Они уже дошли до машины, когда Гэдж странным, икающим голосом забормотал «холосо, холосо». После этого он обкакался прямо на Луиса, который по случаю прибытия семьи надел парадные брюки. Видимо, «холосо» было у Гэджа кодовым словом для выражения сложного понятия: «Я сейчас тебя обгажу, стой спокойно».
Когда они ехали семнадцать миль от аэропорта до их дома в Ладлоу, у Гэджа начался жар. Луис заехал в гараж и краем глаза заметил Черча, сидящего в углу и глядящего на машину своим новым, странным взглядом. Через мгновение он исчез, а потом Луис заметил еще одну распотрошенную мышь на полу гаража. Ее внутренности беззащитно розовели в полумраке.
Луис быстро отпихнул мышь за пирамиду шин. Он помнил, что Черч за все время до своего воскрешения убил только одну крысу; иногда он загонял мышь в угол и играл с нею в жестокую кошачью игру, обычно кончающуюся убийством; но всякий раз Элли или Рэчел вмешивались, не давая довести дело до конца. А когда котов кастрируют, они обычно теряют всякий интерес к мышам, по крайней мере, когда их хорошо кормят.
— Ты так и будешь мечтать тут или все же поможешь мне с детьми? — спросила Рэчел. — Вернись со звезд, доктор Крид! Ты нужен людям Земли. — Голос ее казался раздраженным.
— Прости, дорогая, — сказал Луис. Он взял на руки Гэджа, который был теперь горячим, как печка.
В тот вечер они сидели втроем; Гэджа уложили на диван в комнате, больного и сонного, напоили куриным бульоном и оставили смотреть телевизор.
После обеда Элли пошла к гаражу и позвала Черча. Луис, который мыл в это время посуду, очень понадеялся, что кот не придет, но он появился — приплелся своей новой ковыляющей походкой, сразу же, словно где-то таился. «Таился» — это слово вспомнилось ему сразу же.
— Черч! — крикнула Элли. — Привет, Черч! — Она подняла кота и прижала к груди. Луис краем глаза наблюдал за ней; руки его замерли над посудой. Он увидел, как счастливое выражение на лице Элли медленно сменилось изумлением. Кот спокойно лежал у нее на руках, уши прижаты, глаза устремлены вперед.
Через какое-то время — Луису оно показалось очень долгим, — она опустила Черча на пол. Кот пошел в направлении столовой, даже не оглянувшись. «Убийца мышей, — подумал Луис бессвязно. — Боже, что же было тогда вечером?»
Он пытался вспомнить, но все это казалось невероятно далеким, как смерть Виктора Паскоу на полу лазарета. Он помнил бешеные порывы ветра и призрачное мерцание снега. Вот и все.
— Папа? — сказала Элли тихо.
— Что детка?
— От Черча нехорошо пахнет.
— Разве? — спросил Луис, тщательно следя за своим тоном.
— Да! — сказала Элли. — Он никогда так не пах! Он пахнет, как... как какашки!
— Ну, может быть, он влез в какую-нибудь дрянь, — предположил Луис. — Это скоро пройдет.
— Надеюсь, что так, — промолвила Элли голосом вдовствующей королевы. Она пошла наверх.
Луис вымыл последнюю вилку и закрыл кран. Он стоял на пороге, вглядываясь в темноту, пока вода с хлюпаньем уходила в водосток.
Когда хлюпанье смолкло, он услышал вой ветра, тонкий и заунывный, ветер с севера, несущий зиму, и он понял, что боится, просто боится, как можно испугаться тучи, внезапно закрывшей солнце.
— Сто три градуса? — спросила Рэчел. — О Боже, Луис! Ты уверен!
— Это вирус, — сказал Луис. Он пытался не слышать обвинительных ноток в голосе Рэчел. Она устала. У нее был тяжелый день, она пересекла полстраны вместе с детьми. Было уже одиннадцать, а день все не кончался. Элли уснула в своей комнате. Гэдж лежал на их кровати в состоянии, которое можно было назвать полубессознательным. Луис час назад дал ему аспирин.
— Аспирин к утру сгонит температуру, дорогая.
— А почему ты не дал ему ампицилин или еще что-нибудь?
Луис терпеливо объяснил:
— Если бы у него был грипп, я бы дал. Но у него вирус, а вирус этим не вылечить. Можно лишь ускорить болезнь.
— Но ты уверен, что это вирус?
— Ну, если у тебя другое мнение, — Луис повысил голос, — я готов прислушаться.
— Не кричи на меня? — закричала Рэчел.
— Я и не кричу! — крикнул Луис в ответ.
— Нет, кричишь, — завелась Рэчел, — кричишь, кричишь... — тут губы у нее скривились, и она закрыла лицо ладонями. Луис увидел глубокие тени у нее под глазами, и ему стало стыдно.
— Прости, — сказал он, садясь рядом с ней. — Господи, я прямо не знаю, что со мной. Извини меня, Рэчел.
— Не извиняйся, — сказала она, улыбаясь сквозь слезы. — Поездка была собачьей. И я боялась, что ты встанешь на дыбы, когда посмотришь в шкаф Гэджа. Наверно, я говорю тебе это сейчас, потому что ты извиняешься.
— Встану на дыбы? Отчего?
— Мои мать с отцом купили ему десять новых свитеров. Он сегодня был в одном из них.
— Я заметил, что на нем что-то новое, — сказал он.
— Я заметила, что ты заметил, — парировала она, состроив гримасу, заставившую его рассмеяться, хотя ему не очень хотелось. — И шесть новых платьев для Элли.
— Шесть платьев! — воскликнул он. Это его взбесило — почему, он не мог бы даже объяснить. — Рэчел, зачем? Зачем ты им позволила? Нам не нужно... Мы сами...
Он замолчал. Гнев лишил его слов, и на миг он снова увидел себя, волокущего по лесам пакет с мертвым котом... А в это время старый ублюдок Ирвин Голдмэн пытался купить его дочь своими вонючими подарками!
Какой-то момент он готов был закричать: «Он купил ей шесть платьев, а я оживил ее чертова кота — кто из нас больше ее любит?»
Он проглотил эти слова. Никогда в жизни он не скажет ничего подобного. Никогда.
Она нежно обняла его.
— Луис, попытайся понять. Пожалуйста. Они любят наших детей и редко их видят. И они ведь уже старые. Луис, ты плохо знаешь моего отца.
— С меня хватит, — пробормотал Луис.
— Ну, пожалуйста, дорогой. Попытайся это понять. Будь чуточку добрее. Тебе ведь не трудно.
Он долго глядел на нее.
— Хорошо, я попробую, — сказал он наконец.
Она открыла рот, чтобы ответить, но тут из комнаты раздался крик Элли:
— Папа! Мама! Кто-нибудь!
Рэчел вскочила было, но Луис притянул ее назад.
— Посиди с Гэджем. Я пойду посмотрю. — Он подумал, что знает, что произошло. Но он ведь выгнал кота, черт возьми; когда Элли легла, он поймал его в кухне возле миски и выкинул вон. Он не хотел, чтобы кот спал с ней. Когда он представил это, к нему пришли странные мысли о погребальном зале дяди Карла.
«Она поймет, что что-то не так, что Черч раньше был другим».
Он выкинул кота, но когда он вошел, Элли сидела в кровати, заспанная, а Черч разлегся на покрывале, черная тень, похожая на летучую мышь. Открытые глаза кота мерцали в отблеске света из холла.
— Папа, забери его, — взмолилась Элли. — Он воняет.
— Тсс, Элли, спи, — сказал Луис, удивившись своему спокойному голосу. Все это напоминало ему утро после его хождения во сне, вслед за смертью Паскоу. В лазарете он сразу кинулся в ванную, думая, что выглядит ужасно. Но в зеркале отразилось его обычное лицо. Он подумал, какие мрачные тайны прячут многие люди за внешним спокойствием. «Но это же не тайна! Это всего-навсего кот!» Но Элли была права. От него воняло.
Он вынес кота из комнаты и отнес его вниз, стараясь дышать через рот. Были запахи и хуже, например, дерьмо. Еще хуже был запах гноящейся раны — то, что доктор Брэкерман у них в училище называл «горелым мясом». Даже запах конвертера «сивика», когда его надолго оставляли в гараже, был хуже.
Но этот запах был странным. И как кот забрался в дом? Он ведь выгнал его, вымел метлой, пока все трое — его семья — были наверху. Сейчас он впервые за неделю дотронулся до кота. Черч спокойно лежал у него в руках, и он подумал: «Где ты нашел лазейку, ублюдок?»
Он внезапно вспомнил тот давний сон — как Паскоу просто прошел через дверь между кухней и гаражом.
Может, лазейки и не было? Может, он прошел через дверь, как призрак?
— Ерунда, — прошептал он охрипшим голосом.
Луис внезапно испугался, что кот сейчас начнет вырываться, что он его поцарапает. Но Черч лежал так же спокойно, глядя Луису в глаза, будто мог прочитать его мысли.
Он открыл дверь и швырнул кота в гараж.
— Иди, — сказал он. — Убей там мышь или еще кого.
Черч шлепнулся об пол, его зрачки блеснули в темноте и скрылись. Луису показалось, что в них мелькнула тупая ненависть. Кот, пошатываясь, пошел прочь.
«Господи, Джуд, зачем ты это сделал?»
Он вернулся к раковине и вымыл руки так тщательно, будто готовился к операции. «Ты делаешь это потому, что что-то толкает тебя... ты изобретаешь причины... они кажутся тебе разумными... но ты просто хочешь видеть их такими... ты выдумываешь самые благородные причины».
Нет, он не винил Джуда. Он пошел туда по своей воле и не мог никого винить.
Он закрыл кран и начал вытирать руки. Внезапно полотенце замерло, и он напряженно уставился за окно, в кусочек ночи, вставленный в раму.
«Так что же, теперь это и мое место тоже? Нет. Я не хочу».
Он повесил полотенце на крюк и пошел наверх.
Рэчел лежала под одеялом рядом с Гэджем. Она, извиняясь, посмотрела на Луиса.
— Дорогой, пусть он сегодня побудет со мной. Ему так будет лучше. Он такой горячий.
— Ну, хорошо, — сказал Луис. — Я пойду вниз.
— Ты правда не обидишься?
— Нет. Гэджу это не повредит, а тебе действительно будет лучше, — он помедлил и улыбнулся. — Хотя ты можешь заразиться. Почти наверняка. Ты не передумаешь?
Она улыбнулась в ответ и покачала головой.
— А что там с Элли?
— Она просила меня забрать Черча.
— Элли просила забрать Черча? Что-то новое.
— Да, вот так, — сказал Луис и добавил. — Она сказала, что от него нехорошо пахнет, и я тоже почувствовал. Похоже, он вляпался во что-то.
— Жаль, — сказала Рэчел, поворачиваясь на бок. — Я-то думала, что она любит Черча не меньше, чем нас с тобой.
— Гм, — сказал Луис. Он нагнулся и поцеловал жену. — Давай спи.
— Я люблю тебя, Лу. Я рада, что вернулась. И прости за кровать.