Он только кивнул и продолжал завтракать. Он сварил себе какао. Гэдж очень его любил, и Луису теперь захотелось выпить какао. Вкус был отвратительным, но Луис терпеливо выпил всю чашку. Потом он одел свой лучший костюм — не черный, нет; Луис терпеть не мог черных костюмов, — а темно-серый. Он побрился, причесал волосы, и выглядел весьма пристойно, несмотря на шок.
Элли была в джинсах и желтой блузке. Она держала в руках фото, когда завтракала. Фото было снято «поляроидом» на ее последнем дне рождения и изображало Гэджа, который улыбался во весь рот из глубин голубой куртки, сидя на санках вместе с Элли. Рэчел стояла сзади за спиной Луиса и улыбалась Гэджу. Он улыбался ей в ответ.
Элли держала фото и молчала.
Луис с трудом выносил вид жены и дочери; он завтракал тоже молча, все время возвращаясь в мыслях к катастрофе, еще и еще, хотя направление мыслей было различным. Все случилось из-за того, что Гэдж не остановился, когда они кричали ему.
Только Стив понял, как надо вести себя с Рэчел и с Элли. Он запретил Рэчел идти на утреннюю церемонию прощания (слово «прощание» было не очень уместным, так как гроб был закрыт, но если бы он был открыт, подумал Луис, то все, включая и его, с воплями выбежали бы из зала), и Элли тоже. Рэчел сначала стала протестовать. Элли же сидела молча, держа в руке фотографию Гэджа.
Это Стив сделал Рэчел укол, а Элли дал ложку бесцветного лекарства. Элли обычно бурно возражала против любого вмешательства медицины, но сейчас выпила лекарство молча и безропотно. В десять утра она уснула, все еще сжимая в руке фото, а Рэчел сидела напротив телевизора, смотря «Колесо Фортуны». Стив задавал ей разные пустяковые вопросы, на которые она медленно, но отвечала. Шок остался, но ее лицо потеряло то выражение сосредоточенного безумия, что так напугало Стива утром.
Джуд, конечно, участвовал во всех приготовлениях. Он был так же спокоен, как и во время похорон своей жены три месяца назад. Перед тем, как Луис отправился на церемонию, Стив отозвал его в сторону.
— Я думаю, ей придется пойти туда днем, если она только сможет, — сказал он.
— Да, конечно.
— Сейчас ей вроде бы получше. Твой друг мистер Крэндалл сказал, что посидит с Элли в это время...
— Хорошо.
— ...и поиграет с ней в «Монополию» или...
— Ага.
— Но только...
— Ладно.
Стив прервался. Они стояли у гаража, любимого места Черча, куда он приносил своих дохлых крыс и птиц. Тех, что купил Луис. Сейчас там было пусто, а недалеко прыгал дрозд с весьма деловым видом.
— Луис, — сказал Стив, — ты должен держать себя в руках.
Луис взглянул на Стива с вежливым удивлением. Он не слышал его, думая об одном — если бы он немного поспешил, он мог бы спасти сына — но этого «немного» как раз и не хватило.
— Я думаю, все будет в порядке, — сказал Стив, — но ’)лли все молчит. Да и Рэчел получила такой шок, что потеряла, по-моему, даже представление о времени.
— Да-да, — подтвердил Луис с неожиданной силой, сам не зная, почему.
Стив положил ладонь на плечо Луиса.
— Лу, теперь ты нужен им больше, чем когда-либо. Может, даже больше, чем когда-нибудь в жизни. Постарайся... Я могу повлиять на твою жену, но ты... видишь ли, Лу... о Боже, какой же все это ужас!
Луис со смутной тревогой увидел, что Стив плачет.
— Конечно, — пробормотал он, снова вспомнив, как Гэдж бежал по лужайке к дороге. Они кричали, чтобы он возвращался, но это же так весело — убегать от папы с мамой, и, когда они побежали за ним, Луис быстро обогнал Рэчел, но Гэдж уже убежал далеко, он смеялся, он убежал от папы — это же игра — и Луис никак не мог его догнать. Теперь он сбегал по склону лужайки к самой обочине дороги номер 15, и Луис молился, чтобы он упал — малыши ведь часто падают, когда бегут, почти всегда падают, у них не такой хороший контроль за своими ногами, как у взрослых. Луис молился, чтобы он упал, да-да, упал, чтобы он разбил нос, содрал коленку, что угодно, ибо теперь он явственно слышал за поворотом гудение грузовика, одной из десятиколесных махин, снующих безостановочно туда-сюда между Бангором и фабрикой «Оринко» в Бакпорте, и он снова прокричал имя Гэджа, неря, что тот услышит и остановится. Гэдж, казалось, понял, что игра кончилась, что родители не стали бы так кричать, если бы это была игра, и попробовал затормозить, но теперь гудение грузовика было очень громким, невероятно громким, оно заполнило собой весь мир. Это был настоящий рев. Луис метнулся вперед длинным прыжком, его тень ложилась на траву впереди его, словно тень стервятника на прошлогодней траве в тот мартовский день, и ему казалось, что кончики его пальцев уже коснулись светлой курточки Гэджа, но тут инерция бега вынесла Гэджа прямо на дорогу, где на него налетел грузовик, ревущий и сверкающий желтыми бортами. Это было в субботу, три дня назад.
— Я в порядке, — сказал он Стиву. — Я сейчас иду.
— Если ты будешь держаться и помогать им, — сказал Стив, вытирая глаза рукавом, — они тоже смогут тебе помочь. Вы все трое должны помогать друг другу, Луис. Только так. По-другому нельзя.
— Все верно, — согласился Луис, продолжая прокручивать в уме картину случившегося, думая, что если бы тогда он прыгнул чуть дальше и поймал Гэджа за полу куртки, то ничего бы не случилось.
Когда происходила сцена в зале прощания, Элли бесцельно и молча передвигала фишки «монополии», сидя за доской с Джудом Крэндаллом. В другой руке она все еще держала фото Гэджа на санках.
Стив Мастертон решил, что для Рэчел будет лучше пойти на дневную церемонию, и сильно раскаивался в этом в свете дальнейших событий.
Чета Голдмэнов прилетела в Бангор утром и остановилась в гостинице. Отец Рэчел звонил четыре раза, и Стив под конец уже едва не кричал на него. Ирвин Голдмэн сказал, что никакие черти не удержат его вдали от дочери, когда она в нем нуждается. Стив отвечал на это, что Рэчел необходимо отдохнуть перед тяжкой дневной церемонией. Не знаю, как черти, сказал он, но одному американскому доктору шведского происхождения очень не понравится, если к Рэчел будет кто-нибудь врываться до того, как она сможет выйти из дома сама. Но он понимал, что поддержка родственников ей тоже нужна, и хотел, чтобы она пошла на дневную церемонию.
Старик обругал его на идиш и швырнул трубку, прервав связь. Стив ожидал, что он все-таки придет, но Голдмэн решил ждать. Рэчел тем временем стало чуть лучше. К ней иернулось чувство времени, и она вышла на кухню поискать сэндвичей или еще чего-нибудь съедобного.
— Наверно, все, когда вернутся, захотят есть? — спросила она Стива.
Он кивнул.
Колбасы или ростбифа не было, но в холодильнике нашлась индейка, и она сунула ее в раковину оттаивать.
Заглянув на кухню через некоторое время, Стив увидел се плачущей возле раковины.
— Рэчел?
Она посмотрела на Стива.
— Гэдж любил ее. Он особенно любил индейку. Я только подумала, что он... он никогда больше не сможет ее есть.
Стив отправил ее одеваться — окончательный тест на способность ориентироваться — и, когда она вышла в простом черном платье, подпоясанном у талии, с маленькой нечерней сумочкой, Стив решил, что все в порядке, и Джуд гоже так подумал.
Стив отвез ее в город. Он стоял вместе с Сурендрой Харду у порога зала и смотрел, как Рэчел, словно тень, движется по узкому проходу к утопавшему в цветах гробу.
— Как у них, Стив? — тихо спросил Сурендра.
— Чертовски плохо, — сказал Стив хрипло, — Как ты думал, это должно быть?
— Я думаю, это действительно чертовски плохо, — сказал Сурендра, вздохнув.
Неприятности начались еще утром, когда Ирвин Голдмэн отказался пожать руку своего зятя.
Присутствие такого количества друзей и родных вывело Луиса из состояния шока, подсказав ему, что он должен что-то говорить и делать. Он преодолел ту степень горя, которую так любят эксплуатировать в своих интересах работники похоронных бюро.
Перед залом было небольшое фойе, где можно было покурить или посидеть на довольно ветхих стульях. Стулья выглядели так, словно их сбыли сюда прямо из какого-нибудь старинного английского клуба. Перед дверью зала стояла небольшая доска, черная с золотыми буквами, просто гласящими: «Гэдж Уильям Крид». Если пройти чуть дальше по этому уютному белому зданию, похожему на обычный старый дом, можно было наткнуться на такое же фойе и зал за ним, перед которым стояла доска с надписью «Альберта Бернхэм Нидо». Сзади был еще один зал, но перед его дверью не было таблички; он пустовал в этот день. В нижнем зале выставлялись образцы гробов всех размеров и мастей, и если заглянуть туда, как это сделал Луис, гробы могли показаться сборищем странных животных.
Джуд ходил вместе с ним в воскресенье, на следующий день после гибели Гэджа, выбирать гроб. Они спустились вниз, и вместо того, чтобы сразу войти в зал, Луис долго стоял, уставясь на дверь, похожую на дверь, соединяющую в ресторане обеденный зал с кухней. Джуд с похоронным агентом в один голос сказали: «Не туда», и Луис послушно отошел от двери. Но он знал, что за ней находится. Его дядя был могильщиком.
В восточном зале, где лежал Гэдж, стояли новые стулья, дорогие, с плюшевыми сиденьями и спинками. Впереди, в углублении наподобие церковного нефа, стоял гроб Гэджа. Луис выбрал модель из розового дерева под названием «Вечный покой». Гроб был изнутри обит розовой шелковой материей, и агент особенно настойчиво подчеркивал это достоинство, говоря, что это гораздо лучше голубой. Луис заметил, что вряд ли это так уж важно для них с Рэчел. Агент только кивнул. Он спросил, как Луис собирается оплачивать похороны. Он сказал, что может предложить несколько способов.
В уме Луиса всплыла игривая реклама: «Я без проблем уплатил за гроб моего сына купонами Рэли!»
Как во сне он сказал:
— Я оплачу все по моей кредитной карте.
— Прекрасно, — отозвался агент.
Гроб был не более четырех футов длиной — гробик лилипута. Однако за него заломили больше шестисот долларов. Луис хотел подойти поближе, но не смог из