекрати, обезьяна поганая! Не то тебе-таки достанется сегодня.

Но старый брахман не обратил никакого внимания на грозный окрик лейтенанта.

— Неужели же никто не поможет мне? — в отчаянии воззвал он к Ниши.

— Да кто возьмет на себя грех спасать такого негодяя, как ты? — ответила та. — Наша рани великодушная, но никто не станет заступаться перед ней за тебя.

— Я не пожалею ста тысяч рупий тому, кто выручит меня, — пообещал Хорболлоб.

— Ах ты, бессовестный, — прикрикнула на него Ниши. — Как у тебя только язык поворачивается говорить такие гадости! Сначала из-за денег пошел на предательство, а теперь снова о них речь заводит!

— Я сделаю все, что ты прикажешь, — молил Хорболлоб.

— Да на что ты способен? — презрительно отозвалась Ниши. — Приказывать еще тебе!

— Даже самый ничтожный человек — и тот на что-нибудь годится, — продолжал уговаривать ее Хорболлоб. — Ты только вели, а я уж постараюсь, Посодействуй мне.

Ниши задумалась.

— Что ж, пожалуй, ты действительно еще на что-то сгодишься, — нерешительно проговорила она. — Хотя, наверное, лучше бы с тобой не связываться.

— Ну пожалуйста, — униженно просил Хорболлоб. — Ты только попробуй.

Он попытался схватить ее округлую руку, украшенную широким браслетом, закрывавшим всю тыльную сторону ладони, но Ниши вовремя отдернула ее.

— Осторожнее! — остановила она его. — Эта рука принадлежит великому Кришне. Можешь больше не клянчить. Так и быть, посодействую тебе, жалкий ты человек. Только не верю я, чтобы ты выполнил свои обещания. Ты негодяй, обманщик, неблагодарная тварь, доносчик… Как можно доверять тебе?

— Хочешь, я поклянусь тебе? — предложил Хорболлоб.

— Ты поклянешься? — удивилась Ниши. — Чем же?

— Чем прикажешь — водой Ганги, кустом тулей, медью. Чем хочешь, тем и поклянусь.

— Ладно. Можешь поклясться Броджешором?

Хорболлоб даже застонал от отчаяния.

— Всем поклянусь, только не им, — признался он.

Однако стойкости ему хватило ненадолго. Видя, что Ниши безмолвствует, он снова горестно стиснул руки.

— Я согласен на любые условия, — сказал он. — Требуй.

— Впрочем, на что мне твои клятвы, — заметила Ниши. — Ты ведь и так у нас в руках. Но воспользоваться тобой я все-таки хочу. Слушай же. Я родом из кулинов, а с женихами у нас, сам знаешь, трудно. Я в свое время вот вышла замуж, — тут, как известно читателям, она солгала, — а для моей сестры суженого так и не нашлось. До сих пор в девицах ходит.

— Сколько ей лет? — поинтересовался Хорболлоб.

— Ну, предположим, лет двадцать пять — тридцать.

— Да, таких незамужних у кулинов много, — согласился Хорболлоб.

— Много-то много, да только у нее все так складывается, что если теперь она не выйдет замуж, то так и останется без мужа. Сам знаешь, какой это позор для семьи. Ну так вот. Твой род нам подходит, а значит, ты можешь поддержать нашу честь. Поэтому если ты согласен жениться на ней, то я, так и быть, уговорю госпожу рани помиловать тебя.

Камень свалился с души Хорболлоба. Ведь жениться кулину проще простого, а возраст невесты не имеет никакого значения. Поэтому он ответил именно так, как и предполагала Ниши.

— Ну что ж, дело это несложное. Кулины должны помогать друг другу. Одно только смущает меня — староват я для жениха. Может, сын мой меня заменит?

— А он согласится? — усомнилась Ниши.

— Если я велю, то согласится, — заверил ее Хорболлоб.

— Тогда не мешкайте! — Ниши снова перешла на «вы». — Нынче же утром и прикажите ему. А я распоряжусь о паланкине с носильщиками, чтобы отправить вас домой, — ведь вам придется позаботиться о том, чтобы молодая хозяйка смогла, приехав в ваш дом, попотчевать всех рисом. У нас принято, чтобы жена после свадьбы сразу отправлялась к мужу.

Хорболлоб не верил своему счастью — несколько минут назад ему грозила мучительная смерть, а теперь вдруг предстояло хлопотать об угощении, которое преподнесет соседям и родственникам его новая невестка. Он решил не терять зря времени.

— Так ты иди к госпоже рани и договорись с ней, — стал он торопить Ниши.

— Хорошо, хорошо, сейчас иду, — сказала Ниши и вышла в соседнюю каюту.

— Что тебе говорила эта женщина? — поинтересовался лейтенант у Хорболлоба.

— Да так, ничего особенного, — неохотно ответил тот.

— Чего же тогда ты ревел?

— Кто? Я? — возразил Хорболлоб. — Я не ревел.

— Эх вы, бенгальцы, — презрительно процедил сахиб. — Лгуны, каких мало.

— О чем ты беседовала с моим свекром? — спросила Деви у Ниши, когда та вошла к ней.

— Пыталась выяснить, не могу ли я чем-нибудь услужить ему, — ответила та.

— Послушай, Ниши, — с упреком сказала Деви, — я вижу, что лукавство — это единственное, что ты не отдала великому Кришне. Решила приберечь для себя?

— Богу ведь всегда отдают только самое лучшее в человеке, — напомнила ей Ниши. — Зачем ему худшее?

— Тебе уготован ад, — вздохнула Деви.

9

Буря утихла, и баркас остановился. Деви глянула в окно — уже рассвело.

— Ниши, — сказала она подруге, — посмотри, какое чудесное, доброе утро.

— Да, — сказала Ниши, — значит, мое время пришло.

— Почему твое? — возразила Диба. — Скорее уж мое.

— Я имею в виду не время суток, — пояснила Ниши, — а совсем другое. Добрым я называю тот час, когда я не нужна. Теперь он настал — Деви Чоудхурани исчезает, а вместе с нею и я. Поэтому-то сегодняшнее утро доброе.

— О чем ты болтаешь, негодница? — рассердилась Деви.

— Я говорю правду. Деви Чоудхурани умерла, а Профулла воскресла. Сегодня она отправится в дом своего свекра.

— Ну, до этого еще далеко, — заметила Деви. — Пойди скажи, чтобы закрепили баркас.

Ниши отправилась исполнять поручение. Она проследила за тем, чтобы судно привязали к берегу, и вернулась.

— А теперь узнай у Ронгораджа, где мы, — сказала ей госпожа. — Как далеко отсюда до Рангпура и где находится Бхутонатх?

Ронгорадж дал исчерпывающий ответ на оба вопроса:

— За одну ночь мы прошли столько, сколько обычно проплывают за четверо суток. До Рангпура теперь далеко, несколько дней потребуется, чтобы добраться. А в Бхутонатх можно попасть посуху. Один день уйдет на дорогу.

— Паланкин с носильщиками здесь достать можно? — спросила Ниши.

— Если за дело возьмусь я, то все добудем, — заверил ее Ронгорадж.

Ниши сообщила Деви полученные сведения.

— Хорошо, — рассудила та. — Пусть тогда мой свекор совершает омовение.

— Так рано? — удивилась Диба. — К чему такая спешка?

— Ты, видно, позабыла, что его сын всю ночь просидел на ветру? — напомнила Ниши. — Не всякий способен преодолеть море по пути в Ланку.

Она позвала Ронгораджа и в присутствии Хорболлоба сказала:

— Сахиба мы повесим, а брахмана разрешили не сажать на кол. Приставь к нему подобающую стражу, и пусть идет совершать омовение.

— Насчет меня уже все решено? — с надеждой спросил Хорболлоб.

— Моя просьба удовлетворена. — Ниши заговорщически подмигнула ему. — Иди совершай омовение.

— Стража — это слуги, которые помогут ему при обряде, — шепнула она Ронгораджу на ухо.

Тот отправил брахмана на берег, обставив все надлежащим образом.

— А теперь пора уладить дело с сахибом, — сказала Деви. — Нужно отправить его в Рангпур. Это очень далеко отсюда, пешком ему не добраться. Дай ему сто золотых на дорожные расходы.

Ниши отнесла деньги Ронгораджу и, вручая их, передала повеление Деви, а заодно добавила несколько слов от себя.

Следуя ее распоряжениям, Ронгорадж взял двух ратников и вместе с ними явился к англичанину.

— Пошли! — сказал он офицеру.

— Куда ты собираешься меня вести? — насторожился лейтенант.

— Никаких вопросов! Не забывай, что ты пленный, — строго ответил Ронгорадж и вышел из каюты.

Сахиб молча последовал за ним. С двух сторон его конвоировали ратники. Они спустились на берег и прошли мимо Хорболлоба.

— Куда его ведут? — поинтересовался Хорболлоб у Ронгораджа.

— В лес, — коротко ответил тот.

— Зачем?

— Мы его там повесим.

Хорболлоб задрожал. От страха он сразу забыл все мантры, которые следовало произносить при омовении, и закончил обряд совсем не так, как полагается.

Ронгорадж привел англичанина в лес и остановился.

— Мы никогда никого не вешаем, — сказал он ему. — Можешь уходить, мы тебя отпускаем. Возвращайся к себе и оставь нас в покое. Не надо нас преследовать.

Лейтенант изумился.

«Бенгальцы не осмеливаются вешать англичанина», — решил он.

— Рангпур отсюда далеко, — предупредил его Ронгорадж.

— Как-нибудь доберусь, — ответил лейтенант.

— Вот возьми, здесь сто золотых. Это наша рани жалует тебе. Сможешь нанять лодку или купить лошадь в деревне.

Он стал отсчитывать деньги. Сахиб взял только пять монет.

— Этого мне хватит, — сказал он. — Я беру в долг.

— Смотри же, не забудь вернуть, если мы явимся к тебе, чтобы рассчитаться, — заметил Ронгорадж. — Раненых сипаев тоже присылай к нам, как поправятся. А если кто погиб, то пусть приходят их родственники.

— Зачем? — не понял сахиб.

— В таких случаях наша рани всегда помогает пострадавшим, — объяснил Ронгорадж.

Лейтенант не поверил ни одному его слову. Он молча повернулся и ушел.

А Ронгорадж отправился добывать паланкин.

10

Увидев, что Деви осталась одна, Броджешор вошел в каюту и сел рядом с ней.

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Деви. — Сегодня все мои мысли заняты тобой. Видишь, я выполнила твое повеление — осталась в живых, только что мне теперь делать? Деви Чоудхурани больше нет, она умерла. А как быть Профулле? Может быть, и ей последовать примеру Деви?

Броджешор ласково поцеловал Профуллу:

— Теперь ты должна вернуться в мой дом, внести в него свет и радость. Если ты не сделаешь этого, я тоже не вернусь туда.

— А как отнесется свекор к моему появлению?

— Это дело предоставь мне. Отправь только его поскорее отсюда. А мы с тобой поедем позже.

— Он вот-вот тронется в путь, — сообщила Деви. — Носильщики пошли за паланкином.

Вскоре паланкин прибыл.

Тем временем Хорболлоб, поспешно закончив обряд омовения, вернулся на баркас. Там его ждало обильное угощение. Ниши собралась на прощание попотчевать брахмана самыми лакомыми блюдами. Она приготовила сладкую рисовую пасту, творог, сливочное масло, положила отборные манго и бананы.

— Раз вы теперь мой родственник, то я не отпущу вас, не накормив перед дорогой, — заявила Ниши.

— А где Броджешор? — обеспокоенно спросил Хорболлоб. — Я не видел его с тех пор, как он ночью вышел из каюты.

— О нем не тревожьтесь, — успокоила его Ниши. — Теперь он станет моим зятем, и ему ничего не грозит. Он тут, на баркасе. Садитесь, кушайте, а я позову его, и вы с ним побеседуете.

Хорболлоб принялся за еду, а Ниши послала за Броджешором. Когда он неожиданно вышел из опочивальни рани, оба они, и Ниши и Хорболлоб, смутились.

«Видно, эта ведьма рани тоже не устояла перед моим мальчиком, — решил старый брахман. — Что ж, наверное, это к лучшему».

— Послушай, сынок, — обратился он к Броджешору, — я никак не возьму в толк, как ты здесь очутился? Ну да ладно, мы это после обсудим. А теперь у меня к тебе просьба. Ты должен ее исполнить. Эта брахманка, — он указал на Ниши, — принадлежит к роду праведных кулинов. Ее отец очень уважаемый человек. Так вот, у нее есть незамужняя сестра. Ей никак жениха не сыщут. Надо бы помочь им, а то позор для всего рода. Кому же, как не кулину порадеть другому брахману? Простой индус, какой-нибудь носильщик или наемный работник, тут не подойдет. Поэтому заведи-ка ты себе еще одну семью. Кстати, это не только мое желание, но и твоей родительницы. Мы с ней давно об этом подумывали, с тех самых пор, как скончалась наша старшая невестка. Ну вот, я тебе свою волю сказал, и потому ты обязан жениться. Свое согласие я уже дал.

— Как прикажете, — послушно ответил Броджешор.

Ниши так и разбирал смех, но она даже не улыбнулась.

— Меня уже ждут носильщики с паланкином, — продолжал Хорболлоб. — Я сейчас еду домой и позабочусь о том, чтобы там подготовились к вашему приезду. Пусть молодая хозяйка сразу же и попотчует всех своим рисом. А ты тут действуй как положено. Соверши свадебный обряд по всем правилам, а потом отправляйся с новой женой домой.

— Слушаюсь, — покорно отозвался Броджешор.

— Смотри же проследи, чтобы все было соблюдено, ты уже не маленький, — предупредил его отец и, понизив голос, добавил: — Ну и, сам понимаешь, насчет приданого и подношений не забудь.

— Хорошо.

Хорболлоб поднялся. Броджешор и Ниши почтительно приняли прах от его ног.

Усевшись в паланкин, старый брахман вздохнул с облегчением и несколько раз с благодарностью помянул Дургу.

«Не беда, что мальчик остался среди этих злодеек, — подумал он. — Он знает, как себя вести. Такой красавец нигде не пропадет».

— Что это у тебя за новые выдумки? — спросил Броджешор у Ниши, когда его отец уехал.

— А ты не догадываешься, кто это? — улыбнулась та.

— Ах, вот оно что! — сообразил Броджешор. — Как же тебе удалось его уговорить?

— О, у женщин существует множество способов для этого. Не удастся один, всегда найдется другой.

— Ах, что б тебя! — рассердилась Диба. — Ну и бесстыдница же ты. Разве с мужчинами так разговаривают?!

— Кто это здесь мужчина? — возмутилась Ниши. — Броджешор? Ну, нет. Мы вчера убедились, кто тут мужчина, а кто женщина.

— Вы и сегодня получите этому подтверждение, — проговорил Броджешор. — Имей в виду, твой женский ум сослужил тебе неважную службу. Ничего хорошего ты не придумала.

— Почему же? — возразила Ниши.

— Разве пристало лгать родителю? Обманом ввести в дом жену? — возмутился Броджешор. — Если человек не стыдится отца своего обмануть, то он ни перед каким коварством не остановится.

Ниши не могла не признать справедливости его слов.

«Да, — подумала она, — мужчина показывает свое превосходство не только тогда, когда размахивает дубинкой».

— Что же ты предлагаешь? — спросила она.

— Я хочу, чтобы мы с Профуллой поехали к отцу и во всем ему открылись.

— Ты думаешь, он примет Деви Чоудхурани?

— Никакой Деви Чоудхурани больше нет. Не поминай даже имени ее. Здесь осталась только Профулла.

— Хорошо, пускай Профулла, — согласилась Ниши. — Разве он впустит ее в свой дом?

— Я уже говорил, это моя забота, — повторил Броджешор.

Профулла согласилась на его предложение. Она понимала, что только один Броджешор может решить ее судьбу.

11

Начались сборы в Бхутонатх. Там Деви собиралась распрощаться с Ронгораджем: ему было опасно показываться в поместье Броджешора, где уже познакомились с его дубинкой и непременно узнали бы при встрече. Так или иначе, но им необходимо было расстаться. Ниши и Профулла объяснили ему все и сказали о своем решении. Мужественный разбойник не смог сдержать слез, узнав о предстоящей разлуке.

— Ах, мать, — сказал он Деви, — мы и помыслить не могли, что ты нас покинешь.

Женщины старались утешить его… Профулла отдала ему свой дом в Девигоре, предметы культа, хранившиеся там, а также собственность, предназначавшуюся богу.

— Живи там, отдавай богу божье, а сам пользуйся тем, что останется, — сказала она ему на прощанье. — И никогда больше не берись за дубинку. Помни: то, что ты считаешь помощью людям, оборачивается насилием над ними. Палкой или дубинкой добро не делают. Не тебе и не мне карать виновных. На это есть раджа. Если не он, так бог накажет. А вот милосердие творить можешь. Награждай праведных, а злодеев оставь богу. Передай мой наказ и Бховани-тхакуру. Скажи, что я почтительно и нижайше кланяюсь ему.

Ронгорадж ушел в слезах.

Диба и Ниши должны были проводить его до самой пристани в Бхутонатхе, а потом на баркасе отправиться в Девигор. Там им предстояло поселиться, жить и славить Хори. Их Деви наградила богатством, хранившимся на судне. А оно было немалое, в чем читатели уже имели возможность убедиться.

— Продайте все, — велела им Профулла. — Из вырученных денег оставьте себе сколько надо на жизнь, а остальное раздайте бедным. Я ничего не возьму — мне тут ничего не принадлежит.

Она даже сняла с себя украшения и отдала их подругам.

— Ты что же, собираешься отправиться в дом к мужу в таком виде? — ужаснулась Ниши.

— Вот главное украшение любой женщины, — ответила Профулла, указывая на Броджешора, — муж. Остальное ничто в сравнении с ним.

— Нет, так не годится, — возразила Ниши. — Сегодня ты войдешь в дом свекра, так позволь же мне благословить тебя и поднести свадебный подарок. Прошу, не отказывайся. Это мое последнее желание, а его надо исполнять.

Ниши подошла к Профулле и надела на нее великолепные драгоценности. Ими в свое время одарила ее рани, у которой, как помнит читатель, она когда-то жила. Ниши не носила их, потому что Деви дала ей другие.

При расставании не обошлось без слез. Пример подала Ниши. Она стала всхлипывать уже тогда, когда наряжала Профуллу. Ей принялась вторить Диба, и вскоре ее голос заглушил причитания Ниши. Глядя на них, даже Профулла не выдержала. Да и как ей было не расстроиться — она искренне любила своих подруг.

Однако Профулла не особенно переживала горечь предстоящей разлуки — светлая радость наполняла ее душу. Ниши прекрасно понимала состояние подруги и, счастливая за нее, тоже не очень печалилась. Зато Диба старалась за всех.

Баркас подошел к Бхутонатху. Здесь Профулла приняла прах от ног Дибы и Ниши и распрощалась с ними. Те отправились дальше, в Девигор. Прибыв на место, они рассчитались со своими бородачами — мастерами орудовать дубинками — и отпустили их: теперь их услуги не требовались. Баркас же, снискавший слишком громкую славу, нужно было сломать.

— Ни в коем случае не сохраняйте его! — наказала им Профулла.

Ниши велела его разобрать и за два года сожгла весь без остатка.

На этом уважаемые читатели должны проститься с госпожой Ниши. Больше им не придется встретиться с ней.

12

Как только баркас Профуллы прибыл в Бхутонатх, все его жители сломя голову кинулись к усадьбе Хорболлоба. До них дошел слух, что Броджешор снова женился — то ли на старухе, то ли на девице в преклонных летах — и привез свою благоверную домой. Поднялся настоящий переполох. Стар и млад, здоровые и калеки — все побросали свои дела и поспешили взглянуть на новую невестку. Те, кто занимался стряпней, забыли о своих горшках, кто чистил рыбу, оставил ее, кое-как наспех прикрыв корзиной, кто совершал омовение, даже не сменил мокрой одежды, кто сидел за едой не доел ее, кто ссорился с соседями, мигом помирился. Мать наказывавшая своего отпрыска, прекратила порку, подхватила неслуха на руки и поспешила за толпой. Супруг, приготовившийся отведать рыбного рагу с овощами, так и не дождался его — жена бросилась на улицу, едва заслышав о приезде престарелой молодухи. Внучка, смиренно выслушивавшая выговор от старой бабки за то, что не следит за ней и не помогает дойти до пруда, мгновенно забыла о своем долге и, оставив старуху, пустилась вслед за всеми; да и сама старуха каким-то чудом умудрилась не отстать от нее. Юная девица, клятвенно обещавшая матери шагу не ступать со двора, тут же нарушила данное слово. Мать бросила своего младенца, и он с плачем ковылял за нею. Невестка забыла о девере, а заодно и о собственном муже, ожидавших ее внимания и заботы. Пренебрегая своими обязанностями, она кое-как натянула покрывало и, не думая о приличиях, выскочила на улицу У девушек на бегу сползала гхомта, волосы развевались во все стороны, но им было не до того. Люди забыли о благонравии. Богиня стыдливости в ужасе бежала прочь от этого светопреставления.

Молодые стояли перед входом в дом на лоске, положенной в честь их приезда. Старая хозяйка принимала их по всем правилам. Людям не терпелось поскорее поглядеть на новую невестку, но та держала себя строго — гхомта закрывала ей лицо так, что рассмотреть ее не представлялось никакой возможности. Свекровь приподняла край покрывала, глянула на новую жену Броджешора — и вздрогнула. Однако тут же взяла себя в руки и только проговорила:

— Хороша невестка!

На глаза ее навернулись слезы.

Она ввела молодых в дом и повернулась к столпившимся во дворе соседям:

— Мои сын и невестка прибыли издалека. Они устали с дороги и проголодались. Я теперь займусь ими, а вас, дорогие соседи, прошу разойтись по домам и вернуться к своим делам. Мою невестку вы еще увидите, она теперь вошла в нашу семью и никуда отсюда не денется. Вы каждый день будете встречаться с нею.

Соседи неохотно покинули усадьбу, громко выражая свое неудовольствие. И хотя причиной их досады была старая хозяйка, свое раздражение они срывали на новой невестке. Особенно ей досталось за ее возраст.

— У этих кулинов часто такое случается, — язвительно замечали они.

Они принялись вспоминать, у кого и когда приходилось им видеть подобных невесток: Гобиндо Муккерджи женился на пятидесятивосьмилетней, Хори Чаттерджи взял за себя семидесятилетнюю. А Мону Баруша сочетался браком с такой древней старухой, которой и жить-то осталось совсем ничего. Эти разговоры несколько охладили пыл любопытных и успокоили деревню.

Когда первые волнения после встречи улеглись, мать позвала Броджешора к себе.

— В чем дело, ма? Зачем я тебе понадобился? — спросил он, войдя в комнату.

— Где ты, сынок, взял эту новую жену? — поинтересовалась та.

— Она у меня не новая, — признался Броджешор.

— Где же ты нашел свое пропавшее сокровище? — спросила его мать, и слезы заблестели у нее на глазах.

— Создатель все устроил. Смилостивился надо мной и вернул ее мне. Ты отцу пока ничего не говори. Я сам объяснюсь с ним. Как только выберу подходящий момент.

— Ну нет, лучше уж я ему все скажу, — возразила мать. — Ты не тревожься, молодую хозяйку мы представим людям по всем правилам. Только смотри сам никому не проговорись.

Броджешор вздохнул с облегчением — мать освободила его от тяжкой ноши и взяла заботы на себя.

Отведать риса новой невестки Хорболлоб пригласил немногих — и только родственников. Обряд прошел безо всяких происшествий.

Когда приглашенные покинули дом, хозяйка наконец открылась мужу:

— Это не новая невестка, — сказала она, — а та, старшая.

Хорболлоб даже вздрогнул. Так содрогается тигр, когда его во сне вдруг поразит стрела.

— Неужели правда? — испугался он. — Та, первая?

— Я ее сразу узнала, — призналась жена. — Да и Бродж мне сказал…

— Но ведь она уже десять лет как умерла!

— Разве мертвые воскресают? — с упреком сказала супруга.

— Где же она была все это время?

— Об этом я Броджешора не спрашивала и никогда не спрошу. Раз он привел ее в дом, значит, ничего дурного она не сделала.

— Ну а я спрошу, — нахмурился Хорболлоб.

— Заклинаю тебя, не делай этого, — испугалась его жена. — Ты уже однажды вмешался и чуть было не погубил сына. Он у нас один. Если ты теперь что-нибудь скажешь, то я наложу на себя руки. Так и знай.

Пришлось Хорболлобу уступить ей.

— Но людям придется сказать, что она новая жена, — предупредил он.

— Ладно, скажем, — согласилась супруга.

Она сообщила сыну благоприятную весть:

— Я ему все объяснила. Он обещал молчать. Так что не будем больше вспоминать об этом.

Броджешор поспешил поделиться с Профуллой своей радостью.

Что ж, его мать поступила очень мудро, как это и полагается хранительнице домашнего очага. В тех семьях, где хозяйка действует умело и осмотрительно, никому из домашних не приходится страдать. Она словно опытный и знающий свое дело кормчий, который ведет вверенное ему судьбой судно мимо рифов и опасностей.

13

Профулла захотела увидеться с Шагор, и Броджешор незамедлительно сообщил об этом матери. Та сразу же послала за ней — ей самой хотелось, чтобы все ее невестки жили вместе.

Принесенное слугой известие о женитьбе мужа вызвало в душе Шагор целую бурю чувств. Она и возмутилась, и огорчилась.

«Женился на старухе! — с омерзением подумала она. — Неужели ему нас недостаточно? Чем же мы плохи? Ах, зачем только создатель не уготовил мне выйти замуж за бедняка! Такой муж, наверное, не стал бы искать себе новых подруг, ему бы вполне хватило меня».

С такими мыслями она прибыла в дом свекра и сразу отправилась к Нойан выяснить, что и как. Нойан терпеть ее не могла, как, впрочем, не жаловала ее и Шагор, но общее несчастье сделало их союзницами.

Нойан встретила Шагор разъяренная, как змея, посаженная в горшок. Никто не отваживался в эти дни заговаривать с нею. Броджешор лишь однажды явился к ней, но под градом брани тут же вынужден был ретироваться. Больше всех доставалось собственным детям Нойан — она то и дело раздавала им тычки да подзатыльники.

— А, это ты пожаловала! — приветствовала эта лучезарная богиня Шагор, едва та ступила на порог ее храма. — Входи, входи! Зачем же тебе в стороне оставаться? Может быть, вместе с тобой еще какая-нибудь будущая сестра явилась?

— Значит, он все-таки женился? — спросила Шагор.

— Откуда мне знать, женился или сожительницу привез! — гневно воскликнула Нойан. — Может, она какая-нибудь вдова-мусульманка!

— Что ты! — остановила ее Шагор. — Разве можно говорить такое! Ведь она дочь брахмана.

— Не знаю, не видела, — сердито бросила Нойан. — Может, брахманка, а может, шудра или мусульманка…

— Не выдумывай! — пристыдила ее Шагор. — Кто станет позорить честь своей касты?

— О какой чести тут говорить, если он взял за себя великовозрастную? — возмутилась Нойан.

— А сколько ей лет? — осведомилась Шагор. — Примерно как нам?

— Сказала! — возмутилась Нойан. — Она тебе в матери годится!

— Седая?

— A то нет. Зачем ей тогда все время голову покрывать?

— Зубы есть?

— Да как им быть, если уж и голова побелела?

— Выводит, она старше мужа? — недоверчиво спросила Шагор.

— Да ты слушаешь меня или нет? — рассердилась Нойан.

— Но разве может такое быть? — не верила Шагор.

— У кулинов все случается.

— А какая она на лицо? — полюбопытствовала Шагор.

— Само совершенство! — фыркнула Нойан. — Толстомордая уродина, каких мало.

— И ты ему ничего не сказала?

— Ты думаешь, я его вижу? — зло спросила Нойан. — А то бы все высказала! Я его прочь выгнала отсюда…

— Ну что ж, пойду погляжу на эту соблазнительницу, — вздохнула Шагор.

— Иди, иди себе на здоровье! — выпроводила ее Нойан.

Новую невестку Шагор разыскала возле пруда, где та старательно чистила посуду песком. Шагор подошла к ней сзади и спросила:

— Послушай, это ты у нас новая жена?

Та повернулась к ней.

— О Шагор! — воскликнула она. — Наконец-то ты приехала!

Изумленная Шагор не поверила своим глазам.

— Госпожа рани!

— Т-с-с! — остановила ее Профулла. — Госпожа рани умерла.

— Профулла?

— Она тоже умерла.

— Кто же ты тогда? — с недоумением спросила Шагор.

— Я ваша новая невестка.

— Но как это все произошло?

— Здесь не место об этом рассказывать, — заметила Профулла. — Идем ко мне, и ты все узнаешь. У меня тут теперь есть своя комната.

Они заперлись, и Профулла поведала Шагор о всех своих злоключениях.

— Но сможешь ли ты примириться с ролью домашней хозяйки? — с сомнением спросила ее Шагор. — Понравится ли тебе чистить посуду и мести комнаты после твоей прежней жизни, когда ты восседала на серебряном троне с короной на голове и распоряжалась судьбами людей? Там под твоим началом находилось две тысячи молодцов, готовых в любую минуту исполнить любое твое повеление, а тут, наоборот, всякий будет давать тебе указания! Там ты изучала шастры, а здесь станешь слушать сказки старой бабки!

— Да, такая жизнь мне по сердцу, — ответила Профулла. — Женщина должна заниматься домом, а не властвовать. Не думай, что дело это легкое! Нет в мире ничего сложнее семейной жизни. Подумай сама, с какими разными людьми нам приходится постоянно сталкиваться! Многие из них темны и неграмотны, себялюбивы и невежественны, а всех нужно приветить, оделить радостью и счастьем. Вот где настоящий искус для женщины. Это же истинное подвижничество. Нет занятия более важного и долга более святого. Его я и выбираю.

— Прими тогда и меня на время в ученицы, — попросила Шагор.

Между тем, пока Профулла и Шагор беседовали о смысле жизни, Броджешор отдавал должное кулинарным способностям старой Брахмы.

— Ну как, Бродж? — поинтересовалась та. — Вкусно?

Броджешору вспомнился разговор, который они вели десять лет назад. Они оба не забыли его.

— Да, очень, — ответил он.

— А молоко хорошее? Коровы не испортились?

— Нет, не испортились. Славное молоко.

— Смотри, уж десять лет миновало, а ты так и не отнес меня к Ганге! — напомнила ему старушка.

— Совсем позабыл об этом! — признался ей Броджешор.

— Теперь ты для такого святого дела не годишься, — предупредила его Брахма. — Стал нечистый. Так что не понесешь меня.

— Ш-ш, молчи, старая, — шикнул на нее Броджешор. — Не говори об этом.

— Ладно уж, — примирительно заметила старая Брахма, — захочешь — можешь сам отправить меня в последний путь. Я не возражаю. И говорить об этом больше не стану. Только прошу тебя, присматривай, чтобы они не ломали больше моих веретен.

14

Несколько месяцев спустя Шагор убедилась в том, что Профулла достигла-таки своей цели. Она принесла мир и довольство в семью. Домашние не могли нарадоваться на нее. Она настолько покорила свою свекровь, что та доверила ей все свои обязанности, а сама занималась теперь только сыном Шагор. Даже свекор признал таланты старшей невестки — никто не умел так угодить ему, как она. Родители мужа во всем советовались с нею и ничего не предпринимали без ее одобрения. Старая Брахма тоже передала ей свои дела по кухне, и теперь там распоряжались невестки. Однако еда никому не доставляла удовольствия, если Профулла сама не готовила одно-два блюда и не присутствовала при трапезе. Последней покорилась ей Нойан. Она не только перестала ссориться с ней, но и прекратила свои скандалы с другими домочадцами. Теперь без совета Профуллы она и шагу не могла ступить. Даже своих детей — и тех Нойан передала на воспитание ей, ибо убедилась, что никто так не заботится о них, как она. Шагор тоже все время тянуло к Профулле, она стала меньше времени проводить у своего отца.

Конечно, вряд ли кто-нибудь другой, кроме Профуллы, смог бы вызвать в семье такие чудесные превращения. Для нее же такое благотворное воздействие на людей было само собой разумеющимся, потому что она всегда и во всем руководствовалась принципом бескорыстия. Она являла собой образец самоотверженности, ничего не требовала для себя, а только искала, как принести пользу другим. Тот, чьи мысли сосредоточены на собственных интересах и желаниях, всегда бывает эгоистом, он радеет о себе, а тот, кто занят работой, исповедует труд, — тот старается для блага других. Такой и была Профулла. Поэтому все, чего она касалась, как бы обретало иной смысл — простой металл превращался в золото.

Бховани-тхакур мечтал сделать ее могущественным оружием, и он своего добился. Она стала этим оружием, но употребляла свою чудодейственную силу на то, чтобы рубить запутанные узлы семейной жизни. При этом никто не догадывался, как велика ее роль в доме. Никто не ведал, что она училась у такого ученого брахмана, как Бховани-тхакур, и овладела многими науками. Домашние не подозревали даже о том, что она была грамотной, слишком уж скромно она себя держала. Но в семейной жизни незачем показывать свою ученость. Конечно, науки помогают постичь суть семейной жизни, но хвастаться ими перед домашними ни к чему. Кичиться своей образованностью там, где это не пристало, могут только глупцы и невежды. Умный человек никогда не позволит себе такой бестактности.

Единственным, с кем Профулле приходилось воевать, был Броджешор. Он все свое внимание уделял ей одной и совсем забыл о Шагор и Нойан.

— Послушай, ведь не одна же я твоя жена, — выговаривала ему Профулла. — Ты принадлежишь им так же, как и мне, поэтому не дари мне одной свою заботу и любовь. Муж — это божество для жены, почему же ты лишаешь их возможности поклоняться тебе? Ты должен относиться к ним так же, как и ко мне. Помни: они — это я, а я — это они.

Однако на Броджешора такие доводы не действовали.

Благодаря рассудительности, здравомыслию и остроте ума Профулла вскоре взяла в свои руки ведение всех домашних дел. Семья благоденствовала. Хотя со стороны казалось, что расчетами по-прежнему ведает Хорболлоб, в действительности все денежные вопросы теперь решались только с совета Профуллы. Чуть что, глава семьи приходил к своей жене и говорил ей: «Надо бы узнать, как на это посмотрит наша новая невестка. Поговори с ней».

Так в благополучии и довольстве и окончились его дни.

Наследником отцовских владений стал Броджешор. Добрые качества жены помогли ему умножить состояние. У него появились немалые деньги. И однажды Профулла сказала ему:

— Верни мне долг, который ты когда-то взял. Те пятьдесят тысяч.

— Зачем? — удивился Броджешор. — Что ты станешь с ними делать?

— Это не мои деньги, — ответила Профулла. — Они принадлежат великому Кришне, а значит, беднякам и сиротам. Им они и должны быть возвращены.

— Но каким образом?

— Построй для них на эти деньги приют.

Броджешор так и поступил. Он построил приют, установил перед ним изображение Аннапурны и назвал его «Обитель богини».

Пришло время, когда Профулла, окруженная детьми и внуками, отправилась в лучший мир. Все жители округи горевали о ней. «Осиротели мы!» — говорили они.

Ронгорадж, Диба и Ниши, поселившись в Девигоре, жили спокойно и мирно, вознося хвалу великому Кришне. В положенный час и они расстались с этим светом. Судьба Бховани-тхакура сложилась иначе.

Когда англичане установили свою власть в Бенгалии и стали вершить правосудие, он оказался не у дел — теперь виновных наказывал король. Пришлось Бховани-тхакуру прекратить разбойничать.

«Теперь пора подумать и об искуплении», — решил он. Он позволил англичанам схватить себя, повинился во всех злодеяниях, которые ему приписывались, и сам испросил себе наказание. Его приговорили к пожизненной каторге на Андаманских островах, куда он и отправился с легким сердцем.

* * *

Явись к нам, Профулла! Стань перед людьми, чтобы все тебя увидели, и скажи: «Вы хорошо и давно знаете меня, ничего нового во мне нет. Просто вы забыли обо мне, вот я и пришла к вам снова. Ведь это обо мне сказано:

Из века в век являюсь я в мир поддержать веру,

Помочь всем праведным и уничтожить зло».

РАДХАРАНИ