– Вы можете расположиться на любом свободном стуле. Ваш организм позволит это?
Ким тихо рассмеялся и помахал револьвером.
– Значит, я со своей кровати переполошу всю гостиницу, госпожа Фюрстенберг.
– Просто следите за положением тела во время сна, господин Отцевич, и вас ничто не потревожит.
Детектив уставился в непроницаемое лицо Фюрстенберг. Крысы ли, могильщики с маленькими лопатками – грымза понимала, о чём речь. Знала, что происходит под его кроватью по ночам. Знала, что его палец попробовала на вкус какая-то тварь. Знала и молчала. Ким ощутил острое желание наорать на нее, но вместо этого забрал бутылку и поплелся к себе.
К тому моменту, когда он вернулся в номер, запах земли выветрился. Ким не поленился обследовать пространство под кроватью. Ничего. Только залежи пыли чуть всколыхнулись от его дыхания. Детективу пришло в голову самое разумное объяснение: он попросту сходит с ума. Шизофреник с оружием к вашим услугам, добрые соседи!
Ким захихикал и осмотрел полученную бутылку. Водка. Что ж, неплохой способ унять шалившие нервишки. А еще это верный способ подкормить собственные галлюцинации. Кушайте, мои дорогие. Закинув бутылку в саквояж, детектив, не раздеваясь, залез на кровать. Револьвер бесшумно лег рядом. Если что, пара выстрелов успокоят кого угодно. И пусть его выселяют!
– Следить за положением тела, да, старая грымза?
Переместившись в центр кровати, Ким вытянул руки и ноги, будто поваленный толстый солдатик. Хоть и горел свет, нахлынула волна липкого страха. Казалось, опусти ногу или свесь руку – и в нее вцепятся крошечные черные лапы. А потом в ход пойдут лопатки, и отхваченную конечность похоронят. Предадут земле под кроватью, сопровождая погребение заунывным тоненьким пением.
С этими мыслями Ким погрузился в тревожный сон.
Наручные часы сообщили, что до полудня оставалось каких-то полчаса. В высокое окно номера неторопливо втекал солнечный свет. Ким фыркнул. Завтрак – невелика потеря, а вот обед, когда можно наконец-то увидеть постояльцев…
Детектив перекатился к краю и свесился вниз, заглядывая под кровать. Кровь сейчас же надавила на глаза. Но это не помешало увидеть пустое и пыльное пространство, годившееся лишь для того, чтобы туда улетали тапки, случайно задетые ногой. Мысли о крошках-могильщиках и маленьком кладбище казались чистейшим бредом.
Ким прекратил мучить себя и кое-как сполз с кровати. Отправился в ванную, чтобы почистить зубы. За стенкой кто-то усиленно полоскал горло. Обычное утро обычной гостиницы. Аккуратно повязав галстук, детектив надел кобуру с револьвером. На пиджак накинул плащ. Ничего, как-нибудь потерпят мужика в верхней одежде.
Он вышел в коридор и с удивлением отметил, что насвистывает. Бытовые шумы, раздававшиеся со всех сторон, действовали лучше доброго ломтя жареной курицы. И всё же коридор был пуст, а все двери без исключения плотно закрыты. На миг Киму показалось, что он участвует в какой-то бездушной постановке.
– У меня для вас послание, господин Отцевич, – сухим тоном заявила Фюрстенберг, когда он вышел в вестибюль. – Прошу, подойдите.
У Кима всё внутри оборвалось. Он уже догадывался, что сообщит старая грымза.
Ваша машина задерживается, господин Отцевич.
Не желаете ли набить брюхо, господин Отцевич?
Говорят, затопленный жиром разум не чувствует боли, господин Отцевич.
Вы же не хотите, чтобы вам было больно, господин Отцевич?
Или хоти-и-ите?
Госпо-о-один Отце-е-евич!
Последние мысли порядком напугали детектива. Что-то подсказывало, что эта ночь в «Синих холмах» будет для него последней.
– Час назад звонили из вашего сыскного агентства.
Сморщенная лапка администратора толкнула в сторону Кима листик бумаги. Детектив опустил глаза и прочитал: «Курьер задерживается. Прибудет завтра в одиннадцать утра. Придется потерпеть. Смолов». Лицо Фюрстенберг оставалось бесстрастным, как у немецкой гувернантки, но Ким не мог отделаться от ощущения, что в зеленоватых глазках блестело злорадство. Ему вдруг захотелось сорвать очки стрекозы-модницы и посмотреть, что за ними. Наверняка, он бы увидел пару гноящихся мешочков.
– Я могу воспользоваться вашим телефоном, госпожа Фюрстенберг?
– Телефонные расходы включены в стоимость проживания, господин Отцевич.
– Прекрасно.
Не дожидаясь разрешения, Ким выдернул телефон из уголка администратора и грубо поставил на стойку. Аппарат жалобно звякнул. Пусть какой-нибудь другой идиот протирает здесь штаны! Почтовый курьер, в конце концов, может притащить свою задницу в место получше! Но гнев поутих, когда из снятой трубки потекла звонкая, тягучая тишина.
– Телефон неисправен, госпожа Фюрстенберг.
– Видимо, обрыв на линии. Обычно на следующий день телефонная компания всё приводит в порядок.
– Что ж, я не удивлен. Машина моя, полагаю, находится в той же зоне неисправности, что и телефон?
На стойку легла вторая бумажка. Ким мельком взглянул на нее: «Муезерский, Черкасова, 7».
– Адрес садовника, – прохладным тоном сообщила Фюрстенберг. – За ним уже послали, но вы, господин Отцевич, вправе стребовать с этого проходимца лично.
– Чудесно. – Ким расплылся в полубезумной улыбке. – Кто-нибудь из постояльцев или персонала гостиницы может меня туда подкинуть?
– Вы можете переговорить об этом с гостями «Синих холмов» лично. Обед – подходящее время для неспешных бесед.
Улыбка детектива стала шире. И безумнее. Он был уверен, что гости, постояльцы или призраки, населявшие гостиницу, не присоединятся к нему за едой.
– Я так понимаю, вы задержитесь у нас еще на одну ночь, господин Отцевич? – поинтересовалась Фюрстенберг.
Ким не сдержался и буквально выплюнул ответ:
– Да!
– В таком случае с вас пять рублей, господин Отцевич.
– Когда обед?
– Как я и…
– Когда собираются чертовы люди?! – прорычал Ким, выкладывая купюры на стойку.
– Сейчас самое время. Прошу в обеденный зал, господин Отцевич.
Ким вполголоса разразился проклятиями и зашагал к обеденному залу. Оттуда доносились разговоры и перестук столовых приборов, а еще вкусно пахло чем-то кисло-пряным.
Однако дьявольская иллюзия развеялась, стоило Киму нырнуть под синюю занавеску, отделявшую зал от вестибюля. Помещение пустовало. Накрыт был лишь один столик. Сами шумы необъяснимым образом сместились в вестибюль. Народ расходился: скрипели парадные двери, кто-то поднимался по лестнице, обсуждая неудачный морковный салат.
Кима объял первобытный ужас. Холодный пот в одно мгновение покрыл всё тело. Детектив словно очутился в ожившем ночном кошмаре. Он знал, что если выглянет в вестибюль, то никого не увидит. Более того, так он окончательно уверится в том, что попал в гостиницу, битком забитую циничными привидениями.
Поэтому Ким нетвердыми шагами направился к своему месту. Сел. Рядом неестественно быстро возникла Фюрстенберг. Она подкатила тележку с обедом и первым делом поставила перед детективом графинчик водки. Затем сняла крышку с супника, и глубокую тарелку заполнили царские щи.
– Я так понимаю, вы отказались с кем-либо беседовать, господин Отцевич?
– Милые люди, но очень занятые, – просипел Ким. С оторопью осознал, что всеми силами готов поддерживать обман, лишь бы не сойти с ума. – Посоветовали дойти пешком до машины.
– Мудрый совет.
Встретив глазами второе блюдо, пшенную кашу с индейкой, Ким выпил. Еда и выпивка точно были настоящими. Достав револьвер, детектив свесил руку с ним между ног, готовый пальнуть при необходимости – хоть в крыс, хоть в Фюрстенберг, хоть себе в толстую ляжку.
Небо затянула хмарь, и зал затопил дымчатый свет, и без того добавляя тоски сверх меры. Фюрстенберг удалилась, и Ким в полнейшей тишине пообедал. Когда ложка или вилка чересчур громко ударяли по тарелке, он вздрагивал. Водка прочистила его мысли, и теперь он точно знал, что должен сделать.
Оставив после себя пустые тарелки с испачканными салфетками и наполовину пустой графин, Ким вышел в вестибюль, держа руку с револьвером в кармане плаща. Администраторша с сатанинским безразличием заполняла очередные формуляры скрипучим карандашом.
– Я, пожалуй, прогуляюсь, госпожа Фюрстенберг.
– Не промочите ноги, господин Отцевич.
Ким скривился, будто у него разболелся зуб, и отправился наружу. В лицо ударил серенький сентябрь, наполненный черными листьями и дымкой над болотистой местностью. Живот уродливой декоративной собаки по-прежнему пучило чем-то огромным.
В какой-то момент детектив засомневался в выборе направления. Наконец двинулся на север, рассчитывая добраться до Муезерского. Его мало заботила судьба машины. Приличное расстояние от «Синих холмов» – вот в чём он нуждался. Там созвонится со Смоловым и попросит, чтобы его сменили. На худой конец наймет кого-нибудь, чтобы его вывезли из этой туманной глухомани.
Но жизнь его чаяний была короче мышиного хвостика.
Примерно через час, когда прокля́тую домину с собакой у входа пожрал туман, дорога закончилась. Впереди, в молочной дымке, простирались рытвины, наполненные водой. Сентябрьское солнце, нависшее над жутковатым пейзажем, светило не ярче фонарика.
Ким рассмеялся, отметив, что смех хорошенько поперчили истерикой. Всплеснул руками и зашагал обратно. Ноги уже болели от ходьбы, а рот то и дело разевался.
Вскоре показалась гостиница с мерзкой собакой. Детектив чуть ли не бегом, насколько позволяла собственная туша, проскочил «Синие холмы» и ступил на восточную дорогу, по которой пару дней назад прикатил на «Победе».
Пятьдесят километров до Медвежьегорска? Ерунда. Как-нибудь дойдет.
Ким волосками на загривке ощущал, как псина из черных листьев таращится ему в спину. Тварь отпускала его, потому что знала, что он вернется.
Так и случилось.
На сей раз дорога оборвалась болотистой хлябью в двухстах метрах от гостиницы. Туман, пахший сырой землей, клубился у самого носа.