вращается снова и снова, Луис, и даже когда я сплю, мне это снится... снова и снова... как он бежит к дороге... и я кричу ему.
— Тсс, — сказал он. — Рэчел, тише!
Она подняла к нему свое распухшее от слез лицо:
— Ведь это была для него только игра... грузовик ехал не по графику. Когда я плакала, звонила Мисси Дэнбридж и сказала, что читала в эллсуортском «Американце» про этого водителя. Он пытался убить себя.
— Что?!
— Он пытался повеситься у себя в гараже. Газета написала, что он пережил глубокий шок... депрессию.
— Если бы он и сдох, это не поправило бы дела, — свирепо заявил Луис, но в мозгу его прозвучали откуда-то издалека слова Джуда: «Это место имеет власть... когда-то эта власть была полной, и я думаю, что когда-нибудь она опять будет такой». — Мой мальчик умер, а он уплатил тысячу долларов в залог и впал в депрессию из-за того, что суд может лишить его прав на три месяца.
— Мисси говорит, что его жена взяла детей и ушла от него, — сказала Рэчел. — Это она узнала не из газеты, а от кого-то из Эллсуорта. Он не пил. Не кололся. И у него никогда не было особых нарушений. Он сказал, что, когда ехал в Ладлоу, его нога словно прилипла к педали. Он не мог понять, почему. Вот так.
«Нога словно прилипла к педали».
«Это место имеет силу..».
Луис отогнал эти мысли. Он нежно погладил руку жены.
— Звони матери с отцом. Сейчас. Вам с Элли нельзя оставаться здесь. Ни дня.
— Я не хочу без тебя, — сказала она. — Луис, я хочу... ты должен ехать с нами.
— Я прилечу через три дня, от силы четыре, — если все пойдет на лад, Рэчел и Элли смогут вернуться уже через сорок восемь часов. — Я должен найти кого-нибудь, чтобы меня подменили в университете. Я мог бы взять отпуск, но не хочу подводить Сурендру. Джуд приглядит за домом, но мне надо отключить электричество и отнести продукты в холодильник к Дэнбриджам.
— Но школа Элли...
— Черт с ней. Это не больше, чем на три недели. Они поймут, все знают, что произошло. Если все не...
— Луис?
Он осекся.
— Что?
— Что ты от меня скрываешь?
— Скрываю? — он смотрел на нее честным, открытым взглядом. — Не понимаю, о чем ты.
— Не понимаешь?
— Нет.
— Ну ладно. Я сейчас позвоню им... если ты действительно этого хочешь.
— Да, — сказал он, и эти слова отозвались в его мозгу металлическим лязгом.
— Может, так действительно лучше... для Элли, — она посмотрела на него красными глазами, блестящими от лекарства. — У тебя больной вид. Как будто ты чего-то боишься.
Она подошла к телефону и позвонила в гостиницу, где остановились ее родители.
Голдмэны были обрадованы предложением Рэчел. Их даже не огорчила мысль о том, что через три или четыре дня к ним явится Луис, но, конечно, он не собирался этого делать. Он вовсе не планировал лететь в Чикаго. Теперь ему могло помешать только отсутствие билетов. Но удача по-прежнему ему сопутствовала. Нашлись места на рейс из
Ьангора в Цинциннати, а оттуда, с быстрой пересадкой — в Чикаго. Это значило, что Рэчел с Элли полетят с I олдмэнами только до Цинциннати, но в итоге они должны были прибыть в Чикаго лишь на час позже них.
«Просто волшебство,» — подумал Луис, вешая трубку, и тут же отозвался голос Джуда: «Когда-то его власть была полной, и я думаю..».
«Проваливай!» — прикрикнул он на голос. — «Со мной случилось за последние десять месяцев уже много странного, друг мой. Но поверить, что какое-то болото может влиять на наличие билетов? Не могу я в это верить».
— Я пойду собираться, — сказала Рэчел. Она глядела на информацию, записанную Луисом на листке.
— Возьми только один большой чемодан, — посоветовал Луис.
Она посмотрела на него расширенными глазами:
— Для нас обеих? Луис, ты шутишь!
— Ну ладно, прихвати еще пару сумок. Но не вздумай сейчас собирать все на три недели, — сказал он, в то же нремя думая: «Может быть, очень скоро тебе придется вернуться». — Возьми, что нужно на неделю. Захвати чековую книжку и кредитную карточку. Купишь то, что понадобится, там.
— Но мы не можем себе позволить, — начала она с сомнением. Теперь она сомневалась во всем. Он вспомнил ее странное замечание о «Виннебаго», который он когда-то давно собирался купить.
— Денег у нас хватит, — заявил он.
— Ну ладно... Я думаю, мы сможем воспользоваться с траховкой Гэджа, хотя на оформление уйдет день-два.
Ее лицо снова начало дергаться. Луис обнял ее.
— Рэчел, не надо, — сказал он. — Не плачь.
Но, конечно же, она заплакала.
Когда она пошла собираться, зазвонил телефон. Луис подошел, думая, что это звонят из авиакомпании извиниться за ошибку и сказать, что билетов нет. «Я знал, что не может все пройти так гладко».
Но это звонил Ирвин Голдмэн.
— Я позову Рэчел, — сказал Луис.
— Нет. — Какое-то время в трубке было молчание. «Наверно, сидит и думает, как меня обозвать для начала».
Когда Голдмэн заговорил, его голос был очень странным. Он будто проталкивал слова через какую-то преграду.
— Давай поговорим, если ты не против. Дори попросила меня позвонить и извиниться за... за мое поведение. Луис, поверь, я очень сожалею.
«Господи! Как благородно! Я сейчас описаюсь от умиления!»
— Вам не в чем извиняться, — сказал Луис сухим механическим голосом.
— Я вел себя недостойно, — сказал Голдмэн. Теперь он уже не выталкивал слова, а прямо-таки выдавливал. — Твое предложение Рэчел и Элли поехать к нам показало мне, как я в тебе ошибался... и как я был неправ.
Что-то в этой интонации было очень знакомым.
Потом он понял и скривился, будто съел целый лимон. Точно так же говорила тогда Рэчел. «Луис, прости, что я была такой стервой», — когда она добилась чего хотела. И это был тот же голос — без живости и нежности Рэчел, конечно, — но он говорил то же: «Прости, что я был таким ублюдком, Луис».
Старик заполучил дочь и внучку; они сбежали к нему из Мэна. Спасибо «Дельте», она доставит их быстро к папочке. Теперь он мог быть великодушен. Он знал, что победил. «Так забудь, что я стукнул тебя у гроба твоего сына, Луис, и что я пинал тебя ногами, когда ты упал, и что я уронил его гроб и сломал замки, так что было видно руку твоего сына — в последний раз. Забудь об этом».
«Ах ты, старый хрен! Я хотел бы, чтобы ты подох прямо сейчас, если бы это не мешало моим планам».
— Все в порядке, мистер Голдмэн, — сказал он тем не менее. — Это был очень... очень нервный день для всех нас.
— Нет, не все в порядке, — заупрямился Ирвин, и Луис понял — хотя ему очень этого не хотелось, — что с его стороны это была не просто вежливость, не просто сожаление, скрывающее торжество. Старик едва не плакал и говорил медленно и запинаясь. — Это был ужасный день. Благодаря мне, старому кретину. Я сделал больно моей лочери, когда она так нуждалась во мне... Я и тебе сделал мольно, и, может быть, ты тоже во мне нуждаешься, Луис. То, что ты это сделал... предложил это... я почувствовал себя последним подонком. И я думаю, что я таким и был.
«Господи, хоть бы он замолчал, пока я не начал кричать на него и не испортил все дело».
— Рэчел, должно быть, говорила тебе, что у нас была еще дочь...
— Зельда, — сказал Луис. — Да, она рассказывала мне про Зельду.
— Это было трудно, — голос Голдмэна дрожал. — Для нсех нас. И труднее всего было Рэчел, потому что она была чома, когда Зельда умерла, но и нам с Дори было нелегко. Дори едва не...
«А как ты думал? — хотелось заорать Луису. — Ты думал, у ребенка не будет нервного срыва?
Через двадцать лет она еще дрожала, боясь любого упоминания о смерти. И вот это случилось. Этот ужас. Странно, что она еще не в психушке. Так что не говори мне, как тебе и твоей жене было трудно, ублюдок».
— Когда Зельда умерла, мы пытались... оберегать Рэчел... уладить проблемы, которые у нее были с этим... с этими воспоминаниями.
Теперь старик уже просто кричал. Почему? Луис легче бы перенес его открытую ненависть. Он попытался вызвать в памяти образ Голдмэна, лезущего в карман за чековой книжкой... но внезапно ему представилась Зельда Голдмэн н своей провонявшей постели, с лицом, дергающимся в агонии, со скрюченными руками. Дух семьи Голдмэнов. Оз Великий и Узасный.
— Пожалуйста, — выдавил он. — Мистер Голдмэн. Ирин н. Не надо больше. Не представляйте вещи еще хуже, чем они есть, хорошо?
— Теперь мне кажется, что ты хороший человек, и я недооценивал тебя, Луис. Слушай, я знаю, о чем ты думаешь. Я еще не так глуп. Ты думаешь, я говорю все это потому, что добился своего и теперь хочу тебя купить, но... Луис, я клянусь.
— Не надо, — сказал Луис мягко. — Я не могу... Я действительно не могу больше говорить, — теперь и его голос дрожал. — Хорошо?
— Ладно, — сказал Голдмэн, вздохнув. Луису показалось, что это вздох сожаления. — Но позволь мне еще раз сказать, что я очень извиняюсь. Можешь не принимать моих извинений, но это все, что я могу сказать, Луис. Прости.
— Да-да, — сказал Луис. Он закрыл глаза. — Спасибо, Ирвин. Я принимаю ваши извинения.
— Тебе спасибо, — сказал Голдмэн. — И спасибо, что ты... отпустил их. Может, им это действительно нужно. Мы будем ждать в аэропорту.
— Хорошо, — проговорил Луис, и внезапно ему н голову пришла идея, абсурдная при всей своей естественности. Он мог все забыть... и оставить Гэджа лежать на Дивном кладбище. Вместо того, чтобы попытаться отворить захлопнутую дверь, он мог запереть ее и выбросить ключ. Ему было достаточно сказать жене, что он хочет сделать: бросить все и махнуть назад в Шайтаун. Они могли провести там все лето, он, жена и дочь. Они могли бы ходить и зоопарк, и в планетарий, и плавать в лодке по озеру. Он бы сводил Элли на Морскую башню и показать ей расстилающийся вдали Средний Запад, похожий на громадную шахматную доску. Они бы пробыли там до середины августа, а потом бы вернулись назад в этот дом, теперь такой пустой и печальный, и попробовали бы начать все сначала. Может быть, это у них и получилось...