Отряд выехал из ущелья, и перед наездниками распростерлась широкая равнина — буфер между обитаемыми территориями и пустыней Хайран, занимавшей всю центральную часть материка.
Сначала Кетгут не понял, отчего стало светлее, а когда до него доперло — чуть не поперхнулся собственной слюной, которую уже приготовился сплюнуть.
Равнина была освещена кострами и факелами. На сколько хватало глаз. Тысячи, а скорее десятки тысяч огоньков мерцали в степи, создавая неповторимый эффект. Красивый и страшный одновременно. Казалось, что безбрежный искрящий океан развернул перед ним свои могучие волны…
— Хиргец, — обронил Кетгут, не в силах отвести взгляда от величественной панорамы.
— К ставке людей! — скомандовал тем временем Млечный Фирн. Желтые отблески ближайшего факела выхватывали из темноты острые линии его костистого черепа.
— Людей? — вытаращился Кетгут. — Видать, ты обезумел, вождь арраунов…
— Туда, — вытянул одну из рук кто-то из окружения Фирна, указывая на особенно густое скопление огней.
— Вперед!
Пришпорив скакуна, Кетгут в ужасе обернулся, выискивая в ночи долговязую фигуру Фирна.
— Ты хочешь атаковать целую ставку дюжиной? Я отказываюсь участвовать в этом самоубийстве! Нас боевые маги превратят в пыль за версту! Не подумай, что я хочу умалить силы твоих людей, но это — верная и довольно нелепая гибель…
— Замолкни, мастер смерти, — жестко оборвал Фирн, нагоняя Кетгута и пристраиваясь рядом. — Мы будем сражаться на стороне Союза.
Кетгут с полминуты соображал, пытаясь найти логику в словах аррауна.
— Наверное, это я рехнулся, — в конце концов решил он. — Ибо теперь вообще ни фига не понимаю… Аррауны разорвали дипломатические отношения с оборотнями и ящерами и присоединились к Велланскому Союзу?
— Нет. Это сделал лишь я и верные мне люди. — Фирн мотнул головой на остальных всадников, мчащихся рядом. — Война назревала уже давно. Еще пять лет назад правители рас на всемирном совете поняли, что мир продлится недолго. Неужели ты не обратил внимание на рекрут-кампании, на усиление армий, скорую переподготовку боевых магов и элитных частей? Альянс и Союз стремительно наращивали военную мощь, не афишируя этого.
— Но из-за чего, черт возьми? В чем причина конфликта? Ведь столько веков длилось перемирие!
— Ресурсы.
— Какие еще ресурсы?
— Все, Кетгут. На материке медленно, но неотвратимо заканчиваются ресурсы. Их уже не хватает на семь рас. Нас слишком много. Слабейшие должны выбыть из игры: уступить место сильнейшим.
Кетгут некоторое время скакал молча.
— Сколько? — наконец осмелился спросить он.
— Минимум две, мастер смерти, — не поворачивая головы, ответил Млечный Фирн. — Вожди Альянса решили, что две расы должны покинуть этот мир навсегда. А вот, какие именно — должна показать война, которую я хочу предотвратить.
Кетгут оторопел.
«Минимум две…» — все еще звучало у него в ушах.
Пальцы вдруг стали ватными, и поводья потными змейками выскользнули из ладоней. Океан мерцающих огней, в пучину которого он несся на полном ходу, покачнулся и стал переворачиваться.
Пылающая земля и темное небо поменялись местами.
В следующий миг Кетгут не удержался и вылетел из седла…
— Пусть он знает правду.
— Почтенный Фирн, ты удивляешь меня. Как можно доверять проходимцу?
— Иного выхода нет. Если мы решимся на такой шаг, нужно быть уверенным, что Наста и остальные полководцы Альянса не возродятся.
— Сомневаюсь, что необходимо позволять видеть целостную стратегическую картину обыкновенному исполнителю.
— Он не обыкновенный исполнитель, венценосный. Он — наша единственная надежда. Шанс предотвратить истребительную бойню, по сравнению с которой Великая Война покажется детской стрельбой из рогатки.
— Почему ты так считаешь? Я могу дать тебе отряд лучших следаков, и они соберут Улики быстрее и надежнее одиночки.
— Быстрее — да. Но веришь ли ты до конца своим людям? Ведь чем многочисленнее войско, тем выше вероятность предательства. В случае, когда речь идет об одном человеке, количество вариантов сокращается до двух: либо да, либо нет. А целый отряд — это уже далеко не два варианта.
— Фирн, не высасывай мне мозг сомнительными математическими доводами, окажи милость.
— К тому же, венценосный правитель людей… Доспехи Нордна, кажется, существуют лишь в единственном экземпляре.
— Да. Здесь ты прав.
— Стало быть, ты согласен?
— Хорошо, почтенный Фирн. Пусть он знает.
— Мудрое решение, венценосный.
— Надеюсь…
Кетгут слышал весь разговор будто бы сквозь сон. А может быть, то и был сон?
Когда он начал приходить в себя, первое, что ему стукнуло в голову: мыслить — самое трудное занятие на свете. Хотелось заснуть, но мешало монотонное гудение в ушах и желчное жжение в глотке. Тошнило, болели шея и затылок. События минувших суток промелькнули в сознании какой-то маниакальной карикатурой и показались малозначимыми…
Видно, при падении со скакуна, он достойно приложился башкой оземь.
— Хватит расслабляться. — Фирн цинично толкнул Кетгута в плечо. — Развалился, как барышня на сеновале.
— С каких это пор тебе по нутру человеческий юмор? — прошамкал он, разлепляя веки.
Арраун развел всеми четырьмя руками:
— Давно увлекся. Занятно, честное слово. Вы единственная раса, юмора которой я так до конца и не понял.
— Это заметно, — пробурчал Кетгут, дивясь собственной смелости. — По крайней мере, шутишь ты абсолютно не смешно. Я это еще в трактире подметил.
Фирн подумал секунду и улыбнулся рудиментарными губами.
— Этот сарказм мне вполне понятен.
— Радует. — Кетгут оглядел богатое внутреннее убранство армейской палатки, в которой они находились. — С кем ты только что разговаривал?
— Не важно. Сейчас слушай меня внимательно и запоминай с первого раза.
— Попробую.
Костер горел в центре прямоугольного помещения. Дым резво убегал в конусную вытяжку. Мутно-оранжевые отблески ретиво прыгали по предметам. Зловеще подсвечивались шкуры, развешанные на стенах, бликовали фужеры из лучшего цверговского хрусталя, которыми был уставлен небольшой золотой столик, крошечные отражения подрагивали в прозрачно-кровавой толще кувшина с вином.
Фирн пристально посмотрел на Кетгута щелками своих чуть раскосых глаз сквозь языки пламени.
— Зря ты корчишь из себя крутого, мастер смерти. Пришло время пугаться, а не бравировать.
Кетгут промолчал, вспоминая последние слова, услышанные им перед тем, как вылететь из седла…
«…две расы должны покинуть этот мир навсегда…»
— О боги… — прошептал он, начиная постепенно догонять ситуацию.
— Они не помогут, — негромко проговорил Млечный Фирн. — Боги не помогут нам избежать столкновения. Альянс Трех собрал огромную армию, отменно вооруженную и экипированную. Несколько самодуров в правящих кругах Велланского Союза ошибочно полагают, что готовы к масштабному кровопролитию. Ты сам имел удовольствие видеть: они даже устроили открытую провокацию возле посольства ящеров, дабы ускорить конфликт. Недалекие, самоуверенные кретины! Они даже не позволяют проникнуть в свои крошечные мозги толике сомнения! А стоило бы. Потому что никакого живописного сражения не будет. Большинство разведчиков и агентуры Союза подкуплено и перевербовано, а те крохи, которые оказались верны присяге — давно убиты на территории Альянса без шанса на возрождение. Посему Велланский Союз даже приблизительно не представляет, какая угроза нависла над ним. Угроза истребления доброй половины населения.
— Это нереально.
— Нереально? Стотысячная армия арраунов, ящеров и оборотней приближается в эти минуты к северным границам пустыни Хайран. Это более чем реально.
— Сколько-сколько? — прошептал Кетгут. — Ты, наверное, оговорился насчет численности…
— Сто тысяч отлично подготовленных солдат и офицеров под предводительством главы роя Чедай государства арраунов.
Кетгут на время даже потерял дар речи. Наконец выдавил:
— Такая армада под командованием Темной Насты?
— Именно. Это конец Союза, Кетгут. Более того… Это конец миру на материке на очень долгое время. Не на недели или месяцы, а на десятилетия, понимаешь?.. Потому что Наста и ее соратники из числа верховных ящеров и оборотней не остановятся. Они будут убивать, пока колодцы жизни не захлебнутся от желающих воскреснуть, а две из семи рас не канут в лету. И ужас в том, что им абсолютно все равно — какие именно это будут расы.
— Даже… если их собственные?
— Да. Им совсем… э-э… снесло башню. Кажется, так вы говорите в подобных случаях? — уточнил Фирн.
— Кажется, так… — машинально повторил Кетгут. — Но зачем ты предал свой рой, арраунов, Альянс?
— Я генерал, но не безумец. И не хочу стать частичкой хаоса, который надвигается на материк, чтобы повергнуть его во мрак голода и войны.
— Это слова воина, но не политика. А ты, насколько мне известно, политик, Млечный Фирн… Поэтому я не верю. Скажи правду, если хочешь, чтобы я помог тебе.
Арраун поднялся. Лиловая мантия, наброшенная поверх тяжелой боевой брони, зловеще всколыхнулась в такт его резкому движению.
— Это моя правда, мастер смерти! У меня есть причина, по которой я хочу предотвратить войну. Но это — лишь моя причина! Запомни! А тебе могу сказать только одно: хоть я больше и не предводитель всех арраунов, но и не предатель. Я…
Он осекся.
— Хорошо-хорошо, — быстро согласился Кетгут, смекнув, что перечить взбешенному аррауну неумно. — Что насчет плана? Он у тебя есть?
Фирн посмотрел на него сверху вниз и мгновенно остыл. Нахмурился.
— Слушай, Кетгут, я не могу долго на тебя злиться. Ты иногда странновато себя ведешь даже для человека… То клоунаду устраиваешь, то хамишь, то говоришь вполне дельные вещи. Хотя последнее — редкость.
— Это, видимо, нервное.
— Хм… Смешно. Наемник с расшатанной нервной системой. Когда-нибудь я обязательно допру до специфики вашего юмора.