На следующее утро он снимет все деньги со своего счета, переведя их в чеки «Америкэн экспресса» («не возвращайтесь без них домой с вашим воскресшим сыном,» — подумал он) и в наличные. Они с Гэджем полетят куда-нибудь — быть может во Флориду. Оттуда он может позвонить Рэчел, объяснить ей все, предложить взять Элли и прилететь к ним, не говоря об этом отцу с матерью. Луис надеялся, что она его поймет. «Ничего не спрашивай, Рэчел. Просто приезжай. Сейчас же».
Он сказал бы ей, где они остановились. В каком мотеле, Они с Элли могут взять машину напрокат. Когда они постучат, он мог бы подвести Гэджа к двери. Можно был» бы одеть его в купальный костюм.
И после...
Но о том, что будет после, он не осмеливался думать, вместо этого он вернулся к своему плану и. начал снопа вникать в детали. Он надеялся, что если все будет хорошо, то они заживут новой жизнью, и помешать им не сможет никакой Ирвин Голдмэн со своей толстой чековой книжкой.
Тут он вспомнил, как переехал в Ладлоу, уставший, возбужденный и немного испуганный, лелея планы возвращения в Орландо и работы в Диснейуорлде. Ничему из этого не суждено было сбыться.
Он снова представил себя в белом, откачивающего беременную женщину, сдуру пустившуюся в путь по Волшебной горной дороге, и услышал свой голос: «Отойдите, отойдите, ей нужен воздух,» — и увидел, как женщина открыла глаза и слабо улыбнулась ему.
С этими утешающими фантазиями он и уснул. Луди спал, когда его дочь проснулась в самолете где-то над Ниагарским водопадом, крича от приснившегося ей кошмара, увидев во сне скрюченные руки и бездумные, безжалостные глаза; спал, когда стюардесса побежала по проходу к креслу Элли; спал, когда Рэчел, и сама на грани срыва, пыталась успокоить дочь; спал, когда Элли снова и снова кричала: «Это Гэдж! Мама! Это Гэдж! Это Гэдж! Гэдж живой! Он взял нож из папиной сумки! Не пускайте его ко мне! Не пускайте его к папе!»
Он спал, когда Элли, наконец, успокоилась и прижалась, нздрагивая, к матери, с расширенными от страха, но сухими глазами; и когда Дори думала о том, что же могло так испугать Элли, и как она напоминает ей саму Рэчел после истории с Зельдой.
Он спал и проснулся в четверть шестого, когда дневной свет уже начал меркнуть.
«Безумная работа», — подумал он тупо и встал.
45
Тем временем рейс 419 «Юнайтед эрлайнз» приземлился в аэропорту О’Хара и высадил пассажиров в десять минут четвертого. Элли Крид находилась в состоянии тихой истерии, а Рэчел была очень испугана.
Стоило тронуть в тот миг Элли за плечо, как она сжималась и с ужасом глядела на вас, все ее тело тряслось мелкой, безостановочной дрожью, будто она была заряжена электричеством. Сначала истерика в самолете, теперь это... Рэчел просто не знала, как ее успокоить.
Проходя через здание аэровокзала, Элли запуталась в собственных ногах и упала. Она не стала подниматься, а продолжала лежать на ковре, пока мимо проходили пассажиры (смотревшие на нее сочувственно, но отстраненно, как занятые люди, у которых нет времени отвлекаться), пока Рэчел не подняла ее.
— Элли, да что с тобой? — спросила Рэчел.
Но Элли не отвечала. Они прошли через зал к месту получения багажа, и Рэчел увидела мать с отцом, ожидающих их. Она помахала им свободной рукой, и они подошли.
— Они просили нас не подходить к выходу и ждать лдесь, — начала Дори, — и мы подумали... Рэчел, что с Элли?
— Ей плохо.
— Где здесь туалет, мама? Меня тошнит.
— О Господи, — вздохнула Рэчел в отчаянии и взяла ес за руку. В зале был туалет, и она быстро отвела туда Элли.
— Рэчел, пойти мне с тобой? — спросила Дори.
— Да нет, возьмите пока багаж. Мы скоро.
К счастью, в туалете было пусто. Рэчел подвела Элли к одной из кабинок, порылась в сумочке в поисках десятицентовика и тут, к счастью, заметила, что замок сломан. Над сломанным замком кто-то нацарапал фломастером: «Сэр Джон Крэппер — грязная свинья!»
Рэчел прикрыла дверь; Элли внутри застонала. Девочку стошнило дважды, но без рвоты: это были последствия нервного перенапряжения.
Когда Элли сказала, что ей чуточку лучше, Рэчел вывела ее и умыла. Лицо Элли было белым, с кругами у глаз.
— Элли, что с тобой? Ты можешь сказать?
— Я не знаю, мама. Но я знаю, что с папой что-то было не в порядке, когда он сказал, чтобы мы уехали.
«Луис, что ты скрываешь? Ты что-то скрываешь от меня,
Я же вижу; даже Элли это заметила».
Тут к ней вернулись все страхи и опасения последних дней. Рэчел почувствовала, что сейчас расплачется.
— Что? — спросила она у отражения Элли в зеркале. — . Детка, что с папой?
— Я не знаю, — опять сказала Элли. — Мне снилось что-то. Про Гэджа. Или про Черча, я не помню. Не знаю.
— Элли, скажи, что тебе снилось?
— Мне снилось, что я была на Кладбище домашних животных. Паксоу отвел меня туда и сказал, что папа хочет пойти туда и сделать что-то страшное.
— Паксоу? — Ужас, острый и неопределенный, охватил ее. Что это за имя и почему оно кажется ей знакомым? Кажется, она его слышала — его или похожее, — но не могла вспомнить, где. — Тебе снилось, что какой-то Паксоу отвел тебя на это Кладбище?
— Да, он сказал, что его так зовут. И еще... — глаза ее внезапно расширились.
— Ты еще что-то помнишь?
— Он сказал, что его послали предупредить, но он но может вмешиваться. Он сказал, что он был... как это... что он беспокоится о папе потому, что они были рядом, когда его душа... не могу вспомнить! — Элли всхлипнула.
— Дорогая моя, — сказала Рэчел. — Я думаю, тебе снилось кладбище, потому что ты думала про Гэджа. И я надеюсь, с папой все в порядке. Ну что, тебе лучше?
— Нет, — прошептала Элли. — Мама, я боюсь. А ты не боишься?
— Не-а, — сказала Рэчел, помотав головой и улыбнувшись, но, конечно же, она испугалась, и это имя, Паксоу... Ей казалось, что она слышала его в каком-то пугающем контексте месяцы или даже годы назад, и это чувство не давало ей покоя.
Она чувствовала приближение чего-то. Чего-то страшного, что нужно предотвратить. Но чего?
— Я уверена, что все в порядке, — сказала она Элли. — Хочешь вернуться к дедушке с бабушкой?
— Пошли, — сказала Элли вяло.
Пуэрториканка завела в туалет своего маленького сына. На штанишках мальчика расплывалось большое мокрое пятно, и Рэчел снова вспомнила про Гэджа. Но новое горе подобно новокаину, на время отвлекло ее от прежнего, большего.
— Пошли, — сказала она. — Мы позвоним папе от дедушки.
— Он был в шортах, — внезапно сказала Элли, глядя на малыша.
— Кто, дорогая?
— Паксоу, — ответила Элли. — Он во сне был в красных шортах.
Рэчел снова вспомнила это имя, и к ней вернулся этот расслабляющий страх... потом он отступил.
Они не могли подойти к выдаче багажа; Рэчел только издали увидела верх шляпы своего отца. Дори Голдмэн занимала два места и плакала. Рэчел подвела туда Элли.
— Тебе лучше, дорогая? — спросила Дори.
— Немножко, — ответила Элли. — Мама...
Она повернулась к Рэчел и онемела. Рэчел сидела, выпрямившись, зажав рукой рот, с побелевшим лицом. Она вспомнила. Это пришло внезапно, просто не могло не прийти. Конечно же.
— Мама?
Рэчел медленно повернулась к дочери, и Элли могла слышать, как скрипнули ее сухожилия. Она отняла руку ото рта.
— Элли, этот человек во сне называл тебе свое имя?
— Мама, ты еще...
— Называл он тебе свое имя или нет?
Дори глядела на своих дочь и внучку так, будто они обе только что сошли с ума.
— Да, но я не помню... мама, мне больно!
Рэчел взглянула вниз и увидела, что сжимает рукой плечо дочери, как наручниками.
— Не Виктор?
Элли резко отдернулась.
— Да, Виктор! Он сказал, его зовут Виктор. Мама, тебе он что, тоже снился?
— Не Паксоу, — сказала Рэчел. — Паскоу.
— Да, я так и сказала. Паскоу.
— Рэчел, что с тобой? — вмешалась Дори. Она взяла руку Рэчел, заметив, как та дрожит. — И что с Элли?
— Это не Элли, — ответила Рэчел. — Мне кажется, это Луис. Что-то случилось с Луисом. Или может случиться. Посиди с Элли, мама. Мне нужно позвонить домой.
Она встала и пошла к автоматам, выискивая в сумочке мелочь. Она набрала номер, но трубку никто не поднимал.
— Может, позвоните позже? — спросил дежурный.
— Да, конечно, — Рэчел повесила трубку.
Она стояла, глядя на телефон.
«Он сказал, что его послали предупредить, но он не может вмешиваться. Он сказал, что он был... как это... что он беспокоится о папе потому, что они были рядом, когда его душа... не могу вспомнить!»
— Покинула тело, — прошептала Рэчел. Пальцы ее вцепились в сумочку. — О Господи, вот что это за слово!
Она попыталась собраться с мыслями, привести их в порядок. Что-то было здесь, кроме потрясения смертью
I эджа и усталости от долгого полета. Что Элли могла знать о молодом человеке, который умер на руках у Луиса?
«Ничего, — без сомнений отозвалось сознание. — Ты же ничего ей не говорила, старалась умолчанием удержать се от знакомства со смертью — даже с возможной смертью се кота — помнишь тот дурацкий спор в кладовке? Ты хотела ее предохранить. Потому что боялась за нее и сейчас боишься. Его звали Паскоу, Виктор Паскоу, и что ты скажешь об этом? Насколько это плохо, Рэчел? Что же все-таки случилось?
Ее руки так тряслись, что она только со второй попытки сумела снова засунуть монету. В этот раз она позвонила в лазарет университета и поговорила с Чарлтон, которая была несколько удивлена. Нет, она не видела Луиса и удивилась бы, если бы он пришел в этот день. Она снова выразила Рэчел соболезнования. Рэчел поблагодарила и попросила передать, чтобы Луис позвонил ей, если появится. Да, он знает телефон, ответила она на вопрос Чарлтон, не желая говорить ей (хотя та, по всей видимости, знала; у нее было чувство, что Чарлтон довольно любопытна), что она находится в доме родителей, за полстраны.
Она повесила трубку, чувствуя, что у нее жар.