— Прекратите! Зачем...
— В определенной степени я помог убить его,— сказал я.— Я полагал, что он в безопасности рядом с вами, потому что вы ничего не предпринимали против Пола все это время. Вы хотели удержать жену, вернуть ее обратно. Потратить на нее кучу денег — вот способ, которым вы хотели ее вернуть. Но получался порочный круг, потому что именно Пол был источником ваших сверхдоходов. Потом появился я и предложил вам альтернативный вариант. Затем сегодняшний несчастный случай и возможность, представившаяся этой ночью... Вы воспользовались. Надо ковать железо, пока оно горячо... Поздравляю. Думаю, вы добились успеха. Нет никаких доказательств. Отлично сработано.
Фрэнк вздохнул:
— Ясно. Сейчас мы найдем Бартелми, и вы скажете ему, что я обезумел. Но почему вы ввязались во все это?
— Мне было интересно разузнать о Руди и Майке. Вы принимали участие в организации того убийства?
— Что вам известно? — спросил он медленно.— И как вы узнали?
— Я знаю, что Пол и Майк были поставщиками камней. Я знаю, что Руди пронюхал об этом и пытался шантажировать их. Они взяли его в оборот; наверное, Пол позаботился для ровного счета о Майке. Как я узнал? Пол выболтал все во время нашего возвращения, ведь я был с ним в декомпрессионной камере, помните? Я узнал об алмазах, убийствах, Линде,— только успевай прислушивайся.
Фрэнк откинулся на верстак и покачал головой.
— Я подозревал вас,— сказал он,— но у вас были убедительные доказательства — те алмазы. Допустим, вы добрались до них чрезвычайно быстро. Я благосклонно принял ваш рассказ, потому что, возможно, месторождение Пола было действительно где-то очень близко. Хотя он никогда не говорил мне, где именно. Я решил, что вы или наткнулись на него случайно, или проследили за Полом и все поняли. В любом случае это не имело для меня никакого значения. Я охотнее имел бы дело с вами. Остановимся на этом?
— Если вы расскажете мне о Руди и Майке.
— Но я на самом деле знаю не более того, что вы мне сейчас рассказали. Меня это не касалось. Обо всем позаботился Пол. Только ответьте мне: как вы натолкнулись на месторождение?
— А я и не наталкивался. Понятия не имею, где Пол нашел алмазы.
Фрэнк выпрямился.
— Я вам не верю! Те камни — откуда они?
— Я нашел место, в котором Пол прятал мешок с камнями, и украл их.
— Зачем?
— Ради денег, конечно.
— Тогда почему вы солгали мне?
— А вы хотели бы, чтобы я сказал, что они краденые?
Фрэнк молнией рванулся вперед, и я увидел, что в руке он сжимает гаечный ключ. Я отпрыгнул назад, и дверь, захлопываясь, ударила его в плечо. Однако это только ненадолго задержало его. Он рванул дверь и бросился ко мне. Я снова отступил и принял оборонительную позу.
Фрэнк ударил, и я ушел от удара в сторону, задев его по локтю. Мы оба промахнулись. Новый удар слегка задел мое плечо, так что выпад, который я сделал секундой позже, достиг его почек с меньшей силой, чем я надеялся. Я отпрянул назад, когда он ударил снова, и мой пинок достал его бедро. Фрэнк опустился на колено, но поднялся прежде, чем я насел на него, ударив в направлении моей головы. Я отпрянул, и он промахнулся.
Я слышал воду, чувствовал ее запах...
Когда он напал снова, я прогнулся назад и захватил его руку. Крепко вцепился в нее близ локтя и зажал, вытянув свои скрюченные пальцы по направлению к лицу противника. Фрэнк двинулся на меня, и я упал, по-прежнему сжимая его руку, а другой крепко схватив его за пояс. Мое плечо ударилось о землю, и он оказался на мне, пытаясь освободиться. Когда это ему удалось, его вес на мгновение переместился. Почувствовав свободу, я свернулся в клубок и ударил его обеими ногами.
Мой удар достиг цели. Фрэнк только хрюкнул... А затем он пропал. Я услышал, как он плюхнулся в воду. Еще я слышал отдаленные голоса — они окликали нас, они приближались к нам через остров. Я поднялся на ноги и двинулся к краю острова.
И тут Фрэнк завизжал — это был длинный жуткий крик, полный предсмертной муки. К тому времени, когда я достиг края платформы, вопль оборвался. Подбежал Бартелми, повторяя «Что случилось?» до тех пор, пока не глянул вниз и не увидел плавник, мелькнувший в центре водоворота. Затем он пробормотал: «О господи!» — и больше ничего.
Позже, когда я давал отчет о событиях, я рассказал, что Фрэнк показался мне очень возбужденным, когда прибежал будить меня, что он крикнул мне, что Пол перестал дышать, и я, вернувшись с ним в лабораторию, убедился, что Пол мертв, и начал выспрашивать его о подробностях, а в ходе разговора он, похоже, получил впечатление, что я подозреваю именно его в смерти Пола из-за проявленной им небрежности. Тогда он возбудился еще больше и набросился на меня, мы боролись, и он упал в конце концов в воду.
Все это, конечно, было правдой. Отчет мой грешил лишь пропусками. Но они, похоже, удовлетворились этим. Все ушли. Акула рыскала вокруг, возможно дожидаясь, не кинут ли ей кого-нибудь на десерт, и те, кто занимался дельфинами, пришли и усыпили ее, а затем унесли. Бартелми сказал мне потом, что вышедший из строя ультразвуковой генератор действительно мог иметь периодические короткие замыкания.
Итак, Пол убил Майка и Руди; Фрэнк убил Пола, а затем сам был убит акулой, на которую теперь можно было свалить и первые два убийства. Дельфины оправданы, и не оставалось больше ничего, что взывало бы к правосудию. Месторождение же алмазов стало теперь одной из маленьких тайн, нередких в нашей жизни.
...После того как все разошлись, выслушав мой рассказ о происшедшем, а остатки останков убрали — еще долго после этого, пока тянулась ночь, поздняя, чистая, со множеством ярких звезд, двоившихся и мерцавших в прохладных водах Гольфстрима вокруг станции, я сидел в кресле на маленьком заднем дворике за моим жилищем, потягивая пиво из банки, и следил за тем, как заходят звезды.
У меня не было чувства удовлетворения, хотя на папке с делом, хранящейся у меня в уме, уже стоял штамп «Закрыто».
Кто же написал мне записку — записку, включившую адскую машину убийств? Действительно ли стоит об этом беспокоиться теперь, когда работа завершена? До тех пор, пока этот «кто-то» будет хранить молчание относительно меня...
Я еще глотнул пива. Да, стоит, решил я. Мне тоже следует осмотреться повнимательнее. Я достал сигарету и собрался закурить.
И тогда это началось...
Бухта была освещена. Когда я влетел на причал, голос Марты донесся до меня через громкоговоритель. Она приветствовала меня по имени — по моему настоящему имени; я не слышал, чтобы его произносили вслух, уже давным-давно. И она пригласила меня войти.
Я двинулся по причалу вверх к зданию. Дверь была полуоткрыта.
И я вошел, оказавшись в большой комнате, полностью оформленной в восточном стиле. Хозяйка была одета в шелковое зеленое кимоно. Она сидела на коленях на полу, и перед ней стоял чайный сервиз.
— Пожалуйста, проходите и садитесь,— предложила она.
Я кивнул, снял обувь, пересек комнату и сел.
— О-ча доу десу-ка?
— Итадакимасу.
Марта наполнила чашки, и мы некоторое время пили чай. После второй чашки я придвинул к себе пепельницу.
— Сигарету?
— Я не курю,— ответила она,— но я хочу, чтобы вы курили. Я попытаюсь вобрать в себя как можно больше вредных веществ. Полагаю, именно с этого все и началось.
Я закурил.
— Никогда не встречал настоящих телепатов,— признался я.
— Мне приходится пользоваться этой моей способностью постоянно,— ответила она,— и не скажу, чтобы это было особенно приятно.
— Думаю, мне нет необходимости задавать вопросы вслух?
— Это не совсем так. Как полагаете, мне хочется читать мысли?
— Чем дальше, тем меньше,— предположил я.
Она улыбнулась:
— Я спросила об этом, потому что много размышляла в последнее время. Я думала о маленькой девочке, которая жила в саду с жуткими цветами. Они были красивы, эти цветы, и росли, чтобы делать девочку счастливой тогда, когда она ими любуется, Но они не могли скрыть от нее свой запах — запах жалости. Ибо она была маленькой несчастной калекой. И бежала не от цветов, не от их внешнего облика, а от их аромата, смысл которого она смогла определить, несмотря на возраст. Было мучительно ощущать его постоянно, и лишь в заброшенном пустынном месте нашла она какое-то отдохновение. Не будь у нее этой способности к телепатии, девочка осталась бы в саду.
Она замолчала и пригубила чай.
— И однажды она обрела друзей,— продолжала хозяйка,— обрела в совершенно неожиданном месте. Это были дельфины — весельчаки с сердцами, не спешащими с унизительной жалостью. Телепатия — та, что заставила ее покинуть общество подобных себе,— помогла найти друзей. Она смогла узнать сердца и умы своих новых друзей куда более полно, чем один человек может познать другого. Она полюбила их, стала членом их семьи.
Марта еще отпила чаю, а затем посидела в молчании, глядя в чашку.
— Среди них были и великие,— проговорила она наконец,— те, о которых вы догадались чуть раньше. Пророки, философы, песнопевцы — я не знаю слов в человеческом языке для того, чтобы описать функции, которые они выполняли. Тем не менее среди них были и те, чьи голоса в снопеснопении звучали с особой нежностью и глубиной — нечто вроде музыки и в то же время не музыка... Величайший из всех Песнопевцев носил имя или титул, звучащий как «кива’лл’кие’ккоотаиллл’кке’к». Я не могу выразить словами его снопеснопение так же, как не смогла бы рассказать о гении Моцарта тому, кто никогда не слышал музыки. Но когда Песнопевцу стала угрожать опасность, я сделала то, что должна была.
— Я пока еще не все понимаю,— заметил я, поставив чашку.
— «Чикчарни» построен так, что пол его возвышается над рекой.— Картина бара внезапно вспыхнула в моей памяти ясно и с потрясающей реальностью.— Вот так,— добавила Марта.— Я не пью крепких напитков, не курю и очень редко пользуясь медикаментами,— продолжала она,— и не потому, что у меня нет другого выбора. Просто таково мое правило, обусловленное здоровьем. Но это не значит, что я не способна наслаждаться подобными вещами, так же как я сейчас наслаждаюсь сигаретой, которую курите вы.