у где-нибудь повыше. Но мне необходима эта вершина. Сейчас она значит для меня больше, чем все остальное на свете. Если я отступлю, то буду постоянно думать о ней и рано или поздно все равно вернусь сюда. Только тогда вряд ли я смогу рассчитывать на вас. Мы не должны отступать, у нас отличная команда, лучшая из всех. И если вершину Серой Сестры можно покорить, я думаю, мы на это способны.
— Согласен,— кивнул Стэн.
— То, что ты сказал насчет сверхъестественных сил, Келли,— начал Малларди,— очень забавно, потому что у меня возникли схожие ощущения в тот момент, когда я смотрел на него. Он напомнил мне кое-что из Божественной комедии. Если помните, гора-Чистилище. И потом я подумал об ангеле, который охранял восточную дорогу в Рай. По Данте, Рай находился на вершине Чистилища — и перед входом стоял ангел... Так или иначе, я чувствовал, что, находясь здесь, я совершаю какой-то грех, сущность которого мне не до конца понятна. Но теперь я еще раз все обдумал и считаю, что человека нельзя обвинять в грехах, о которых ему ничего не известно, не так ли? И я не видел, чтобы это существо предъявило какие-нибудь доказательства того, что оно — ангел. Я хочу идти дальше и посмотреть, что творится там, наверху,— если только он не вернется со скрижалями, на которых будет дописана еще одна заповедь.
— На иврите или итальянском? — с любопытством спросил Док.
— Чтобы удовлетворить тебя, я полагаю, она должна быть начертана в виде уравнений.
— Нет,— сказал Док.— Шутки в сторону, я тоже почувствовал что-то странное, когда увидел и услышал его. И знаете, мы ведь не воспринимали речь в прямом смысле слова. Его слова возникали прямо у нас в мозгу. Если вы вспомните, как каждый из вас описывал «услышанное», то выяснится, что каждый «услышал» приказ убираться отсюда, сформулированный по-разному. Итак, оно способно телепатически транслировать речь... Но вот что интересно: может ли оно передавать еще и чувства? — Он повернулся ко мне.— Ты ведь тоже подумал об ангеле, Седой?
— Да,— кивнул я.
— Получается, что мы все мыслили почти одинаково,— удовлетворенно произнес Док.
Тут мы повернулись к Винсу, потому что он единственный из нас не имел никакого отношения к христианству: он родился и воспитывался на Цейлоне и был буддистом.
— А что почувствовал ты? — спросил у него Док.
— Это было Божество,— ответил Винс,— которое, я думаю, похоже на ангела. У меня возникло ощущение, что с каждым шагом вверх я получаю столь плохую карму, что ее хватило бы до конца моей жизни. Только я перестал верить в такие штуки, еще когда был ребенком. Я хочу идти дальше. Даже если мои ощущения верны, я все равно хочу увидеть вершину этой горы.
— И я тоже,— сказал Док.
— Получается, что решение принято единогласно,— подвел я итог.
— Ладно, пусть каждый лелеет своего персонального ангела,— усмехнулся Стэн.— А сейчас пошли спать.
— Хорошая мысль.
— Только давайте ляжем подальше друг от друга,— предложил Док.— По крайней мере, если что-нибудь упадет сверху, нас не накроет всех сразу.
Мы устроились, как предлагал Док, и проспали спокойно до самого утра; больше нас никто — или ничто — не потревожило.
Наш путь продолжал вести вправо, пока мы не поднялись на высоту сто сорок четыре тысячи футов и не оказались на южном склоне. Далее мы стали отклоняться влево и на уровне ста пятидесяти тысяч футов снова вышли на западный склон.
А потом, во время дьявольски сложного и коварного подъема по гладкой вертикальной скале, заканчивающейся нависающим козырьком, снова появилась птица.
Не иди мы в общей связке, Стэн бы, наверное, погиб. Собственно, мы все чуть не погибли.
Стэн был ведущим в связке, когда ее огненные крылья появились на фоне фиолетового неба. Птица камнем упала из-за козырька, как будто кто-то пустил огненную стрелу прямо в Стэна. Мгновение — и она растаяла футах в двенадцати от него. Стэн упал и чуть не утащил нас всех за собой.
Мы напрягли мышцы и смягчили, как могли, его падение.
Он сильно ушибся, но обошлось без переломов. Мы взобрались на козырек, но дальше в тот день решили не подниматься.
Камни падали на нас, но мы нашли другой козырек и укрылись под ним.
Птица больше не возвращалась, но зато появились змеи.
Большие танцующие алые пресмыкающиеся обвивались кольцами вокруг камней и стремительно надвигались на нас через зазубренные ледяные глыбы. Искры летели от их длинных изгибающихся тел. Они свивались в кольца и, вытягиваясь почти во всю длину, плевали в нас огнем. Казалось, они хотели выгнать из-под козырька всю группу, чтобы на нас можно было обрушить град камней.
Док осторожно придвинулся к ближайшей змее и направил на нее поле отражателя — змея исчезла. Он внимательно изучил место, где она только что извивалась, и быстро вернулся к нам.
— Лед остался нетронутым,— сказал он.
— Что? — спросил я.
— Ни кусочка льда не растаяло.
— Вывод?
— Иллюзия,— предположил Винс и бросил камнем в другую змею. Камень пролетел сквозь нее.
— Но ты видел, что случилось с моим ледорубом,— напомнил я,— когда я ударил им эту птицу. Видимо, она обладала электрическим зарядом.
— Может быть, тот, кто посылает все эти штуки, решил, что только зря тратит энергию,— ответил Док,— раз им все равно до нас не добраться.
Мы сидели и смотрели на пляску змей и падающие камни, пока Стэн не извлек колоду карт и не предложил более интересную игру.
Змеи остались на ночь и сопровождали нас весь следующий день. Камни продолжали периодически падать, но было похоже, что запасы у нашего противника подходят к концу. Снова появилась птица и стала кружить над нами. Четырежды она пыталась атаковать, но мы не обращали на нее внимания, и она в конце концов улетела домой на свой насест.
Мы одолели три тысячи футов и могли бы сделать больше, но решили остановиться на удобном выступе с уютной пещерой, где все могли разместиться на ночь. Казалось, наш противник исчерпал свои возможности. Во всяком случае, видимые.
Однако у нас появилось предчувствие, что буря неминуема. Напряжение росло и росло, а мы сидели и ждали, когда случится то, что должно было случиться.
Но произошло худшее: все было спокойно.
Наше напряженное ожидание так и не оправдалось. Я думаю, если бы невидимый оркестр начал играть Вагнера... Или если бы небеса раздвинулись, как занавес, и появился киноэкран, и по буквам, написанным там наоборот, мы бы поняли, что находимся по другую сторону от него... Или если бы мы увидели летящего высоко дракона, пожирающего метеоспутники...
А так нас не оставляло предчувствие, что над нами нависла какая-то угроза, и я мучился бессонницей.
Ночью она появилась снова. Девушка с башенки.
Она стояла у входа в пещеру и, когда я приблизился, отступила. Я встал на место, где только что была она.
Девушка сказала:
— Привет, Седой.
— Нет, на этот раз я не собираюсь гоняться за тобой,— предупредил я.
— А я и не приглашаю.
— Что девушка вроде тебя может делать в подобном месте?
— Наблюдать,— сказала она.
— Я же сказал тебе, что не упаду.
— Твой друг — он чуть не свалился вниз.
— Чуть не считается.
— Ты их лидер, не правда ли?
— Правда.
— Если ты погибнешь, остальные повернут назад.
— Нет,— ответил я.— Они пойдут дальше без меня. Тут я нажал кнопку своей камеры.
— Что ты сейчас сделал? — спросила она.
— Сфотографировал тебя, чтобы узнать, существуешь ли ты на самом деле.
— Зачем?
— Я буду смотреть на твою фотографию, когда ты уйдешь. Я люблю смотреть на красивые вещи.
Она, казалось, что-то произнесла.
— Что?
— Ничего.
— Почему ты не хочешь говорить?
— ... умрет,— сказала она.
— Пожалуйста, погромче.
— Она умирает.
— Почему? Как?
— ...на горе.
— Я не понимаю.
— ...тоже.
— Что случилось?
Я сделал шаг вперед, и она отступила на один шаг.
— Ты пойдешь за мной? — спросила она.
— Нет.
— Возвращайся.— Ей нельзя было отказать в настойчивости.
— А что на другой стороне пластинки?
— Ты будешь продолжать подъем?
— Да.
— Хорошо! — неожиданно кивнула она.— Я...— И снова замолчала.— Возвращайся,— наконец равнодушно произнесла она.
— Извини.
И она исчезла.
Наш путь снова стал медленно заворачивать влево. Мы ползли, распластавшись по стене, забивая костыли в скалу. Огненные змеи шипели неподалеку. Теперь они постоянно сопровождали группу. В критические моменты появлялась птица, чтобы заставить кого-нибудь сделать неверное движение. Разъяренный бык стоял на карнизе и ревел на нас. Призрачные лучники пускали огненные стрелы, которые всегда рассыпались искрами перед тем, как ударить в цель. Сверкающие вихри налетали и исчезали среди камней. Мы снова поднимались по северному склону и продолжали смещаться на запад, когда достигли отметки ста шестидесяти тысяч футов. Небо было глубоким и голубым, и теперь на нем всегда горели звезды. «Почему гора так ненавидит нас? — думал я.— Что в нашем поведении разозлило ее?» В который раз я смотрел на фотографию девушки и думал, что же она такое на самом деле. Являлась ли она порождением моего мозга, которому гений горы придал форму девушки, чтобы соблазнять нас, подталкивать, вести, звать, как сирена, к месту нашего последнего падения? Падать было далеко...
Я стал думать о своей жизни. Почему человек начинает ходить в горы? Может быть, его влечет высота, потому что он боится оставаться внизу? Неужели он так плохо чувствует себя в обществе людей, что хочет непременно оказаться над ними? Путь вверх труден и долог, но если он будет успешным, то впереди тебя ждет какая-то награда. А если ты сорвешься, то наградой будет слава. Закончить свое существование, упав с колоссальной высоты вниз, разбиться вдребезги — вот подходящая кульминация для проигравшего... и она тоже потрясет и горы, и умы, заставит многих задуматься,