Это на самом деле был Черч.
— Иди отсюда, — сказал Луис хрипло.
Черч смотрел на него еще немного — Господи, и глаза у него теперь были другие, — а потом спрыгнул с бачка. Он приземлился не с обычной кошачьей ловкостью, а неуклюже, зацепив ванну, и потом, наконец, ушел.
«Оно, — подумал Луис, — не он: оно. Помни об этом».
Он вылез из ванны и быстро, нервно вытерся досуха. Он успел побриться и почти оделся, когда опять зазвонил телефон. Услышав этот звук, Луис отшатнулся, вскинув руки. Он медленно опустил их, слушая, как колотится его сердце.
Это был Стив Мастертон, опять насчет тенниса, и Луис пообещал заехать на часок. Теннис сейчас был тем, чем он меньше всего хотел заниматься, но ему нужно было сбежать отсюда. Он хотел оказаться подальше от кота, от этого проклятого кота, который не должен был вернуться.
Он быстро влез в рубашку, брюки, куртку, бросил в сумку полотенце и спустился вниз.
Черч лежал на четвертой ступеньке снизу. Луис споткнулся об него и чуть не упал. Он схватился за перила, с трудом удержавшись от ругательства.
Он стоял на лестнице, глядя на Черча.,, который, казалось, усмехался.
Луис ушел. Он должен был выгнать кота из дома, но в тот момент ему совершенно не хотелось дотрагиваться до него.
26
Джуд зажег сигарету, потушил спичку и кинул ее в жестяную пепельницу с полосатой рекламой «Джим Бим» на донышке.
— Ну так вот, про это место мне рассказал Стэнли Бушар, — он остановился, задумавшись.
Перед ними на исцарапанной клеенке, покрывавшей кухонный стол, стояли непочатые стаканы с пивом. Луис днем уже перекусил со Стивом, сжевав пару сэндвичей в полупустом буфете. Подкрепившись, он начал спокойнее относиться к возвращению Черча, но ему по-прежнему не хотелось оставаться одному в темном, пустом доме, где бродил этот кот.
Норма какое-то время молча сидела с ними, смотря телевизор и вышивая домик на фоне заходящего солнца. Она сказала, что готовит вышивку для рождественской распродажи. Пальцы ее двигались довольно споро, артрит почти не был заметен. Луис подумал, что это из-за погоды, холодной, но сухой. Она уже совсем оправилась после сердечного приступа, и этим вечером, десять недель спустя, он подумал, что она даже как-то помолодела. Сейчас в ней можно было разглядеть былую девушку.
В четверть десятого она пожелала им спокойной ночи, и они остались вдвоем с Джудом, который сначала молчал, поглощенный своей сигаретой.
— Стэнни Б., — сказал, наконец, Луис.
Джуд вздрогнул, вспомнив о чем-то.
— А, да-да. Все в Ладлоу, и в Бакспорте, и в Оррингтоне тоже звали его Стэнни Б. В том году умер мой пес Спот — в 1910-м, да, когда он умер в первый раз, — Стэнни был уже стариком и малость чокнутым. Были и другие, кто знал про это индейское кладбище, но мне рассказал Стэнни Б. А он узнал о нем от отца, а тот от деда. Все они были натуральные французы.
Джуд улыбнулся и отхлебнул пива.
— Я еще слышу его ломаный английский. Тогда он встретил меня в хлеву возле дороги номер 15 — кроме дороги Бангор-Бакспорт она была в то время единственной, — как раз там, где сейчас стоит фабрика «Оринко». Спот тогда еще не умер, но уже был совсем плох, и отец отослал меня якобы купить корма для цыплят, который он потом отдал старому Йорки. Этот корм был нам нужен, как корове классная доска, и я сразу понял, зачем он меня отослал.
— Он собирался убить пса?
— Он знал, как я любил Спота, потому и отправил меня за этим цыплячьим кормом. Я вернулся и уселся на старый точильный камень во дворе. И вот тут меня и нашел Стэнни Б. Половина людей в городе считала его тихим, а другая половина — буйным. Его дед был траппером и торговцем пушниной еще в начале века, и ходил от побережья до самого Дерри, и на юг, до Скоухегана покупать меха. У него была коляска, вся обшитая кожей; кроме того, он считал себя истинным христианином и любил толковать о воскресении, когда напивался — так говорил Стэнни Б.; он вообще обожал рассказывать про своего деда. Так вот, на этой его коляске были разные индейские знаки — он считал, что все индейцы, неважно какого племени, происходят от потерянного колена Израилева. Еще он говорил, что все они попадут в ад, но их магия имеет большую силу, потому что они те же христиане, только наоборот.
Дед Стэнни торговал с микмаками и делал это очень успешно, так, что никто не мог с ним тягаться из-за того, что он давал им хорошую цену и кроме того, говорил Стэнни, он знал назубок Библию, и микмаки любили его слушать.
Джуд опять замолчал. Луис терпеливо ждал.
— Микмаки и рассказали деду Стэнни Б. об этом месте, которым они не пользовались с тех пор, как Вендиго испортил землю, и о Чертовом болоте, и о ступеньках.
Рассказы про Вендиго тогда ходили по всей северной стране. Это были такие же страшные сказки, как наши, христианские. Норма проклянет меня, если услышит, но это так и есть. В холодные и долгие зимы, когда было мало еды, некоторые индейцы на севере оказывались в плохом месте, где они голодали... и все такое.
— Ели людей?
Джуд пожал плечами.
— Может быть. Они могли пожертвовать стариками или больными, чтобы остальные могли выжить. И после этого они говорили, что Вендиго прошел через их селение, когда нее спали, и дотронулся до них. И это Вендиго заставил их есть своих сородичей.
Луис кивнул.
— Да-да, дьявол соблазнил.
— Ага. Я думаю, что и микмаки, которые жили здесь, делали это, а потом хоронили кости съеденных на том месте — одного, двух или целой дюжины.
— И потом решили, что земля испортилась.
— Так вот, Стэнни Б. подошел ко мне, уже пьяный. Его дед имел, быть может, миллион долларов, когда он умер — так говорили люди, — а Стэнни Б. был совсем нищим. Он спросил, что со мной, и я ему рассказал. Тогда он сказал, что это дело можно поправить, если я очень захочу и буду смелым.
Я сказал, что сделаю все, чтобы Спот снова был здоров, и спросил его, не знает ли он хорошего ветеринара. «Не ;знаю, — ответил Стэнни Б., — но я знаю, как тебе помочь, парень. Иди домой и скажи отцу, чтобы он положил пса в мешок, но не закапывай его. Отнеси его на Кладбище домашних животных и спрячь возле валежника, а потом возвращайся».
Я спросил его, что будет потом, и он велел мне этой ночью не спать и ждать, пока он бросит в окно камешком. «И если ты, парень, забудешь про Стэнни Б., то попрощайся со своим псом, пусть идет прямо в ад!»
Джуд поглядел на Луиса и закурил еще сигарету.
— И так я и сделал. Когда я пришел домой, отец сказал мне, что он всадил пулю в голову Спота, чтобы тот не мучился. Мне не пришлось даже говорить про Кладбище; отец сам попросил меня отнести пуда собаку. Так я и пошел, волоча мешок с моим псом. Отец спросил, не помочь ли мне, но я помнил, что сказал Стэнни Б.
Той ночью я не спал, хотя очень хотелось. Ты знаешь, как это бывает у детей. Мне показалось, что уже утро, но часы пробили только десять или одиннадцать. Пару раз я задремал, но каждый раз будил себя. Будто кто-то тряс меня и говорил: «Вставай, Джуд! Вставай!» Будто кто-то хотел, чтобы я не уснул.
Луис удивленно поднял брови, и Джуд пожал плечами.
— Когда часы пробили двенадцать, я уселся на постели одетый и стал ждать. Пробило полпервого, потом час, а Стэнни Б. все не было. Я подумал, что этот чертов француз забыл про меня, и хотел уже раздеваться, когда два голыша чуть не расколотили мне окно. Один из них даже сделал трещину в стекле, но я не заметил этого до утра, а мать не замечала до самой зимы, когда в дом начал проходить холод.
Я тут же подбежал к окну и выглянул, и там стоял Стэнни Б., который шатался, словно от ветра, хотя ветер тогда был совсем слабый. Я не думал, что он вообще может куда-то идти — так он был пьян. И он прошептал мне — вернее, ему казалось, что он прошептал, — «Эй, парень, спз'скайся вниз или я сам поднимусь!» «Тсс!» — ответил я, до смерти боясь, что отец проснется и задаст мне трепку. Но Стэнни повторил то же еще громче. Хорошо, что родители были в спальне, где сейчас Норма, со стороны реки.
— И как же ты спустился, у тебя ведь такая скрипучая лестница? — спросил Луис.
— Конечно, потому я и не стал по ней спускаться. Я вылез через окно, цепляясь за плющ. Я боялся лезть, но еще больше боялся отца, чтобы он не узнал, что я иду на Кладбище домашних животных со Стэнни Б.
И вот мы пошли, вдвоем с ним. По дороге он упал раз десять. Но он тащил с собой кирку и лопату. Когда мы пришли на Кладбище,, я подумал, что он даст мне все это и велит копать яму.
Но вместо этого он только позволил мне передохнуть. Он сказал, что мы пойдем дальше, за валежник и в леса, где есть другое место для похорон. Я посмотрел на Стэнни, который был так пьян, что едва держался на ногах, а потом на этот валежник и сказал: «Стэнни, ты не влезешь на него, ты сломаешь шею».
И тогда он сказал: «Я не собираюсь ломать шею ни себе, ни тебе. И я пройду, и ты похоронишь там своего пса». И он был прав. Он перешел через валежник совершенно спокойно, даже не глядя под ноги, и я за ним, таща Спота, хотя он весил фунтов тридцать пять, а я тогда — не больше девяноста. Знаешь, Луис, на другой день я чувствовал себя не очень хорошо. А как ты себя чувствовал?
Луис не ответил, только кивнул.
— Мы шли и шли. Мне казалось, что мы. идем целую вечность. Леса в то время были еще более дикими. Разные птицы кричали, и не всегда можно было понять, что это были за крики. Бродили какие-то звери, может быть, олени, а может, лоси или даже медведи. Я тащил Спота. Через какое-то время у меня возникла дурацкая идея, что старый Стэнни Б. превратился в индейца, и сейчас повернется ко мне, весь раскрашенный, смуглый и черноволосый, что его кирка с лопатой на самом деле томагавки, и он ударит меня но голове и снимет скальп. Стэнни больше не шатался и не падал, он шел прямо вперед, с поднятой головой, и это только укрепляло мои подозрения. Но когда мы добрались до края Чертова болота, и он повернулся, я увидел, что это тот же Стэнни, а не шатался он потому, что боялся. Все лицо у него было белым и блестело от пота.